Страница 1 из 3

Ангел света

Холдеман Джо

Джо Холдеман

Ангел света[1]

Все началось достаточно невинно. Скоро Рождество, а денег нет. Я спустился в подвал и как следует его прочесал в поисках чего-нибудь такого, что можно было бы подарить детям. Такого, чего они сами еще не нашли во время своих «хаджей».

На верхней полке, за вязанками щепок, дожидавшихся холодов, я заметил задвинутый глубоко в угол старый деревянный сундук. Судя по толстому слою пыли на крышке, стоял он там со времен моего отца, а то и дольше.

«Не открывай, — предупредил меня внутренний голос. — Сообщи в полицию».

Но над замком было выгравировано имя: Джон Биллингс Вашингтон. Джоном Вашингтоном звали моего отца до обращения. Кажется, Биллингс — это второе имя его отца. Не исключено, что этот сундук — двадцатого века.

Замок весь проржавел. Я спустился со стремянки и нашел большую отвертку, чтобы открыть его.

Потом я сдвинул сундук с полки, пристроил его на плечо и стал осторожно спускаться. Стремянка подо мной скрипела. Я поставил сундук на верстак, один светильник подвесил на балку над головой, а другой поставил на стопку обрезков досок рядом с верстаком.

Шурупы так скрипели, когда я выкручивал их из твердого дерева, что становилось даже смешно — ведь я собирался устроить детям сюрприз. Но Мириам самозабвенно играла на пианино и пела дуэтом с Фатимой, репетируя рождественскую службу. Можно было хоть из пистолета палить — все равно никто не заметил бы.

Задвижка отошла, и крышка откинулась с металлическим скрежетом. Пахло затхлостью и чем-то еще. Ружейным маслом. Сверху лежал увесистый сверток из серой ткани. Конечно, там ружье.

Найти в доме оставшееся с давних времен оружие — не редкость; ведь его было так много. А вот боеприпасы попадались нечасто. А здесь — два тяжелых магазина.

Я узнал этот автомат — видел на старинных фотографиях. Это «узи», который изобрели и применяли в древнем государстве Израиль. Я положил автомат на место и вытер руки.

Нет, на Рождество такое не дарят. Разве что на Ид,[2] на совершеннолетие — например, Ибригаму, когда он войдет в возраст и должен будет решить, хочет ли он идти на военную службу. Он посмеется — мол, еврейское оружие. Надо будет спросить имама, нужно ли подвергнуть автомат ритуальному очищению и как это сделать.

Под автоматом лежали три картонные папки — когда-то они были стянуты резинками, но теперь от резинок остались только липкие полоски. В папках оказалось множество никому не нужных документов — банковских и на землю.

А под ними я заметил что-то похожее на непристойную картинку. Я сразу отвернулся, закрыл глаза и попросил Мухаммеда и Иисуса даровать мне силы. Затем я вынул этот предмет из сундука и направил на него свет.

Это был пластиковый пакет с надписью «Азотная печать». Странное, техническое выражение из далеких времен.

Внутри была книга с поразительной картинкой на обложке. Мужчина и женщина, оба белые, держат друг друга в объятиях. При этом у женщины перепуганный вид. А у мужчины — просто решительный: он целится из пистолета во что-то вроде гигантского кальмара, зеленого, как трава. Голова женщины не покрыта, и поначалу кажется, будто она обнажена, но на самом деле одежда у нее прозрачная, словно у танцовщиц. Называлась книга «Душераздирающая антология ужасов», и на ней стояла дата: лето 1944 года. Значит, это 1365 год — более чем за сто лет до хрислама.

Я перелистал книгу — с увлечением, несмотря на ее нечестивое и кровавое содержание. По большей части это были сказки: не благочестивые притчи или народные сказки, а лживые истории, которые когда-то было принято сочинять для развлечения. Возможно, эти истории придумывались и для моральных наставлений. На большинстве иллюстраций были изображены люди в опасном положении — или с физической, или с моральной точки зрения.

Первая история под названием «Карлик-исполин» поначалу показалась мне богохульственной: там говорилось о человеке, который гневался на Господа за то, что Тот создал его меньше ростом, чем прочих людей. Но потом волшебная машина делает всех людей на свете крошечными, и карлик, получив внезапное преимущество, превращается в чудовище. Однако он видит в этом возможность духовного подвига и исправляет свои ошибки. Он ломает машину, мир становится прежним, и Господь вознаграждает этого человека любовью.

К люку, ведущему в подвал, подошла Надия, моя младшая жена, и спросила, не надо ли мне помочь.

— Нет, — сказал я. — Не жди меня. Мне тут надо кое-что выяснить. Это мужское дело.

Напрасно я так сказал. После утренней молитвы, как только я уйду на работу, Надия обязательно сунет сюда нос.

Я поглядел на женщину на обложке книги — такую беззащитную и беспомощную, выставленную на всеобщее обозрение. Наверное, надо уничтожить книгу, чтобы Мириам или Надия ее не увидели. Подарить Ибригаму? Нет; книга ему понравится, но собьет с пути истинного.

Я поставил оба светильника на стол, по сторонам от книги, чтобы как следует ее разглядеть. Бумага побурела, краска выцвела. Я осторожно переворачивал ломкие страницы, хотя почти не сомневался, что еще до рассвета сожгу книгу. Но сначала прочитаю как можно больше. Я успокоил мысли молитвой, вспомнив хадис Пророка о пользе знаний.

В 1365 году весь мир был охвачен кровопролитной войной, и на многих страницах книги шла об этом речь. По-моему, всего через год Америка впервые применила ядерное оружие, однако упоминаний о нем я не нашел. (Нашел, правда, какие-то «боны», которые поначалу прочитал неправильно и принял за «бомбы». Но боны — это какие-то ценные бумаги.) Это были небольшие заметки, по всей видимости выдаваемые за правду, о том, как достижения науки были использованы против врагов Америки. Те, которые за правду не выдавали, читать было интереснее, но понимать — труднее.

Истории были в основном религиозного содержания. «Гораций на мосту» — о человеке, который обнаружил «дух» моста и одолел его игрой на флейте. «Пыльный ужас» и «Прилив-пожиратель» повествовали об ученых, которые погибли, поскольку взяли на себя роль Господа: один наделил муравьев разумом и обращался с ними так, словно он всемогущее божество, а другой в гордыне своей даже пытался создать новую Вселенную, где сам он намеревался стать Аллахом. Последний рассказ, «Бог света», был о машине, которая, очевидно, являлась воплощением шайтана и соблазняла людей погубить мир.

Стиль изложения был грубоват и местами туманен, хотя, разумеется, отчасти просто отражал технологическую культуру, подавлявшую в те времена и сочинителей, и читателей подобных историй. Сейчас жизнь стала проще и чище — по крайней мере по эту сторону городских стен. Возможно, мир кяфиров[3] и по сей день живет по-прежнему.

Это натолкнуло меня на одну мысль. Вероятно, подобные предметы в их мире — редкость и диковина. Деньги кяфиров я не возьму — хотя многие так поступают, и довольно часто, — но, вероятно, смогу обменять книгу на что-то более подходящее в качестве рождественского подарка. Подобные сделки можно осуществлять без посредника, а я, честно говоря, не очень хочу доводить до сведения моего имама, что у меня имеется такая сомнительная книга.

Сейчас все уже не так строго, но я отчетливо помню тот день — более сорока лет назад, — когда моему отцу пришлось сжечь почти все свои книги. Мы носили их ящик за ящиком на парковку перед церковью, и там их облили бензином и подожгли. Я всегда вспоминаю об этом, когда чувствую запах бензина, такой редкий в наши дни.

Отцу разрешили оставить себе только две книги — Новый Коран и Новую Библию. Когда при неожиданном обыске в его кабинете впоследствии нашли Алкоран, отцу пришлось провести целую неделю нагишом в клетке на том самом месте — на растрескавшейся бетонной площадке перед церковью, — на одной воде; лишь в последний день ему позволили съесть кусок хлеба.

В исламе существует два праздника с таким названием: Ид аль-фитр (Ураза-байрам) — праздник разговения по окончании поста в священный месяц Рамадан; Ид аль-адха (Курбан-байрам) — праздник жертвоприношения.

Кяфир (араб.) — неверный.