Долина откровений

– Он кавказский мужчина, а у них все долгожители, – заметил Феликс. – Я где-то читал, что чем южнее находится страна, тем больше в ней курильщиков.

– Это зависит не от климата, а от уровня образования и цивилизации, – строго заметил Дебольский. – Знаете, где больше всего курильщиков? Почти сто процентов мужчин. В секторе Газа у палестинцев. Почти все мужчины курят дешевые сигареты. А рядом живут израильтяне, где процент курильщиков в несколько раз меньше. Вот так.

– Только не говорите это в присутствии Ибрагима, – усмехнулся Феликс, – он сразу скажет, что вы не любите мусульман и всегда выступаете за евреев.

– А он не мусульманин, – вмешался я, – Ибрагим осетин по отцу, а значит, православный. Хотя по матери он может быть и мусульманин. Там на Кавказе все так запутано, что ничего не поймешь.

– И не нужно ничего понимать, – отмахнулся Феликс. – Ибрагим вполне устраивает меня как деловой партнер и наш товарищ. Кто он по национальности, к какой вере принадлежит и кем были его бабушка или мама, меня мало интересует. У меня, например, греческие корни, но я никогда не считал себя греком. А Ибрагим часто обижается, когда начинают говорить о «лицах кавказской национальности». Он считает, что мы должны разделять, где осетины, где чеченцы, где грузины, а где азербайджанцы. А почему я их должен разделять? В Индии, например, столько разных народов. Мы даже не знаем название многих из них. Для нас они все индусы.

– Но кавказцев мы должны отличать, – я выступаю на правах эксперта, так как моя мама родом из Пятигорска. И среди её соседей было много армянских и лезгинских семей. – Помните бесланскую трагедию? Тогда пострадали осетины. А среди нападавших были ингуши и чеченцы. Просто сверху дали указание не муссировать эту тему в СМИ. И правильно сделали. Чтобы не стравливать лишний раз народы, которые и без того не очень доверяли друг другу. У осетин и ингушей старые земельные разногласия. И теперь представьте, как обижается осетин, когда его называют чеченцем или ингушом. А возьмите армян и азербайджанцев. Они тоже обижаются, когда мы в Москве их путаем. Для нас они все на одно лицо, все чернозадые и чужие.

– Ну, хватит, – поморщился Леонтий Яковлевич, – вы оба очень неполиткорректные люди. Ни ты, Феликс, ни ты, Роман. Так нельзя. Когда дело касается бизнеса, мы забываем, кому и зачем продаем. И у кого покупаем. Главное, чтобы у него были деньги либо с изображением американских президентов, либо цветные картинки европейской цивилизации. Мы даже готовы принимать наши рубли, которые уже давно не «деревянные». На этом уровне национализма не бывает. Деньги уравнивают всех, делая нас настоящими интернационалистами. А вот когда мы общаемся с другим уровнем людей, идем на базар, берем на работу новых сотрудников, ищем прислугу, вот тогда мы и вспоминаем обо всех этих фобиях. Хотя сейчас фобии стали другими. Я слышал, что многие ищут себе охранников из мусульман, а домработниц из Филиппин или Китая.

– Да, – кивнул Феликс, – у нас тоже домработница филиппинка. Это сейчас модно. Исполнительная, чистоплотная, внимательная, аккуратная. И очень тихая, её почти не слышно. Идеальный работник. А насчет мусульман… Знаете, почему их сейчас берут в охранники? Среди них много по-настоящему верующих. Если он поклянется на Коране, что будет верно служить, то можете не сомневаться, он скорее отдаст жизнь, чем вас предаст. А среди остальных могут попасться и предатели. Верующих почти не осталось.

– Можно подумать, что среди верующих не бывает предателей, – меня раздражает смех, который все время доносится с другого конца лайнера. Но я пытаюсь скрыть своё раздражение.

– Сейчас предательство поощряется, – напомнил Леонтий Яковлевич.

Дебольский не намного старше нас. Но как-то так получилось, что мы все обращаемся к нему на «вы», тогда как он говорит нам «ты». Может, потому, что он гораздо опытнее нас. Когда он стоял у истоков цехового движения в нашей стране, мы были ещё неопытными мальчишками. В семидесятые годы, когда Леонтий Яковлевич работал курьером между Ташкентом и Ригой, некоторые из нас ещё учились в школе. Потом Дебольский стал одним из известных цеховиков и всегда счастливо избегал милицейских и прокурорских проверок. Его даже считали «счастливчиком». В конце восьмидесятых он был руководителем крупного кооператива, тогда как Феликс был ещё аспирантом в своем институте, я сидел младшим научным сотрудником у себя в лаборатории, а Ибрагим был комсомольским функционером в Дагестане. Кажется, третьим секретарем райкома комсомола. Уже через несколько лет все поменялось, наша большая страна распалась, и мы все трое ушли в бизнес.

Леонтий Яковлевич услышал смех и повернул голову. Потом строго посмотрел на меня.

– Две женщины – это уже очень много. Я не совсем понимал мотивы Ибрагима и согласился только потому, что мы никого бы не нашли за такой короткий срок. Но ты меня по-настоящему удивил. Мы знакомы столько лет, и я никогда не думал, что ты такой донжуан. Зачем ты согласился заплатить за неё такую сумму? Или вы уже раньше встречались?

Феликс хихикнул и отвел глаза. Неужели он раньше с ней встречался? Я нахмурился.

– Нет, – мрачно ответил я, – мы не встречались. Но Лёва позвонил мне и сообщил, что улетает на похороны своего дяди. Он сразу объяснил, что вынужден будет задержаться…

– Знаю, – кивнул Дебольский, – они не могут поделить наследство. Слишком много наследников.

– Поэтому я и подумал, что нужно кого-то взять, иначе его место просто пропадет. Вы же знаете, что мы близкие друзья. Но кого бы я смог уговорить за такое короткое время? Я позвонил Ибрагиму посоветоваться, и он мне подсказал кандидатуру Юлии Ивченко, подруги его Аллы. Мы сразу решили, что двум женщинам будет легче, чем одной. К тому же её журнал сейчас самый популярный в Москве, да и по всей стране. Выходит, мы сделали неплохое вложение в наши компании. Бесплатная реклама на всю Россию. Она наверняка напишет о нашем путешествии.

– Может, и напишет, – согласился Леонтий Яковлевич, – но все равно ты что-то недоговариваешь. Скажи честно – она тебе нравится?

– Как женщина? Или как главный редактор? – я тянул время.

– Нет, как знакомая Гоги, – вставил Феликс, нехорошо улыбаясь, – ты же знаешь, что она встречалась с ним несколько лет.

– Какого Гоги? – спросил Дебольский. – Неужели вы говорите о том, о ком я подумал? И ты мог предложить взять с собой такую женщину? Зачем тебе такие неприятности, Роман, к чему?

– Насколько я знаю, они уже расстались, – ответил я, – и какое мне дело до её бывших знакомых.

Леонтий Яковлевич посмотрел на Феликса, словно для того, чтобы тот подтвердил мои слова. Феликс кивнул. Дебольский вздохнул и снова взглянул на меня.

– Значит, в данный момент она свободна. И ты решил воспользоваться ситуацией. Кстати, ты не ответил на вопрос. Она тебе нравится? Только не рассказывай сказки, как тебе нравится читать её редакционные статьи. Все равно не поверю.

– Наверно, да, – я пожал плечами, – она достаточно стильная. И я подумал, что не будет ничего страшного, если мы предложим ей это путешествие. Она занималась спортом, плаванием, художественной гимнастикой. Достаточно подвижная, сильная, выносливая. И если им будет трудно, мы всегда может вызвать вертолет и отправить их в отель…

– Наверно, ты прав, – согласился наконец Дебольский, – возможно, она действительно даст какой-нибудь интересный репортаж. А если ты ещё и сумеешь пробудить в ней какую-нибудь симпатию, то это будет совсем неплохо.

– Если только Феликс не помешает, – наконец вставил я.

– Ни в коем случае, – поднял свои пухлые ручки Феликс, – я пас. Можешь делать все, что угодно. Это твоё право. Ты заплатил деньги, это твоя партия.

– Спасибо. В таком случае я иду к ним, иначе Ибрагим скоро отобьет у меня и эту женщину.

Я направился туда, откуда доносился смех. Ибрагим и обе женщины достали уже по второй сигарете. У меня такое ощущение, что женщины сейчас курят больше мужчин. Таким глупым образом самоутверждаясь. Я вошел в небольшой кабинет. Ибрагим обернулся к нам.