Крах одной карьеры

— Хорошо, — Кудряшов встал. — Тогда разрешите быть свободным.

— Конечно, иди гуляй пока. И дай бог, чтобы у тебя работы не было.

Начало симпозиума было коротким и деловым. Представитель Академии наук УССР поздравил участников. С ответной речью выступил Мездриковский.

Когда объявили выступление Кушкира, зал равнодушно гудел. Этого имени никто не знал, да и званий у него не было. Валерий быстро прошел на кафедру, взял в руки мел, откашлялся.

— Товарищи, дамы и господа, — голос его немного дрожал, но Валерий быстро взял себя в руки, — на каком языке делать доклад?

Мездриковский с усмешкой поднял голову, но тут же быстро повернулся к залу. Шум стих.

— Тогда, — Валерий оглядел амфитеатр, — я буду докладывать на русском, на вопросы готов отвечать на английском…

Доклад был подготовлен хорошо. Еще в общежитии он отрепетировал его перед зеркалом, выверяя интонацию, жесты и движения перед мнимой доской. Кушнир говорил не торопясь, четко и громко, изредка подходил к доске и несколько небрежно писал необходимые формулы. Он чувствовал, что зал слушает его, и от этого в груди у Валерия поднималось какое-то новое, неизведанное чувство легкости и уверенности в себе. Когда он закончил, раздались аплодисменты. Некоторое время Валерий стирал с доски и терпеливо ждал, когда начнут задавать вопросы. Но их не было. Валерий разочарованно пожал плечами и спустился в зал.

Потом выступили еще несколько человек, но Валерий их не слушал. Наконец объявили перерыв. Кушнир спустился в буфет и взял чашку кофе. Присел на полукруглый диван. Закурил.

— Разрешите? — Около него остановился человек с аккуратно подбритыми усиками. Через плечо на ремешке был перекинут «Никон». — Корреспондент журнала «Сайенс энд Сосайэти» Гарри Травински…

— Пожалуйста, — Валерий жестом пригласил Травински садиться.

— Я бы хотел выразить вам свою признательность, — церемонно начал говорить Травински, — за полный и интересный доклад. Честно говоря, я поражен: столь молодой ученый и уже выступает на таком представительном симпозиуме. Это обнадеживает. Разрешите несколько вопросов?

Кушнир молча кивнул головой, чувствуя, как у него в душе закипает неуемная радость.

— Вы кандидат наук?

— Скоро, наверное, буду.

— О… Надеюсь, вы защититесь с блеском, Валерий Борисович, — с уважением покачал головой Травински. — На мой взгляд, у вас есть все необходимые для ученого качества: уверенность, смелость… У вас своя лаборатория?

— Нет… пока. Я работаю у Евгения Павловича Мездриковского. — Это очень известное имя, — Травински значительно хмыкнул, отпил кофе. — Несколько лет назад я был представлен вашему учителю и имел с ним большую беседу. Его имя хорошо знают наши читатели, а наш журнал читают даже лауреаты Нобелевской премии. Я вам завидую, Валерий, разрешите вас так называть?

— Пожалуйста. — Кушнир глотнул остывший кофе и с интересом посмотрел на собеседника. «Откуда он так хорошо знает русский язык? И ведет себя так, словно мы давным-давно знакомы… Одет отлично… Что он хочет?»

— Так вот, Валерий, — Травински закурил, — я откровенно завидую вам: общаться каждый день с таким видным ученым, наблюдать его непосредственно в работе не каждому дано. Наверное, Евгений Павлович делает для вас многое?

— Конечно. Если бы не он, я бы и на симпозиум не попал. — Ответ вырвался как-то неожиданно и быстро, и Валерий заметил, что корреспондент с пониманием кивнул, словно был в этом уверен. — Приходите завтра на секцию, я там с докладом выступаю. Знаете, в физике твердого тела много белых пятен, — Валерий улыбнулся, — и я завтра постараюсь раскрыть на некоторые проблемы точку зрения школы Мездриковского.

— О! Это, конечно, будет интересно… Я обязательно приду. Раздался звонок. Травински встал, извинился и заторопился в зал.

— Здравствуй! — Кудряшов протянул Валерию руку. — Здорово ты выступал. Жаль, вопросов не было, но это обычное дело. Первые доклады слушают невнимательно. Зато на рабочей секции дадут жару. А так — хорошо.

— Спасибо, — Кушнир улыбнулся. — А я уж думал, что из пушки по воробьям бабахнул.

— Брось, все нормально. Кстати, несколько человек у меня расспрашивали, кто ты и что.

— Да? — радостно удивился Кушнир. — А впрочем, вот и американец тоже интересовался.

— Какой американец? — равнодушно бросил Кудряшов.

— А вот сейчас со мной сидел. С усиками. По-русски говорит лучше нас с тобой. Журнал «Сайенс энд Сосайэти»…

— А что он от тебя хотел? — удивился Андрей.

— А черт его знает, — Валерий пожал плечами. — Подошел, представился, завел разговор о том о сем. Спросил, есть ли у меня лаборатория. Я ему: дескать, откуда, когда я без году неделя как университет окончил. А, треп, одним словом.

— Бывает, не расстраивайся. Ты лучше к выступлению на секции как следует подготовься, а то забьют вопросами.

— Меня не забьют, — самоуверенно произнес Кушнир. — Я сам кого хочешь забью.

— Не скажи, — Андрей покачал головой, — насколько я понял из твоего доклада, эксперименты у вас не совсем чистые были.

— Это почему? — взвился Валерий.

— Статистики маловато.

— Но для подтверждения теории…

— Для подтверждения теории нужно провести большое количество экспериментов. Не так ли?

— Ты математик?

— Что-то вроде этого, — Андрей пошевелил пальцами в воздухе, — парапсихолог. — И засмеявшись, он подтолкнул Кушнира к дверям зала. — Идем, а то пропустим все доклады.

Заседание секции проходило в небольшой аудитории Киевского университета. Председательствовал Григорий Александрович Водолагин.

Валерий выступал пятым. Он развесил листы ватмана с экспериментальными данными, таблицы. Повернулся к залу и сразу же заметил в первом ряду Травински. Тот сидел, держа на коленях раскрытый «Никон» и диктофон.

Кушнир повернулся к Водолагину, словно спрашивая разрешения начинать, и, после того как тот чуть заметно кивнул, начал говорить. Говорил он положенные десять минут. Закончив, внимательно посмотрел в зал.

Андрей оказался прав: вопросы посыпались как из рога изобилия.

— Здравствуйте, Валерий, — Травински протянул ему руку и какое-то время тряс ее, весело улыбаясь, — вы молодец. Такой бой выдержали! Мездриковский будет вами доволен.

— Эх, будь Евгений Павлович на заседании, от этих крикунов камня на камне не осталось бы! — раздраженно выпалил Кушнир.

— Ничего. Вы и так с честью отстояли позицию школы уважаемого Евгения Павловича. Вы сейчас куда?

— Сам не знаю. Хочется просто пройтись.

— Разрешите я с вами… пройдусь?

— Пожалуйста.

Они молча спустились на Крещатик и долго шли, думая, с чего начать беседу. Неожиданно Травински придержал Кушнира за руку:

— Присядем, Валерий…

Кушнир покорно опустился на широкую скамейку и закурил.

— Знаете, — Травински задумчиво ковырял прутиком землю. — Мне кажется, что Евгения Павловича Мездриковского не очень поддерживает определенная категория ученых…

— Это просто зависть и происки! — Кушнир повернулся к собеседнику. — «Чистота эксперимента… неточность модели…». — Он передразнил взъерошенного парня. — Пустобрехи! Ума ни грамма, а Водолагин их за уши тащит, лишь бы «ученики» были…

Травински с интересом посмотрел на красное от злости лицо Кушнира, чуть улыбнулся:

— Это ваша обида говорит.

— Да причем тут обида! Просто противно становится…

— А вы знаете, — голос Травински вдруг стал тихим, и он задумчиво помолчал, — я бы мог вам помочь.

— Как? — удивился Валерий.

— Хотите, журнал опубликует ваш доклад на симпозиуме? Это псцдержит ваши позиции.

Кушнир вопросительно посмотрел на Травински. Тот спокойно выдержал взгляд и положил руку на плечо Валерия.

— Свое научное кредо надо защищать, юноша, — Травински покровительственно улыбнулся. — Ну так как? Согласны? По глазам вижу, что согласны. Вот и отлично. Скажу вам больше: я еще вчера связался с редакцией по телефону, и мой шеф просил заказать вам статью!