Страница 39 из 45
– Обман! О, конечно же нет. Мадам не могла бы обмануть и младенца, даже если бы и захотела.
– Она ангел, – подхватил молодой француз с жаром. – И я должен сделать все, что в моих силах, для ее счастья. Вы мне верите?
Элиза выпрямилась и заговорила с достоинством:
– Я служу у мадам много лет, мсье. И чистосердечно могу сказать: я люблю ее. Если бы я не верила, что вы ее обожаете, как она того заслуживает, – так вот, мсье, я бы вас растерзала на куски!
Рауль засмеялся.
– Браво, Элиза! Вы преданный друг, и вы должны одобрить мое решение сказать мадам, чтобы она рассталась с духами.
Он ожидал, что старая женщина воспримет его шутку со смехом, но, к его удивлению, она оставалась серьезной.
– А предположим, – проговорила она нерешительно, – духи ее не оставят?
– Я думал, вы не верите в духов.
– Больше не верю, – сказала Элиза упрямо. – Глупо в них верить. В то же время…
– Ну?
– Это трудно объяснить, мсье. Видите ли, я всегда считала, что медиумы, как они себя называют, это ловкие мошенники, которые обманывают бедных людей, потерявших своих близких. Но мадам вовсе на них не похожа. Мадам хорошая. Мадам честная и…
Она понизила голос и проговорила с благоговейным страхом:
– Такие вещи происходят. Это не трюк – происходящие явления. Вот почему я боюсь. По-моему, все это нехорошо, поскольку противоречит природе и доброму Богу, и кто-то должен за это расплачиваться.
Рауль поднялся из кресла, подошел к ней и похлопал по плечу.
– Успокойтесь, моя добрая Элиза, – сказал он с улыбкой. – Я хочу вам сообщить несколько приятных новостей. Сегодня состоится последний спиритический сеанс; их больше не будет.
– Значит, сегодня последний? – спросила старая женщина с недоверием.
– Последний, Элиза, последний.
Элиза мрачно покачала головой.
– Мадам не в состоянии… – начала она.
Фраза осталась неоконченной. Открылась дверь, и вошла высокая красивая женщина, стройная и грациозная, с лицом Мадонны Боттичелли. Лицо Рауля засияло радостью, и Элиза быстро и осторожно удалилась.
– Симона!
Он взял ее белые изящные руки в свои, поцеловал каждую. Она нежно прошептала:
– Рауль, дорогой мой…
Он еще и еще раз поцеловал ее руки и внимательно посмотрел ей в лицо.
– Симона, как ты бледна! Элиза сказала мне, что ты отдыхаешь, но ты не больна, моя радость?
– Нет, не больна… – Она явно колебалась.
Он подвел ее к дивану и сел рядом.
– Тогда скажи мне, в чем дело.
Женщина слабо улыбнулась.
– Ты сочтешь меня глупой, – прошептала она.
– Я? Сочту тебя глупой? Никогда!
Симона высвободила свою руку и сидела какое-то время, отрешенно уставившись в ковер под ногами. Потом она заговорила тихим, торопливым голосом:
– Я боюсь, Рауль.
Он ждал минуту-другую, что она продолжит, но она молчала, и тогда он сказал подбадривающе:
– Чего ты боишься?
– Просто боюсь – и все.
– Но…
Он посмотрел на нее с недоумением, и она быстро ответила на его вопрошающий взгляд.
– Да, абсурд это или нет, однако я чувствую страх. Боюсь – и все. Я не знаю – чего или почему, но меня все время точит мысль: что-то ужасное, ужасное должно со мной произойти…
Она невидящим взглядом уставилась перед собой. Рауль нежно обнял ее.
– Любимая моя, – проговорил он, – ты не должна поддаваться таким настроениям. Я знаю, что это такое. Это просто переутомление, Симона, переутомление, которое объясняется твоей жизнью медиума. Все, в чем ты нуждаешься, – отдых и покой.
Симона благодарно взглянула на него.
– Да, Рауль, конечно же ты прав. Все, что мне нужно, – это отдых и покой.
Она закрыла глаза и откинулась на обнимавшую ее руку.
– И счастье, – прошептал Рауль ей в ухо.
Он крепче прижал ее к себе. Симона, сидя все еще с закрытыми глазами, глубоко вздохнула.
– Да, – прошептала она, – да. Когда твои руки обнимают меня, я чувствую себя в безопасности. Я забываю о той ужасной жизни, какую веду, – жизни медиума. Ты очень много знаешь, Рауль, но даже тебе не дано понять, что это такое.
Он почувствовал, как ее тело замерло в его объятии. Ее глаза открылись, и она снова уставилась пристальным взглядом прямо перед собой.
– Находишься в кабинете, в темноте, поджидая, и темнота эта ужасна, Рауль, ибо это темнота пустоты, небытия. Умышленно растворяешься в этом небытии. И тогда ничего не знаешь, ничего не чувствуешь, но наконец наступает медленное мучительное возвращение, пробуждение от сна, но это так ужасно утомительно.
– Я знаю, – прошептал Рауль, – я знаю.
– Так утомительно, – снова прошептала Симона.
Ее тело, казалось, становилось все слабее и слабее с каждым произнесенным словом.
– Но ты изумительна, Симона.
Рауль взял ее руки в свои, стараясь вдохнуть в нее энтузиазм:
– Ты уникальна, ты – величайший медиум, какого когда-либо знал мир.
Она с легкой улыбкой покачала головой.
– Да, да, – настаивал Рауль.
Он вынул два письма из кармана.
– Взгляни-ка, вот от профессора Роше из Сальпетриер, а другое от доктора Жене из Нанси – и в обоих содержится просьба, чтобы ты хотя бы изредка продолжала с ними сотрудничество.
– О нет!
Симона неожиданно вскочила.
– Я не хочу! Не хочу! С этим все кончено, ты обещал мне, Рауль.
Рауль изумленно смотрел на нее. Она стояла, чуть пошатываясь, и походила на затравленного зверя. Он поднялся и взял ее за руку.
– Да, да, – сказал он. – Конечно же с этим будет закончено, само собой. Но я так горжусь тобой, Симона, вот почему я упомянул об этих письмах.
Она искоса с подозрением быстро глянула на него.
– И не захочешь, чтобы я продолжала сеансы?
– Нет, нет, – ответил Рауль, – если только у тебя самой не появится интерес, хотя бы изредка для этих старых друзей…
Она в возбуждении перебила его:
– Нет, нет. Никогда больше. Это опасно. Верь мне. Я чувствую ее, страшную опасность.
Она стиснула ладонями голову и пошла к окну.
– Обещай мне, что никогда больше этого не будет, – обернувшись, сказала она просительно чуть слышным голосом.
Рауль подошел к ней и обнял за плечи.
– Дорогая моя, – заговорил он с нежностью, – обещаю тебе, после сегодняшнего вечера ты больше никогда не будешь проводить сеансы.
Он почувствовал, как она вздрогнула.
– Сегодня, – прошептала она. – Ах да… Я забыла про мадам Экс.
Рауль взглянул на часы:
– Она придет с минуты на минуту, но, может быть, Симона, если тебе нездоровится…
Казалось, Симона едва его слушает, следя за ходом своих мыслей.
– Она странная женщина, Рауль, очень странная женщина. Ты знаешь, она вызывает у меня такое ощущение… почти ужас.
– Симона!
В его голосе был упрек, она сразу почувствовала.
– Да, да, Рауль, я знаю, ты как все французы. Для тебя любая мать – это святое, и с моей стороны нехорошо так говорить, когда она убивается из-за потери своего ребенка. Но мне трудно объяснить тебе, она такая огромная и страшная, и ее руки – ты когда-нибудь обращал внимание на ее руки, Рауль? Большие сильные руки, такие же сильные, как у мужчины. О!
По ее телу пробежала дрожь, и она закрыла глаза. Рауль убрал свои руки и проговорил почти холодно:
– Никак не могу понять тебя, Симона. По-моему, ты, женщина, не должна была бы испытывать ничего, кроме симпатии, к другой женщине, матери, недавно потерявшей своего единственного ребенка.
Симона сделала нетерпеливый жест.
– О, именно этого ты не можешь понять, мой друг! Никто не может помочь в этом. В первый же момент, как я ее увидела, я почувствовала…
Она взмахнула руками.
– Страх! Вспомни, сколько времени прошло, прежде чем я согласилась проводить для нее сеансы. Я чувствовала, что она принесет мне несчастье.
Рауль пожал плечами.
– А между тем она тебе принесла прямо противоположное, – проговорил он сухо. – Все сеансы прошли с успехом. Дух маленькой Амелии сразу же смог руководить тобой, и материализация была просто потрясающей. Профессору Роше следовало бы присутствовать на последнем сеансе.