Страница 48 из 86
Поэма становится озаренной не в силу какого-то особого смысла, а благодаря тому, что несет в себе особую ноту озаренного плана. Ту же самую ноту мы можем найти в живописи Рембрандта, в музыкальных сочинениях Сезара Франка или даже просто в словах друга — это прикосновение истины, находящейся за поверхностью, может быть, не очень мощная, но прямо к сердцу идущая вибрация, а стихи, картина или соната — это лишь более или менее адекватные ее транскрипции. И чем выше мы восходим, тем чище, лучезарнее, шире и мощнее становится вибрация. Когда Рембо говорит[209]
Когда Вордсфорт говорит:
то вибрация почти ощутима — настолько ярко выражено ее присутствие. Но, очевидно, это не озаренная вибрация [не вибрация озаренного разума]: она исходит не из источника, находящегося выше головы, а из сердца — и это никак не связано со смыслом строк: слова — это только облачение вибрации. А вот строка из Малларме идет прямо из озаренного разума:
Тогда как эта строфа Фрэнсиса Томпсона идет прямо из освещенного ума:
То, что существенным образом отличает произведения, которые исходят из этого плана, Шри Ауробиндо называет светящимся течением [luminous sweep], внезапным потоком света. Эта вибрация не похожа ни на какую другую; она всегда приносит какой-то толчок и продолжает еще долго вибрировать, как камертон. Но ей редко удается сохранять свою чистоту на протяжении всего произведения, ибо ритм произведения повторяет ритм сознания с его подъемами и падениями, так будет продолжаться до тех пор, пока сознание не стабилизировано с помощью специальной дисциплины. В «Пьяном корабле» зримо присутствует озаренный разум, хотя видно и присутствие витального, а также обычного ментального сознания; также очевидно и вмешательство сверхсознательного.
Наряду с красотой озаренного разума нам открываются и его ограничения: поэзия озаренного разума льется потоками образов и слов откровения (потому что на этом плане часто открываются способности видения и слышания), чуть ли не лавиной богатых, пышных, иногда бессвязных образов, как будто сознание с трудом вмещает в себя такой поток света и такую непривычную интенсивность: это слишком много для него, это переполняет его. Восторг часто переходит в возбуждение, и если остальные части существа недостаточно подготовлены и очищены, то любая из низших частей может завладеть нисходящими силой и светом и использовать их для собственных целей; очень многие попадаются в эту ловушку. Когда низшие части существа, в особенности витальное, завладевают светящимся потоком, они делают его жестким, «драматизируют» и мучают его — сила еще присутствует, но является уже подчиненной и при этом становится жесткой, тогда как сущность озаренного разума — это радость. Здесь мы могли бы назвать имена многих поэтов и творческих натур.[212] Кроме того, субстанция озаренного разума на самом деле не является прозрачной, она лишь полупрозрачна; свет ее рассеян — как бы чувствуешь, что истина находится повсюду, но не можешь конкретно ощутить ее — отсюда частые бессвязность и отклонения. Это только начало нового рождения. Прежде чем идти выше, необходимо более совершенное очищение и прежде всего — больший покой, естественное равновесие и безмолвие. Чем выше мы растем в сознании, тем более необходимым является незыблемое равновесие.
г. Интуитивный Разум
Интуитивный Разум отличается от озаренного своей ясной прозрачностью. Он подвижен, как ртуть, он легко прыгает по скалам, не отягощенный обувью, босой, не касаясь поверхности земли. В отличие от высшего разума его не стесняют ментальные ортопедические подпорки, приковывающие нас к земному (как будто знание зависит от объема наших тяжеловесных размышлений!). Знание — это искра, рождающаяся, вспыхивающая из безмолвия. Оно находится прямо здесь, не выше и не глубже, а прямо перед нашими глазами, ожидая, когда мы станем немного чище, просветленней — это не столько вопрос нашего роста, сколько дело устранения с пути множества препятствий. Весной рисовые поля Индии, спокойные, зеленые, полные нежного аромата, простираются вдаль насколько хватает взгляда под тяжелым, мрачным небом; и вдруг с единым криком взлетают тысячи попугаев. Однако мы не успели ничего заметить. Это произошло в течение секунды, как вспышка молнии, — и сознание может проясняться с такой же невероятной быстротой! Одна деталь, один звук, одна капля света — и появляется целый мир во всем своем великолепии и полноте — тысячи стремительных птиц в единой вспышке. Интуиция воспроизводит в нашем масштабе первозданную мистерию великого Взгляда, грозного пристального взгляда, который, с одной стороны, видит все и знает все, а с другой, наслаждается последовательным видением, видением во времени, капля по капле, видением с множества точек зрения того, что Он охватил полностью в крупице вечности.
Вместе с интуицией приходит совершенно особая радость, которая явно отличается от радости озаренного разума. Нет уже ощущения потока, приходящего извне, а есть некое опознание, узнавание, как будто всегда в нас существовали двое — брат света, живущий в свете, и брат тьмы (то есть мы сами), живущий внизу, неуклюже, ощупью карабкающийся в темноте, подражающий знанию брата света и его великому путешествию, но подражающий как-то жалко, убого, грубо. И затем вдруг происходит слияние — мы становимся едины в области света. Наконец-то нет никаких различий. Радость.
Когда мы станем едиными во всех точках, наступит божественная жизнь.
В этой точке контакта и слияния приходит знание, которое может быть выражено в той или иной форме (в зависимости от вида деятельности в данный момент времени), но которое всегда по сути своей является проявлением тождественности, встречей — мы знаем потому, что мы узнаем [reco
Язык интуиции сконцентрирован в сжатых формулировках без единого лишнего слова в противоположность пышному языку озаренного разума (который тем не менее именно благодаря своему богатству передает и «светящийся» ритм, и истину, может быть, не столь четко, но зато делает это как-то теплее, ближе). Когда Плотин суммровал смысл всех человеческих усилий в единой фразе — «Полет Единого к Единому», — он пользовался в высшей степени интуитивным языком, тем же языком говорят и Упанишады. Но такое свойство самовыражения обнаруживает и пределы интуиции: как бы ни были насыщены высоким жизненным смыслом наши озарения, изречения, они не могут охватить всей истины — нужна более полная, более всеобъемлющая теплота — та, которой обладает и озаренный разум, — но внутри более высокой прозрачности. Ибо Интуиция… видит вещи вспышками, точка за точкой, а не как [единое] целое.[216] Открывающееся в свете вспышки поразительно, неопровержимо, но это только пространство истины.[217] Кроме того, интуицией завладевает разум, который, как замечает Шри Ауробиндо, одновременно преуменьшает и преувеличивает ее значение [it makes at once too little and too much of it]. Преувеличивает потому, что он незаконно обобщает интуицию и стремится распространить ее открытие на все пространство; преуменьшает потому, что вместо того, чтобы позволить вспышке интуиции спокойно озарить и прояснить нашу субстанцию, разум немедленно завладевает ею, покрывает ее слоем мысли (или, может быть, растворяет ее в живописи, поэзии, математике или религии) и уже не в состоянии понять ее света, кроме как через интеллектуальный, художественный или религиозный покров, в который он ее облачил. Обычному разуму чрезвычайно трудно понять, что откровение может быть мощным, даже переполняющим, даже тогда, когда «смысл» его нам непонятен, и что особенно мощным оно бывает только тогда, когда его не низводят на несколько уровней ниже, разбавляя и дробя для того, чтобы «понять». Если бы мы могли сохранить спокойствие во время этой вибрирующей вспышки, быть как бы подвешенными в ее свете, а не хвататься сразу же за нее, чтобы раздробить на интеллектуальные куски, то через некоторое время мы бы заметили, что все наше существо поднялось на новый уровень и что мы обладаем новым видением, а не жалкой безжизненной формулой. Всякие объяснения, разъяснения и т. п. — причина того, что большая часть преобразующей силы быстро исчезает.
209
Дословно:
О времена, о замки! Чья душа без недостатка?
210
«Одно лето в аду. Бред II.» (В пер. Н. Яковлевой.)
211
«Лебедь». Пер. М.А.Волошина // Французские стихи в переводе русских поэтов XIX–XX вв. 2-е издание. М.,1974.С.515.
212
Может быть, еще раз следует подчеркнуть, что существует четкое различие между человеком, который время от времени получает вдохновение и озарения (и потому они ненадежны), и тем, кто систематически развил свое сознание и может войти в контакт с любым из выбранных им планов сознания, оставаться там столько, сколько он пожелает, и получать без всяких искажений вдохновение и озарения, соответствующие этому плану. В этом и заключается работа интегральной йоги.
213
Дословно: «Вечное мгновение — причина [многих] лет» (прим. пер.).
214
30. Savitri, 28: 315
215
31. The Life Divine, 1127
216
32. Letters on Yoga, 22: 264
217
33. The Synthesis of Yoga, 21: 772