Горе невинным

– О себе я сама позабочусь, – угрюмо промолвила Кирстен. – Могу за себя постоять. Вы же, Филип, беспомощный инвалид на коляске. Подумайте об этом! Кроме того, я не собираюсь распространять сплетни. Пусть все идет своим чередом… Нет ничего хуже, чем бесполезная болтовня. Занялся бы каждый своим делом, меньше было бы неприятностей. А если бы меня спросили официально, я по-прежнему бы говорила, что это Джако.

– Джако? – Филип в упор посмотрел на Кирстен.

– А что? Джако был хитрым. Такое мог выдумать, а последствия его вовсе не тревожили. Он вел себя как ребенок. А уж алиби-то сфабриковать! Разве он не выкидывал такие штуки ежедневно?

– Но это алиби не сфабриковано. Доктор Калгари…

– Доктор Калгари… доктор Калгари, – взорвалась Кирстен, – если он известен и знаменит, вы и твердите «доктор Калгари», будто он сам Господь Бог! Но позвольте мне вам сказать. Когда бы вас контузило, как его, все бы в голове смешалось. Перепутали бы день, время, место!

Филип поглядел на нее, склонив голову набок.

– Так вот какова ваша версия! – воскликнул он. – Цепко же вы за нее держитесь! Это делает вам честь. Но сами-то вы в это верите, а, Кирсти?

Она отвернулась, тряхнула головой и, выходя из комнаты, сказала своим обычным деловым тоном:

– Передайте Мэри, что чистое белье находится вон там, во втором ящике.

Филип немного посмеялся, подметив внезапный переход Кирстен к спокойному деловому тону, но постепенно смех его угас, уступив место все возрастающему возбуждению. Чувствовалось, истина находится где-то рядом. Эксперимент с Кирстен удался, большего от нее вряд ли удалось бы добиться. Раздражало ее навязчивое беспокойство за его судьбу. Пусть он калека, но это не значит, что с ним легко будет справиться, как она полагает. Он тоже, слава богу, сумеет за себя постоять… разве пропала острота реакции? Да и Мэри почти от него не отходит.

Филип вытащил лист почтовой бумаги и начал писать. Пометки, имена, вопросительные знаки… Надо отыскать уязвимые места.

Неожиданно он кивнул и записал: «Тина»…

Подумал… Вытащил другой лист.

Когда вошла Мэри, он едва взглянул на нее.

– Что ты делаешь, Филип?

– Пишу письмо.

– Хестер?

– Хестер? Нет. Даже не знаю, где она остановилась. Кирсти недавно получила от нее открытку без указания адреса отправителя, наверху написано: «Лондон», вот и все. Кажется, Полли, ты ревнивая, а? – Филип усмехнулся.

– Возможно.

Она взглянула на него своими холодными голубыми глазами, и ему стало не по себе.

– Кому ты пишешь? – Мэри подошла поближе.

– Прокурору, – бодро ответил Филип, хотя в душе зашевелилась холодная злость. Неужели даже письмо нельзя написать, чтобы тебе не учинили допрос?

Потом он взглянул ей в лицо, и сердце его смягчилось.

– Шучу, Полли. Я пишу Тине.

– Тине? Зачем?

– Тина – ближайший объект, который я намерен атаковать. Куда ты, Полли?

– В ванную, – сказала Мэри и вышла из комнаты.

В ванную, как в тот вечер, когда случилось убийство… Филип вспомнил их разговор об этом и рассмеялся.

– Входи, сынок, – ласково произнес помощник инспектора Хьюш. – Послушаем, что скажешь.

Сирил Грин тяжело вздохнул. Он и слова не успел вымолвить, как вмешалась его матушка:

– Как вы верно подметили, мистер Хьюш, времени у меня не было за всем уследить. Дети времени не оставляют. Только и разговоров, что о космических кораблях и прочих премудростях. Приходит он домой и говорит: «Мам, я только что видел, как спутник спускался». Хорошо, думаю, а до того была летающая тарелка. Час от часу не легче. Совсем эти русские головы им заморочили.

Помощник инспектора вздохнул и подумал, насколько легче было бы жить, если б мамаши не увязывались за своими сыночками и не заставляли его выслушивать всякую чушь.

– Хорошо, Сирил, – сказал он, – ты пришел домой и рассказал маме – не так ли? – что видел русский спутник или что-то в этом роде.

– Тогда еще я не все понимал, – ответил Сирил, – я был маленький. Два года прошло с тех пор. Конечно, теперь разобрался бы лучше.

– В малолитражке они приехали, – вставила мамаша, – в то время малолитражки были в диковину. Здесь таких и не видели, понятное дело, увидел ее… вся красным сверкает… и не сообразил, что это всего-навсего обычный автомобиль. А когда на следующее утро мы узнали про миссис Эрджайл, то Сирил и говорит мне: мам, говорит, это русские, говорит, спустились на своем спутнике, вошли к ней в дом и убили ее. «Не мели вздор», – отвечаю. А потом в тот же день прослышали, что ее собственного сына арестовали.

Помощник инспектора с невозмутимым видом снова обратился к Сирилу:

– Насколько я понимаю, это произошло в тот вечер? В какое время, не помнишь?

– Я чаю попил, – сказал Сирил и тяжело засопел, припомнить давнее стоило ему немалых усилий, – а мама была в институте, потом я снова вышел на улицу к ребятам, и мы немного поиграли возле новой дороги.

– Что вы там делали, хотелось бы знать, – вставила мамаша.

В разговор вмешался полицейский Гуд, добывший этим утром весьма многообещающие сведения. Ему было доподлинно известно, чем занимался Сирил с ребятами на новой дороге. Некоторые домовладельцы жаловались, что у них пропадают хризантемы, а полицейский Гуд знал, что есть в деревне некоторые жители, подбивавшие молодежь снабжать их цветами, которые они потом относят на рынок. Правда, подобные случаи почти отошли в прошлое. Гуд тяжело вздохнул и сказал:

– Дети есть дети, миссис Грин, они там играли.

– Да, – подтвердил Сирил, – просто поиграли в одну или две игры, и все. И тут я ее увидел. «Ку, – говорю, – что это за штука?» Конечно, теперь-то я знаю, не ребенок уже. Это была просто малолитражка, такая красная-прекрасная.

– Время какое? – терпеливо спросил помощник инспектора.

– Ну, я уже сказал, попил чаю и вышел на улицу поиграть… Наверно, около семи часов было, слышал, как часы пробили. Ну, думаю, мама, должно быть, вернулась и волнуется, что меня нет. Пошел домой. Говорю ей, видел, как сейчас приземлился русский спутник. Мама отвечает, что это вранье, не было такого. Конечно, теперь-то я знаю. А тогда, понятное дело, я маленький был.

Помощник инспектора Хьюш подтвердил, что дело, конечно, понятное. Задав еще несколько вопросов, он отпустил миссис Грин и ее отпрыска. Полицейский Гуд остался в комнате, самодовольное выражение не сходило с его лица. Он проявил в этом деле смекалку и надеялся, что это будет поставлено ему в заслугу.

– Вот мне что в голову пришло, – произнес полицейский Гуд, – парнишка заикнулся насчет русских, которые проникли в дом миссис Эрджайл. Думаю про себя: «Верно, здесь что-то кроется?»

– Несомненно, кроется, – ответил помощник инспектора. – Мисс Тина Эрджайл имеет красную малолитражку, похоже, придется задать ей несколько вопросов.

– Вы были там в тот вечер, мисс Эрджайл?

Тина поглядела на помощника инспектора.

Руки ее безвольно лежали на коленях, темные глаза, не мигая, смотрели вперед. Она ответила неопределенно:

– Давно это было, не помню.

– Вашу машину там видели.

– Да?

– Итак, мисс Эрджайл. Когда мы спрашивали, чем вы занимались в тот вечер, вы сказали, что вернулись домой и до утра не выходили из дому. Приготовили себе ужин, слушали пластинки. Выходит, это была неправда. Около семи часов вашу машину видели на дороге неподалеку от «Солнечного гнездышка». Что вы там делали?

Она не ответила.

Хьюш выждал несколько минут и вновь спросил:

– Вы заходили в дом вашей матери, мисс Эрджайл?

– Нет, – ответила Тина.

– Но вы там были?

– Это вы говорите, что я там была.

– Это не я говорю. Мы располагаем доказательствами.

– Да, – сказала Тина, вздохнув. – Я ездила туда в тот вечер.

– Но вы утверждаете, что не заходили в дом?

– Нет, в дом я не заходила.

– Что же вы делали?

– Поехала обратно в Редмин. Потом, как я уже сказала, приготовила ужин и завела патефон.