Немой свидетель

– То, что сказала мисс Лоусон, еще нельзя считать доказательством.

– Но она говорит…

– Говорит… Говорит… Вы всегда слишком доверяетесь людям, готовы поверить им на слово. А теперь послушайте, mon cher. Я ведь говорил вам, что меня кое-что смущает в поведанной нам мисс Лоусон истории?

– Да, я помню. Но вы никак не могли вспомнить, что именно вас смущает.

– Так вот, я вспомнил. Секунду терпения, и я покажу вам то, что я, вот глупец, должен был сообразить гораздо раньше.

Он подошел к письменному столу и, открыв ящик, вынул оттуда кусок картона. Потом, взяв ножницы, принялся что-то вырезать, встав так, чтобы я ничего не видел.

– Терпение, Гастингс. Через минуту мы приступим к нашему эксперименту.

Я покорно отвел взгляд.

Через минуту-другую Пуаро удовлетворенно щелкнул языком. Он отложил ножницы, бросил остатки картона в корзинку и подошел ко мне.

– Не смотрите. Закройте глаза, пока я буду прикалывать кое-что к лацкану вашего пиджака.

Я повиновался. Пуаро проделал все, что хотел, потом помог мне встать и провел в соседнюю с гостиной спальню.

– А теперь, Гастингс, посмотрите на себя в зеркало. На вас модная брошь с вашими инициалами – правда? – только, bien entundu, брошь эта сделана не из хромированной стали и тем паче не из золота с платиной, а всего лишь из картона.

Я посмотрел на себя и улыбнулся. Пуаро необыкновенно ловко смастерил эту брошь. На моем лацкане красовалось нечто похожее на брошь Терезы Аранделл – круг из картона, а в нем мои инициалы – «А. Г.».

– Eh bien? – спросил Пуаро. – Довольны? Очень элегантная брошь с вашими инициалами, верно?

– Настоящее произведение искусства, – согласился я.

– Правда, она не играет на свету, но тем не менее вы не станете отрицать, что такую брошь можно разглядеть и с приличного расстояния?

– Не сомневаюсь.

– Вот именно. Сомнения одолевают вас не слишком часто. Вы очень доверчивы, дружище. А теперь, Гастингс, будьте добры снять свой пиджак.

Не понимая, в чем дело, я выполнил его просьбу. Пуаро тоже снял пиджак и, чуть отвернувшись, надел мой.

– А теперь, – торжественным голосом провозгласил он, – обратите внимание на брошь. Брошь с вашими инициалами – идет она мне?

Он повернулся лицом к зеркалу. Я недоверчиво уставился на него. И наконец понял разгадку.

– Ну и идиот же я! Конечно. В круге Г. А., а вовсе не А. Г.

Пуаро, сияя улыбкой, снова обменялся со мной пиджаком.

– Теперь вы понимаете, что мне не понравилось в истории, рассказанной мисс Лоусон. Она утверждала, что четко видела инициалы Терезы. Но раз она видела Терезу в зеркале, значит, должна была видеть их в обратном порядке.

– Подождите, – усомнился я, – может, и она поняла, что они были в обратном порядке?

– Mon cher, почему тогда вам это не пришло в голову? Почему вы не воскликнули: «Пуаро, инициалы тут неправильные. Тут Т. А., а должно быть А. Т.». Хотя вы все же значительно умнее, чем мисс Лоусон. И только не говорите мне, что какая-нибудь бестолочь вроде нее, едва проснувшись, способна сообразить, что А. Т. в действительности означает Т. А. Нет, мисс Лоусон такое просто не по силам.

– Она была уверена, что это Тереза, – не отставал я.

– Вот теперь вы приближаетесь к истине, друг мой. Помните, я намекнул ей, что ей вряд ли удалось бы разглядеть лицо женщины, склонившейся над ступеньками, и как она среагировала?

– Вспомнила брошь Терезы и тут же приплела ее, совершенно не думая, что сам этот факт – будто она видела эту брошь в зеркале – делает ее рассказ неправдоподобным.

Резко зазвонил телефон. Пуаро снял трубку.

Он произнес всего несколько неразборчивых слов.

– Да? Да… Конечно. Да, очень удобно. Во второй половине дня… Да, в два вполне меня устраивает.

Он повесил трубку и с улыбкой повернулся ко мне.

– Доктор Доналдсон жаждет поговорить со мной. Он придет сюда завтра в два часа. Мы делаем успехи, mon ami, мы делаем успехи.

Глава 26

Миссис Таниос отказывается говорить

На следующее утро, сразу после завтрака, я зашел к Пуаро и застал его за письменным столом.

Он поднял руку, приветствуя меня, и снова принялся писать. Наконец, собрав страницы, сложил их в конверт и аккуратно его заклеил.

– Что поделываете, старина? – шутливо спросил его я. – Пишете отчет о нашем деле, чтобы припрятать его в сейф, на случай если кто-либо надумает вас прикончить?

– Знаете, Гастингс, вы не так уж далеки от истины. – Тон у него был вполне серьезным.

– А что, наш убийца и вправду становится опасным?

– Убийца всегда опасен, – мрачно отозвался Пуаро. – Удивительно, как часто об этом забывают.

– Какие новости?

– Звонил доктор Таниос.

– По-прежнему никаких известий о его жене?

– Никаких.

– Значит, все в порядке.

– Сомневаюсь.

– Да бросьте, Пуаро, неужто вы думаете, что с ней разделались?

Пуаро неуверенно покачал головой.

– Признаюсь, – пробормотал он, – я очень хотел бы знать, где она сейчас пребывает.

– Да куда она денется, – бодро сказал я.

– Ваш неистребимый оптимизм не перестает меня удивлять, Гастингс!

– Господи боже, Пуаро, не думаете же вы, в самом деле, что ее расчленили на куски, которые спрятали в сундук или собираются высылать бандеролями.

– Тревога доктора Таниоса представляется мне несколько преувеличенной, но у него есть на то основания. Первое, что нам следует предпринять, – это поговорить с мисс Лоусон.

– Вы хотите указать ей на ее промах с брошью?

– Разумеется, нет. Этот маленький факт я придержу до более подходящего момента.

– Тогда о чем же вы собираетесь с ней говорить?

– Услышите в свое время, mon ami.

– Очередная ваша выдумка, наверное?

– Порою вы становитесь довольно агрессивным, Гастингс. Можно подумать, что мне нравится лгать.

– А разве нет? Я так совершенно в этом уверен.

– Сказать по правде, я даже сам порой хвалю себя за умение фантазировать, – по-детски наивно согласился Пуаро.

Тут я не мог не рассмеяться. Пуаро посмотрел на меня с упреком, и мы отправились в «Клэнройден-Мэншнс».

Нас провели в ту же самую загроможденную вещами гостиную, куда тотчас ворвалась мисс Лоусон. Ее речь была еще более сумбурной, нежели прежде:

– О, дорогой мосье Пуаро, доброе утро. Столько дел, боюсь, у меня не убрано. Но утром температура была не больше шестидесяти[73] или семидесяти градусов. С тех пор как Белла приехала…

– Что вы сказали? Белла?

– Да, Белла Таниос. Она приехала полчаса назад – с детьми, – такая усталая, душечка. Ей-богу, я просто не знала, что с ними делать. Знаете, она ушла от своего мужа.

– Бросила его?

– По ее словам. Конечно, я ничуть не сомневаюсь, что она, бедняжка, совершенно права.

– Она сама вам все рассказала?

– Не совсем так. По правде говоря, она вообще ничего не сказала. Просто повторяет, что ушла от него и ничто не заставит ее вернуться к нему обратно.

– Она предприняла очень серьезный шаг.

– Конечно! Честно говоря, будь он англичанин, я бы посоветовала ей… Но ведь он не англичанин… И у нее такой странный вид, у бедняжки… Она так напугана. Что же такое он ей сделал? Турки, насколько мне известно, порой бывают невероятно жестоки.

– Доктор Таниос – грек.

– Да, конечно, как раз все наоборот. Я хочу сказать, что это на них нападают турки… Или я спутала греков с армянами? Но все равно, какое мне до них дело… По-моему, ей не стоит возвращаться к нему, а что думаете об этом вы, мосье Пуаро? В любом случае… я хочу сказать, она говорит, что не… Она даже не хочет, чтобы он знал, где она.

– Вот как?

– Да, из-за детей. Она так боится, что он увезет их обратно в Смирну. Бедняжка! Она в ужасном состоянии. У нее нет денег – ни пенни. Она не знает, что ей делать, куда деться. Она хочет попытаться сама зарабатывать себе на жизнь, но вы ведь знаете, мосье Пуаро, одного желания еще недостаточно. Мне ли этого не знать. Вот если бы у нее была специальность!

73

Здесь температура дается по Фаренгейту.