Страница 1 из 9

Планета Амазонок

Моулз Дэвид

Дэвид Моулз

Планета Амазонок[1]

Планета Амазонок. Так назвал ее Муса. Он снимает фильмы и обладает тонким чувством смешного в искусстве и истории. Узнав, что я лечу на Ипполиту,[2] Муса сначала ничего не сказал, просто уставился на меня своими черными глазами, и смуглое лицо его стало серьезным; он смотрел, как мне кажется, до тех пор, пока не уверился, что я говорю правду. Потом накрыл мою руку своей. И, словно мы оба уже сказали все, что должно быть сказано, резко поднялся.

— Пойдем, Саша, — сказал он. — Давай потанцуем. Муса. Случайная встреча в мужской комнате отдыха на транзитной орбитальной базе Эревона. Если бы я встретил его, когда мне было двадцать, он стал бы великой любовью моей жизни.

Наверное, таким он и останется в моей памяти, если дела на Ипполите пойдут более или менее успешно. Если мне суждено состариться на планете Амазонок и умереть там.

В экипаже сторожевого корабля «Упорный», который Республика Эревон направила патрулировать систему Ипполиты с целью предотвратить взлет ракет с планеты Амазонок, есть что-то одновременно комическое и трогательное. Они относятся к себе очень серьезно — к своей хрустящей белой форме, военным чинам и коротким стрижкам. (Большинство из них — люди, а большинство из людей — мужчины, скорее даже, мальчишки.) Всерьез они принимают и свою деятельность, даже гордятся тем, что они единственные в этой части Полихроникона занимаются данной проблемой: Вселенная может быть опасной, беспорядочной и очень плохо организованной, но Республика и Флот знают свое дело.

Разумеется, это не так. Вселенная устроена намного более хаотично, чем воображают эти игрушечные астронавты. И поэтому они так трогательно выглядят.

— А это Оперативный центр, — объясняет мне лейтенант Эддисон. — Отсюда мы контролируем сенсорные платформы и спутники, которые стреляют потоками частиц. Благодарение Богу, нам еще ни разу не пришлось воспользоваться ими.

Эддисон смотрит на меня, а я оглядываю комнату, набитую сложным оборудованием и сосредоточенными молодыми людьми, и киваю, как будто понимаю, о чем речь. Я уже начал практиковаться в лицемерии, готовясь к жизни на Ипполите. Это как танец, и я импровизирую.

Удовлетворенный, Эддисон поворачивается, чтобы показать мне очередной интересный объект, а я поворачиваюсь, чтобы наблюдать за Эддисоном. Он стройный, привлекательный, на вид ему не больше двадцати пяти. Он не знает, о чем разговаривать с гражданским, который вызвался выполнить смертельно опасное задание, но пытается развлечь меня.

Сто лет назад на Ипполите некая болезнь, названная Лихорадкой Амазонок, убила сто миллионов мужчин и мальчиков. В результате хаоса, пришедшего вслед за Лихорадкой, погибли также сотни миллионов женщин и девушек.

Никто не знает, откуда появилась Лихорадка, кто вызвал ее и зачем: было ли это сделано намеренно — попытка нападения или переворота или случайно — промышленная авария, неудачный эксперимент, а может быть, даже археологическое открытие. Но когда она пришла, а она пришла внезапно, меньше чем за год охватила всю планету и походила скорее не на болезнь, а на проклятие. На нее не действовали ни лекарства, ни вакцины, ни карантины, она разметала недавно разработанные модификации иммунной системы, словно средневековые цветочные букеты. Казалось, она передавалась не только через зараженных людей, но и через их вещи, и даже не только через вещи, но и через объекты, связанные с больными весьма отдаленно и символически.

Сообщалось даже о единичных случаях — правда, эта информация не подтверждалась — появления Лихорадки в местах, расположенных на расстоянии нескольких световых лет от Ипполиты, у людей, которые никогда не бывали на этой планете. В нескольких ситуациях больные имели какое-либо отношение к Ипполите — в далеком прошлом, задолго до начала Лихорадки. В других случаях никакой видимой связи не обнаруживалось.

Большинство студентов-математиков сталкивается с идеей о том, что при наличии одного противоречия можно доказать истинность или ложность любого утверждения, и эту мысль легко удается продемонстрировать с помощью логических приемов. Нарушение причинно-следственных связей дало нам все противоречия, о которых только может мечтать математик. Это единственная фундаментальная истина — или ложь — Вселенной.

Даже если большинство из нас, подобно уравновешенному и хладнокровному экипажу «Упорного», отрицает это, по-прежнему делая вид, что живет во Вселенной, где одно событие следует за другим.

Я подозреваю — хотя доказать это не представляется возможным, — что в этих видимо не связанных друг с другом случаях связь находилась не в прошлом, а в будущем. В возможном будущем, которое теперь уничтожено самой Лихорадкой.

Строго говоря, нельзя утверждать, что Лихорадка Амазонок убила всех мужчин. Это всего лишь старомодная метафора, упрощенное понимание половых различий. Непосредственной причиной смерти от Лихорадки Амазонок послужило внезапное, распространяющееся по всему организму отторжение тканей, — результат того, что молекулы, составляющие тело, быстро и неравномерно изменяли свою предысторию. Лихорадка Амазонок уничтожила не только мужчин и мальчиков. Дело было в том, что внезапно клетки резко перестали образовываться в результате полового размножения и болезнь убивала все живые организмы, чья иммунная система оказалась не в состоянии распознать новые клетки.

Лихорадка убивала мужские особи кошек, собак, насекомых, птиц, рыб, деревьев гинкго, финиковых пальм, малярийные гаметоциты. Под ее ударами рухнули все основы половых различий. Большинство наблюдателей — к этому времени наблюдения велись с расстояния в двадцать световых минут — ожидали, что жизнь на Ипполите, включая людей, исчезнет через одно поколение.

Но этого не произошло.

На картах в режиме реального времени, которыми пользуются на «Упорном», есть белое пятно, оно находится на северо-востоке континента Аэлла[3] — второго по величине на Ипполите, там располагались самые первые поселения. Я вижу его: здесь завитки циклонов и медленно ползущие огоньки отслеженных целей уступают место разведданным более чем столетней давности.

— Насколько близко отсюда, — я легко касаюсь пальцами проекции планеты в центре этой дыры, — вы можете меня высадить?

Лейтенант Эддисон явно смущен.

— Боюсь, что не очень близко, — говорит он. — Наше оборудование плохо функционирует на таком расстоянии в зоне причинно-следственной аномалии. — Он указывает на карту. — Вы видите, что сейчас у нас нет данных об этом районе. Зонды бесполезны, поскольку синхронные каналы связи не работают за границей вероятности; даже пассивные сенсоры не дают надежных результатов.

Я киваю, слегка разочарованный; но я ожидал чего-то подобного, иначе не взял бы с собой мулов.

Эддисон с минуту разглядывает планету, затем выбирает точку на южном берегу, в нескольких сотнях километров от центра аномалии. На землях Эзхелер.

— А как насчет этого места, поблизости от прибрежной дороги? — спрашивает он. — Оттуда вы сможете добраться, куда вам нужно, местным транспортом.

— Тогда я наверняка подвергнусь опасности быть узнанным.

Эддисон нервничает. Он снова оборачивается к карте:

— Хорошо, тогда…

— Нет, — перебиваю я. — Прибрежная дорога — это прекрасно.

Придется танцевать немного быстрее, вот и все.

В XIII и XIV веках хиджры,[4] до того как принять ислам, мои предки немного увлекались Гегелем. Возможно надеясь, что, разрешив противоречия Ипполиты, я разрешу противоречия, составляющие ядро Вселенной, я впал в эту старую ересь: тезис, антитезис, синтез. Ну что ж, пусть будет так. Я естествоиспытатель и должен уметь смотреть в лицо жестоким истинам Вселенной. Я русский и должен быть фаталистом и романтиком. Я мусульманин и должен отдать свою судьбу в руки Создателя.

Ипполита — в древнегреческой мифологии царица амазонок. Девятым подвигом Геракла был поход в страну амазонок за поясом Ипполиты. Амазонки напали на Геракла, и в битве герой убил царицу.

Аэлла (Вихрь) — одна из амазонок, убитая Гераклом в битве.

Хиджра — переселение пророка Мухаммеда из Мекки в Медину (сентябрь 622 г.). Год хиджры стал первым годом исламского лунного календаря.