Атомная мина

— Я не позволю тебе забрать их. — Нгойи чуть не плакал.

— Забрать — что? О чем ты?

— Сам знаешь. Все знают. Мы слышали твой разговор со штабом.

Мативи прошиб холодный пот. «Нет, только не это. Черт возьми, нет». Он прислонился спиной к стене, остатки штукатурки на которой образовывали странный постмодернистский орнамент.

— Жан, ты меня, конечно, прости, но, если даже ты информирован, надо полагать, все обладатели здравого ума и электронной почты в этом городе тоже в курсе. — Мативи испытующе посмотрел на Нгойи. — Значит, в том таксофоне был «жучок»?

— Нет, просто оператор той станции — сводный брат начальника личной охраны президента Лиссубы.[4] После всеобщей амнистии многие из людей Лиссубы пошли служить в полицию.

— И что теперь, черт возьми? Что они собираются делать?

— Они все время говорят, что «для разрешения возникшей проблемы в срочном порядке принимаются все необходимые меры». А еще выписан ордер на твой арест — «для обеспечения твоей безопасности». Вот только они никак не могли выяснить, в каком ты отеле. Мне позвонили, чтобы выяснить, не знаю ли я, где тебя искать.

Мативи принялся ходить по коридору туда-сюда, пытаясь сосредоточиться.

— Все ясно. О боже, но ты же не сказал им, где меня искать. Значит, ты на самом деле не то чтобы уж очень хочешь меня убить?

Мативи пытался таким образом смягчить Нгойи. Но пистолет по-прежнему неумолимо смотрел в грудь Мативи — и даже вроде бы стал меньше трястись. В конце концов, попытаться все равно стоило.

— Это значит только то, что я не могу позволить, чтобы они и впрямь арестовали тебя «для обеспечения твоей безопасности». Хотя, возможно, они правы: убийство инспектора ООН по вооружениям в конце концов неминуемо навлечет подозрения на тех, кто больше всего наживался на этой дряни.

— Насколько я понимаю, представители местных властей непосредственно участвовали в установке контейнеров. Но ведь даже если так, они должны знать, что на все военные преступления распространяется амнистия…

Нгойи покачал головой:

— Амнистия не распространяется на преступления, совершенные после войны.

— Как это — после? — удивился Мативи.

— Они использовали эти машины как орудие казни, — ответил Нгойи. — Очень удобно: ни тел, ни улик, ни следов. И вообще от этих машин сплошная польза. Местные жители их так боятся, что, если пригрозить им расправой при помощи такой штуки, они согласятся сделать что угодно. Они всерьез верят, что в машинах живут демоны…

— В общем-то, они недалеки от истины, — пробормотал Мативи.

— …а еще машинами пользовались похоронные бюро, особенно для массовых погребений. Во время эпидемий сотни трупов было просто некуда больше деть — иначе они так и лежали бы на улицах. Кроме того, в эти контейнеры постоянно сбрасывают бытовые отходы: пять грузовиков еженедельно подъезжают к зданию и вываливают мусор через проломы в стеклянной крыше. Да и наши грузовики…

— Ваши?

— Ну да, грузовики, обслуживающие офис ООН, тоже вывозят мусор туда. Обычно три раза в неделю, иногда четыре или пять. — Нгойи поймал на себе осуждающий взгляд Мативи. — Ах, ну да, конечно, ООН выдает нам дозиметры, и распылители бактериальной пены, которая фиксирует радиоактивный осадок, и приборы для нейтрализации этого осадка, которые поглощают его и помещают в емкости из свинцового стекла…

— Которые, в свою очередь, должны передаваться сотрудникам МАГАТЭ для последующего захоронения в Дьявольской Штольне, на юге Пустынных Равнин в Антарктиде, — закончил за него Мативи. — Но ты ведь не считаешь нужным выполнять инструкции? Зачем тебе это, если есть куда более легкий способ решения проблемы?

— ООН дает нам не более пяти миллионов в год, — пожаловался Нгойи. — По малопонятным законам африканской экономики до нас обычно доходит не более полумиллиона. А ты хоть представляешь, сколько стоит доставка одного килограмма радиоактивных отходов в Антарктиду?

— Это не мои проблемы, этим должен заниматься ты, — настойчиво произнес Мативи, не сводя взгляда с дула пистолета. Впрочем, теперь ему уже было не страшно.

— Но ведь буквально пару дней назад, помнишь, мы с тобой заходили в бар «Би Долл», речь тогда зашла об астрофизике, и ты сказал мне, что ни один объект, попавший за горизонт событий черной дыры, не может вернуться обратно. — Нгойи выглядел очень расстроенным. — Ты же говорил, что готов в этом поклясться.

— Так оно и есть, — сказал Мативи. — Именно так, только так и никак иначе.

— Но тогда, значит, все в порядке. — Тут лицо Нгойи осветила почти безумная радость. — Никаких проблем нет. Почему бы нам в таком случае и не сбрасывать туда отходы?

— Каждый из этих контейнеров способен удерживать внутри себя магнитно заряженный объект, превосходящий по весу десять линейных кораблей, — объяснил Мативи. — Поэтому контейнеры стоят на армированном бетоне. Поэтому они обшиты намагниченным металлом, который притягивает к себе железные предметы. А как ты думаешь, что произойдет, если масса незаряженного вещества внутри этих контейнеров возрастет? Ведь, как я уже говорил, ни один объект, попавший за горизонт событий черной дыры, не может вернуться обратно. Ни один. Никогда. Ни я, ни ты, ни Макемба, ни Кимбарета, ни малышка Лоран.

Нгойи помрачнел. Впрочем, как оказалось, у него был еще один аргумент в собственную защиту.

— Но мы сбрасываем туда совсем немного — всего несколько сотен килограммов в неделю. Это гораздо меньше, чем бытовые отходы.

— А, ну тогда и правда все нормально. Тебе не в чем себя упрекнуть — лично ты не будешь виноват в том, что наша планета провалится в черную дыру, в этом будет виноват кто-то другой.

— Имей в виду, туда еще сливают сточные воды, — продолжал Нгойи. — Каждый день в контейнеры поступают тысячи литров жидкости.

Мативи чуть не сел:

— Сточные воды?!

— Ну да. Туда временно направлен весь сток городской канализации. Правда, крайние трубы все время приходится заменять, потому что машины их постоянно засасывают. — Нгойи пожал плечами. — Сам понимаешь, если не сливать в эти штуки дерьмо пяти миллионов жителей города, все эти пять миллионов вскоре останутся без питьевой воды.

— Жан-Батист, вы должны это прекратить. Немедленно. Вы сами не знаете, что делаете.

Дуло пистолета все еще смотрело в грудь Мативи. На какой-то миг оно перестало раскачиваться и впилось ему прямо в солнечное сплетение.

— Я точнознаю, что делаю. Я пытаюсь прокормить свою жену и детей.

Палец на мгновение замер на курке, преодолевая сопротивление спусковой пружины. Мативи закрыл глаза.

В пистолете что-то щелкнуло, но выстрела не последовало. Нгойи растерянно уставился на ставшее бесполезным оружие.

— Предупреждаю, я был капитаном команды по карате в своем университете, — солгал Мативи.

— Знаешь, на твоем месте я бы здесь не задерживался, — посоветовал Нгойи. — Когда я добирался сюда, мне показалось, за мной ехал инспектор муниципальной канализационной службы. На крыше его машины установлен реактивный гранатомет.

На серых асфальтовых волнах разбитого шоссе машина то взлетала, то падала — подвеска старенького «хёндая» проходила серьезное испытание на прочность, днище автомобиля то и дело ударялось о поверхность дороги.

— Где тебя лучше высадить? — спросил Мативи своего попутчика.

Машина мягко затормозила у края огромной воронки на месте железнодорожного переезда, который во время войны подвергся сильнейшим бомбардировкам. Трактороботы вели здесь ремонтные работы, при этом управлявшие ими операторы не обращали никакого внимания на проезжающие мимо автомобили, каждый из которых весил в десять раз меньше любого тракторобота-сапера. На этом участке дороги почему-то не горели фонари, так что видно было, только как в темноте над ухабами прыгают, будто дискотечные прожекторы, фары встречных машин. А трактороботам для работы свет был не нужен.

— Высади меня у стадиона. Оттуда ходит автобус прямо до Нджили.

4

Лиссуба Паскаль — президент Республики Конго в 1992–1995 гг.