Женщина Габриэля

Она гадала, жив ли Майкл.

Она гадала, разбил ли Ив узы, связывающие двух ангелов.

С неподвижными лицами, освещенными светом и тенью, двое мужчин в темно-красных шелковых кушаках и коротких черных пиджаках вышли из двери кабинета Габриэля. Они несли дверь атласного дерева, с одного конца которой свешивались золотисто-каштановые волосы.

Они несли Джулиена, который симпатизировал дому Габриэля и был послан защищать Викторию, но вместо этого погиб сам.

Гастон и другой мужчина — официант, все в том же темно-красном кушаке и коротком черном пиджаке, — вынесли узел с телом.

Виктория не должна была спрашивать, что внутри его.

За Гастоном немедленно проследовали еще два официанта, они также вынесли узел с другим телом внутри.

Мужчины и женщины сновали вверх-вниз по гостевой лестнице и по личной лестнице Габриэля, их движения постепенно уменьшались, пока не прекратились совсем, оставив Викторию по-прежнему сидеть и смотреть, как и на протяжении восемнадцати лет она сидела и смотрела на чужие людские жизни, пробегающие мимо неё.

Прошли часы. Виктория знала это по оплавленному воску свечей.

Она заново прокручивала свою жизнь.

Из воспоминаний о холодных осуждениях отца возник голос матери.

Матери, которая любила своих двоих детей. Которая читала им волшебные истории.

Которая завяла и умерла без той любви, в которой нуждалась.

«Я знаю это, — сказал ангел, — потому что… Я хорошо знаю свой собственный цветок».

Виктория медленно встала и начала подниматься по ступенькам, покрытым плисовым красным ковром, хвост юбки тащился за ней, шурша шелком и атласом.

Комнату, в которую перенесли Майкла, можно было безошибочно обнаружить по ведрам темно-красной воды и куче испачканных в крови простыней, что валялись возле двери. Цифра «7» золотом блестела на белой эмалированной двери.

Виктория была в этой комнате несколькими часами раньше.

Смогла бы она предотвратить смерть Джулиена, если бы сказала ему и Гастону, что заметила мельком в прозрачном зеркале?

Она никогда не узнает.

Виктория бесшумно повернула позолоченную ручку двери.

Резкий запах карболовой кислоты защипал ноздри.

Темноволосый мужчина и женщина с бледно-каштановыми волосами отражались в полупрозрачном зеркале на противоположной стене. Он лежал навзничь под желтым шелковым покрывалом, она сидела рядом с кроватью в зеленом бархатном кресле. Она была без шляпы, волосы уложены в элегантный шиньон. Надетое на ней платье цвета морской волны явно вышло из-под иглы мастерской мадам Рене.

Виктория оценила возраст сидящей женщины — около тридцати с чем-то лет, лет 35 или 36, — несколько старше самой Виктории.

Бледно-голубые глаза неожиданно встретились с расширенными от удивления темно-голубыми глазами.

Мадмуазель Эймс немигающим взглядом изучала стоящую женщину, одетую в золотисто-коричневое шелковое платье с отделкой из бархата винного цвета и лампасной тканью нижней юбки, кремовой с зелеными, желтыми и тускло-красными узорами, которое также свидетельствовало о стиле мадам Рене.

— Она сказала, у меня сносные ноги, но груди слишком маленькие, а талия слишком толстая.

Виктория моргнула. Женщина Майкла говорила как леди, низким голосом, уверенно, культурно. Истинная англичанка, как и Виктория.

— Мадам Рене сказала, что у меня сносные груди, но бедра и ягодицы слишком костлявые, — спокойно ответила Виктория. — Она сказала, что дополнительный объем скорректирует недостатки.

Бледно-голубые глаза в зеркале внимательно изучали Викторию.

— Но Габриэль не нашел в вас недостатков.

— Нет, Габриэль не нашел во мне недостатков.

Виктория моргнула, пытаясь резко прогнать непрошенные слезы, что застилали ей глаза.

— С…

Как назвать мужчину, лежащего на кровати, Мишель или Майкл? Он граф Грэнвилл. Как правильно обращаться к нему «мистер» или «лорд»?

— С ним будет всё в порядке?

Виктория моргнула опять, теперь уже от той ослепительной красоты, которой вспыхнуло скромное лицо женщины.

— Да. Спасибо. Доктор дал ему снотворное. Утром я заберу его домой. Спасибо, что спасли ему жизнь.

— Откуда вы знаете? — Виктория случайно наткнулась взглядом на спящее лицо Майкла. Шрамы на правой щеке разгладились во сне, — они выглядели так же, как и тогда, в кабинете Габриэля, когда он не спал, а находился без сознания.

— Мне сказал Габриэль, — негромко произнесла Энн Эймс.

Габриэль разговаривал с мисс Эймс, но не говорил с Викторией.

Её уже невозможно ранить сильней.

— Я не могла позволить ему умереть, — правдиво ответила Виктория.

Хитрые огоньки заплясали в бледно-голубых глазах.

— Майкл и Габриэль — они особенные.

— Да.

У Виктории не было никаких сомнений, что они на самом деле были двумя особенными мужчинами.

— Меня зовут Энн, — представилась женщина.

Майкл спокойно спал.

— Меня зовут Виктория.

Спит ли сейчас Габриэль?

Или может быть он ранен тем, что не в силах изменить прошлое?

Бледно-голубые глаза взглянули на Викторию.

— Габриэль приобрел твою девственность.

Жар залил щеки Виктории от этого неожиданного утверждения. Она расправила плечи, готовясь дать отпор.

— Да.

— Я приобрела Майкла, чтобы он лишил меня девственности.

Виктория широко распахнула глаза. Конечно, она не правильно поняла Энн Эймс.

Затаив дыхание, Виктория осторожно спросила:

— Ну и как, лишил?

— Полностью. — Взгляд Энн был непреклонен. — Как видишь, ни один из нас не может осудить другого. Мы все здесь, потому что каждый из нас нуждается в физической близости.

Эхо «полностью» заменилось на «мы все здесь, потому что каждый из нас нуждается в физической близости».

— Да. — Второй мужчина — Ив — выбрал ее, потому что она нуждалась в физической близости. — Где ты встретилась с… Майклом?

— Здесь. — Мягкий, чуть хрипловатый смех зазвучал в спальне. — Точнее, не здесь. Я встретилась с Майклом в прежнем доме Габриэля. Я всегда думала, что спальни здесь подобны этой.

Энн Эймс снова удивила Викторию.

— Ты не знала?

— Нет. — Голос Энн звучал слегка огорченно. — Майкл увез меня в свой городской дом.

Черные волосы высветились в зеркале — там, где должно было быть лицо Виктории, и немедленно пропали. Действительно её воображение.

Или это было на самом деле?

Будет ли она когда-нибудь опять чувствовать себя комфортно перед зеркалом?

— Эти зеркала не… зеркала, — сказала Виктория. И немедленно прикусила язык.

Энн с любопытством изучала позолоченное зеркало, высотой в полный рост.

— Не может быть.

— Они называются полупрозрачными зеркалами. Пока светлее по одну сторону зеркала, человек, стоящий по другую сторону, может заглянуть сквозь стекло и… наблюдать.

Давешнее изображение темных волос внезапно заменилось видением немолодой женщины и молодого мужчины, равных в своей страсти.

Глаза Энн расширились.

— Ты… наблюдала?

Виктория не могла лгать.

— Однажды. — И добавила в оправдание. — Я не нахожу физическую близость отталкивающей.

— Я тоже, Виктория. — В глазах Энн не было осуждения. — Майкл и я собираемся пожениться. Он бы… расстроился, если бы Габриэль не пришел на свадьбу.

Энн Эймс… и Майкл.

Габриэль знал, что они собираются пожениться?

Как много Энн знает о ночных событиях?

Как много она знает о Габриэле?

— Я не могу обещать, придет или не придет Габриэль, — правдиво сказала Виктория.

Она не была уверена, что Габриэль еще хочет её. Все, что она могла делать, — это только надеяться.

Энн резко встала и подошла к дубовой прикроватной тумбочке.

Виктория присоединилась к ней. Она была выше Энн на три дюйма.

Серебро и золото сияли в волосах Энн. Она показала на серебряную баночку с презервативами. — Есть лучший способ защиты, чем презервативы.

Виктория вспомнила таблетки сулемы, которые ей всучила Долли. Конечно, Энн Эймс не имела в виду…