Холод

Сергей ожидал бурной реакции генерала, который и так явно был на пределе, но ее не последовало. Матвеев так и замер в своем кресле, положив руку, тянувшуюся к коммутатору, на стол.

— Вставайте, ребята, — сказал старик, явно обращаясь к Сергею и Геле. Голос его был ровным и мощным — он, казалось, гудел, вырываясь из горла говорившего, — Нечо тут сидеть.

Больше всего Сергея поразил не внешний вид гостя, и даже не его габариты, а именно этот голос, с каким-то старорусским, крестьянским выговором. Старик смотрелся в кабинете Матвеева, обставленном по последнему писку Европейской моды, также, как смотрелась бы лошадь в прихожей у самого Сергея.

Они переглянулись, затем перевели взгляд на Матвеева, который так и сидел в кресле, не меняя позы.

— А как же он? — спросила Геля.

— А он чего? Ничего! Посидит сейчас малость, оклемается, и дальше пойдет делами своими заниматься…

— А мы?… — спросил Сергей, и осекся, поняв, что не этот вопрос нужно задавать в данной ситуации, — А кто, собственно, вы?

— Я, дорогой, тот, кто вчера ваши жизни спас. Не я, так задрали бы вас собаки… Собаки, они и есть собаки, тявкают только, да сворой бросаться умеють. А вас двоих я сразу заприметил… Чувствуется в вас Возрождение… Чувствуется, что своих имен вы никогда не забудете.

Геля ахнула, и отступила на шаг назад, когда старик произнес последнее слово. «Возрождение» было сказано с такой же интонацией, с какой сама Геля говорила «Возрожденный».

Реакция Сергея внутренне, пожалуй, была аналогичной, но внешне он ничем не выдал своего волнения. Больше всего его пугала нереальность происходящего. Большой Бог Буранников, а в том, что перед ним сейчас стоял именно он, явился в каком-то невероятном обличии и говорил такие простые, и в то же время неестественные вещи. Он, кем бы он ни был, прошел в святая святых ФСБ так, как будто всю жизнь проработал в этом здании…

— Что вы имеете в виду? — глупо переспросил Сергей, замявшись на обращении «вы». Но не на «ты» же обращаться к чудовищу?

— Пошли лучше, — улыбнувшись себе в бороду сказал громадный старец, — По дороге спросишь все, что захочешь…

Сергей подхватил с вешалки их одежду, и, взял Гелю за руку захромал по коридору вслед за Первородным. Мимо проходили люди, некоторые из которых оборачивались вслед странной процессии, но тут же возвращались к своим мыслям и шли дальше, словно бы явление двухметрового бомжеватого вида деда было здесь чем-то обыденным и закономерным. Большинство и вовсе не реагировало на происходящее… Таким образом они, ведомые молчаливым стариком, прошествовали по коридору, спустились на лифте на первый этаж и вышли из здания, стоявшего прямо в центре Новосибирска.

— Красота… — улыбнулся старик, глядя на монолитную многоэтажку, возвышавшуюся почти на двадцать этажей в небеса, — Строят же, а?

— Кто вы? — наконец, выдавил из себя Сергей.

— А то ты запамятовал, малец? Вчерася же с тобой познакомились. Ты еще воздух портил, небо огнем поливал зачем-то…

— Вы — тот, кого они называют Первородным?

— Назвать-то можно по-разному, да суть одна. Да, я тот, кто первым вышел из Порождающего и сотворил остальных.

— Кто вы? В смысле, что вы такое? Вчера я видел вас в облике зверя, а сейчас…

— Вчера и я тебе в облике зверя видал, — отмахнулся старик, — Облик, он же как маска… Надел, сбросил, снова надел. Пойдемте, что ли? Провожу вас, пока тут не закостенели…

— Куда? — испуганно спросила Геля, — Куда вы нас проводите?

— К тебе домой, глупая! Ты же тут недалеко живешь, да?

Она лишь кивнула, покорно зашагав рядом с Сергеем, который, в свою очередь, старался не отстать от идущего семимильными шагами старика.

— Что вы сделали с Матвеевым? И где мои ребята?

— С Матвеевым? Ах, это с тем воякой-то? Да ничего. Просто шепнул ему пару слов, да сказал, чтоб он их хорошо запомнил. Вы теперь герои… Вот только медалей вам никто не даст, потому как операция была строго секретная… Вот… Ну а поручил ее вам этот самый вояка. Тем, кто над ним стоит, я тоже пару слов шепнул на ушко, так что и они теперь считают, что операция «Холод» задумывалась именно с целью устранения опасности для мирных граждан… А ребята твои заслужили, чтобы им на ушко никто ничего не шептал. Так что они уедут отсюда в полной уверенности, что те липовые бумажки, которые они с твоей подачи на стол начальству положили, пошли на ура. Что приняли их вояки штабные, заглотили, как щука наживку. Завтра их самолетом отправляют домой…

Сергей хотел задать вопрос, но старик опередил его, добродушно улыбнувшись.

— Про это мог бы и не спрашивать. Вижу, что тебя волнует и что с тобой будет. Да и с ней, конечно же… Уж извини, милочка. Но руку я тебе подлатать не смогу… то есть, смог бы, конечно, да только слишком уж много кому на ушко потом нашептывать придется, почему у Ангелиночки рука то исчезает, то вновь появляется. Поживи уж так, милочка, хорошо? Хотя чем-то я тебе помочь, конечно, могу… Хотя бы боль снять. А что до тебя, то с тобой все еще проще. Ребятам твоим сказали, что ты прилетишь через пару дней, что дела у тебя тут остались… Ну, что не все бумажки еще написаны… Сам же знаешь, как у вас, вояк, это бывает. Стрельнул разок — выстрел на секунду, волокиты — на год. О то им так сказали, а уж как тебе быть — решай сам. Ты теперь герой, пусть и невидимой войны. Впрочем, тебе не привыкать. Твои войны, как и мои, всегда невидимыми были…

Сергей шел следом за стариком, чувствуя, что медленно сходит с ума. По малознакомому городу его вел двухметровый старец, бывший, на самом деле Первородным. Могучим чудовищем, менее суток назад на его глазах заставившим Обское море ходить ходуном под ледовой коркой…

— Да, я такой… — усмехнулся старик, видимо прочтя его мысли, — Да ты не бойся, дорогой. Не повредился ты умом… Настоящий я. И тогда был настоящий, и сейчас. Ну вот и пришли…

Старик свернул во дворик типичной советской пятиэтажки и остановился, вопросительно глянув на Гелю.

— Туда привел, красавица? Твой подъезд? — она утвердительно кивнула, и старик расплылся в улыбке, блеснув идеально ровными белыми зубами. Зубами хищника… — Ну что, прощаться будем? Может спросить еще что хотите, милые мои? Вы не стесняйтесь, спрашивайте, вы многие ответы заслужили.

В голове Сергея царил хаос. Столько всего хотелось спросить, но он не знал с чего начать. Все вопросы казались глупыми и банальными, недостойными того, чтобы задавать их столь величественному существу. И когда старик демонстративно повернулся, показывая свое желание покинуть их, вместо Холодова его окликнула Геля.

— Подождите! — старик обернулся, расплывшись все в той же добродушной улыбке, — Я хочу понять… Что такое Порождающее? Генерал сказал, что это просто слой токсинов.

— Много твой генерал знает! — Первородный презрительно усмехнулся, — То-кси-ны… Слово то какое, а? Там, на дне, много чего намешано. Может и ток-си-ны твои есть. Да только сущность там людская. Ваше зло, от добра идущее, и добро, которое вы со зла творите. Вода, она же все впитывает, смывает сущность… Вот вошла ты в речку с дурными мыслями — она их смоет и с собой унесет… Бывает, ведь такое? Вижу, что припоминаешь. Бывает… А ведь бывает и наоборот, выпьешь ты водицы, а в ней злая сущность. Так она в тебе и поселится… А там, в яме этой, которую вы тут по глупости своей Морем зовете, все это и оседает. И зло, и добро, и то, что творите вы, люди, а потом в реку сливаете.

А еще, не многие помнят, но кладбище там было! Когда дамбу возвели, да речку ею запрудили, когда Порождающее на дно оседать начало, водица-то разлилась, и старое кладбище собой покрыла. А знаете, что бывает, когда мертвые кости Порождающим обволакивает? Вижу, что не знаете… И никто не знает, даже я. Ваше счастье еще, что из костей тех первым я поднялся, да остальных остановил!

— Остальных? — переспросил Сергей, чувствуя, как по спине ползут мурашки, которые, как ему казалось, навсегда были забыты в стране по имени Детство.