Черное безмолвие

Малейшее усилие разума — попытка восстановить в голове карту, или прикинуть расстояние, приводит лишь к тому, что передо мной возникает образ Коли… Я слышу его голос, его слова о том, что он больше не хочет, чтобы я уходила… Вижу его совсем рядом, но протягивая к нему руки понимаю, что это лишь галлюцинация, или шутки, которые откалывает моя память…

Мне нужен отдых. Не физический — отдых другого плана. Отдохнуть должно не мое тело, а мой разум, перегруженный событиями и ужасами этого дня. Этих нескольких дней? Этой недели? Я не знаю, сколько я бежала, удаляясь вглубь Безмолвия, прочь от воронки, поглотившей моего сына…

Плотно поев я сворачиваюсь калачиком прямо на снегу, чувствуя, как мое разгоряченное тело въедается в него, словно уголек в кусок масла. Через пару часов я протоплю в снегу внушительных размеров берлогу… Впрочем, мне уютно и здесь, на поверхности — когда меня со всех сторон обдувает холодный ветер… Так Безмолвие баюкает меня… Увы, по другому это суровое дитя ядерной войны не умеет.

Небо прочерчивает яркая в ИК-диапазоне звездочка, уносящаяся на запад. Ракета с боеголовкой… Привет от Новосибирска далекому Денверу… Значит скоро точно такая же ракета отправится из Денвера в Новосибирск. Так люди теперь играют в бадминтон. Не ракетками — ракетами…

Я погружаюсь в сон, стараясь не думать ни о чем, ведь то, о чем ты думаешь, засыпая, обязательно явится к тебе во сне — закон Фредди Крюгера. А я хочу чистого сна, без сновидений. Того сна, который подобен маленькой смерти, ибо дает возможность отрешиться от всех проблем и страданий.

Дает эту возможность всем, но только не мне. Не мне теперешней, избежавшей смерти вместе с мессией…

Я успеваю только закрыть глаза, и видение, необычайно яркое и четкое, тут же разворачивается перед моими глазами. Завод. «Бегуний лазарет». Две фигуры, лежащие на соседних кроватях… Марат и Сергей. Не смотря на то, что свет в лазарете выключен, они оба не спят, тихо переговариваясь о чем-то между собой. Я улавливаю лишь обрывки их фраз, и никак не могу связать их воедино.

И вдруг бункер содрогается от взрыва. Тяжелая железная дверь лазарета, поставленная не то для того, чтобы защищать людей от бегунов (в чем никогда и не было необходимости), то ли наоборот, слетает с петель и кувыркаясь отлетает в угол. Они даже не шелохнулись — лишь прервали свой диалог, и, как были, лежа, укрытые одеялами по самые подбородки, переводят взгляд на дверной проем.

В нем появляются вооруженные люди. Сначала один, потом трое, потом семеро… И вскоре уже весь проем забит лицами желающих увидеть, что же происходит внутри. Я слышу и шум толпы, напирающей сзади на тех, кому повезло заглянуть в лазарет.

— Здравствуйте. — спокойно произносит Марат. — Чем могу помочь?

Люди оживленно перешептываются. Кто-то хватается за пистолет, кто-то — направляет оружие на бегунов, но людей слишком много — они мешают друг другу, и, потому, не успевают среагировать вовремя. Это не солдаты — обычные люди, взявшие в руки оружие. Удивительно, как это никого не покалечило взрывом? Впрочем, я не могу этого знать — может быть раненных и убитых неудачно заложенной миной уже унесли прочь…

Автоматная очередь прорезает воздух лазарета, и люди тряпичными куклами отлетают от двери. Кто-то — раненный, или убитый, а кто-то — уносимый человеческим потоком.

Марат полосует очередью из-под одеяло еще раз, и вскакивает на ноги.

— Серега, если попрут — кидай гранаты… — на ходу кричит он, и исчезает в коридоре, перешагивая через окровавленные тела.

Он словно забыл о том, что в этом подземном мире он больше не бегун, а всего лишь обычный человек. Здесь нет радиации, нет того живительного воздуха, придающего нам силы и ловкости… Марат привык быть богом, но не учел того, что каждый бог всевластен лишь в своем мире.

Он не видит поднимающейся из груды тел руки, не слышит мягкого хлюпанья капель крови, срывающихся с залитого кровью ствола «Токарева». Слышит лишь щелчок затвора, но его реакции не хватит на то, чтобы увернуться от пули… Здесь он — не бегун, здесь он — обычный человек.

Когда Марат начинает заваливаться на спину, удивленно глядя на расплывающееся на его животе кровавое пятно, я хочу закричать, но не могу. Меня нет в этом мире и в этом времени. Я лишь призрак… Быть может, это не мой сон — быть может, это я сон этого мира и этого времени…

Мне остается лишь наблюдать, как люди возвращаются, чтобы взглянуть на мертвого бегуна, и чтобы нарваться на осколки гранаты, брошенной Сергеем в затянутый пороховым дымом коридор. Один взрыв — еще восемь трупов. На следующую вылазку срываются лишь трое, молнией проносясь по коридору и забрасывая лазарет гранатами… Я не вижу, как Сергей пытается выбросить их обратно, но понимаю, что ему, тяжелораненому, это дается с трудом. Наружу вылетает лишь одна граната… остальные две взрываются в лазарете, разрывая Сережу на куски…

Я снова пытаюсь закричать, и на этот раз крик вырывается из моего горла, но лишь потому, что я вновь оказываюсь в реальности, выброшенная из мира своих жутких снов.

Теперь я знаю, что произошло на заводе. Люди сказали свое слово… БУБ! Бегуны, Убирайтесь в Безмолвие… А они не думали о том, что что-то может придти и оттуда, из Безмолвия, которого они так боятся? Не кто-то, не человек, и даже не бегун. Что-то — фурия, вместо одежды покрытая сажей, пристающей к телу. Ночная кошка, горящая жаждой мести. Ночная кошка — не в понимании Мадьяра, а в прямом смысле этого слова. Хищное создание, гуляющее само по себе.

И крепче сжав в руке верный нож, я срываюсь с места, чувствуя, как холодный воздух обволакивает меня, помогая движению. Я могу опираться даже на него, ногами отталкиваясь от земли, а всем телом — от пружинящего воздуха. Ветер свистит в ушах, напевая до боли знакомую песню, слова которой никак не всплывают из моего подсознания. Я помню лишь три строчки, и повторяю их про себя, мчась к заводу со скоростью, которую раньше не могла себе и представить.

Глава 12

Не знаю, сколько времени у меня уходит на то, чтобы добраться до завода — кажется, даже само время становится для меня упругим и гибким, позволяя мне делать с ним все, что оно захочет. Но это лишь иллюзия — я точно это знаю, так как иногда поднимаю глаза в небо, где в ИК-диапазоне за черными тучами угадывается контур солнца, которое за время моего сумасшедшего бега успело сделать пройти большую часть своего пути над землей. Или после дня первой атаки даже солнце стало двигаться как-то не так… Не знаю.

Я выхожу точно на один из западных внешних постов — тот самый, на котором приютили меня и Бомбодела, когда я везла его в завод… Однако, постовые там, естественно, стоят другие… А жаль — мне так хотелось бы поверить, что все происшедшее было лишь сном, и сейчас я всего лишь вышла из Безмолвия после встречи с Мадьяром и ядерного взрыва над моей головой. Нет, лучше так, что не было никакого Мадьяра, а я просто потеряла управление при ядерной атаке и врезалась в обломки какого-то строения, что Антон погиб, а я, чуть живая и контуженная, добралась до завода… Но нет — увидев, что мне навстречу выходят шестеро постовых в защитных костюмах, я понимаю, что все происшедшее было на самом деле… Жаль. Тех парней я даже не стала бы убивать, в отличие от этих шестерых. Шестеро! Сырецкий усилил охрану постов, как будто думает, что это сможет меня остановить! Или целую армию Мадьяра, которая, моими стараниями, сейчас стучится во врата Ада.

Я особенно и не таилась, не старалась подкрасться к посту, я просто дала им себя заметить. Дала шанс броситься бежать без оглядки, увидев черную фурию, шагнувшую к ним из темноты безмолвия. Но долг в них пересилил страх, и они встретили меня поднятыми автоматами… Зря.

— Кто вы и откуда пришли?! — обратился ко мне один из них, должно быть, старший.