Страница 5 из 33
— Вы можете по этой штуке вызвать Арчи, личный номер 62?
— Именно для этой цели эта штука и существует.
— Вы можете узнать у него, куда он отвез молодую леди, которая села в его машину около отеля "Эдельвейс" примерно полчаса тому назад?
— Мистер, я не знаю. Мы не имеем права вести частные переговоры по этому радио. Только по распоряжению компании.
— Но это очень важно. Я должен немедленно найти свою сестру. Она... — Он глубоко вздохнул и затем продолжал: — Она попала в ужасную переделку. Может быть, ей сейчас даже угрожает опасность, и я еще могу спасти ей жизнь, если найду ее как можно скорее.
Блондинка скорчила гримаску и повернулась, чтобы через его плечо посоветоваться с краснолицым.
— Что ты скажешь на это, Берт?
Не поворачивая головы, он только пожал плечами.
— Поступай как хочешь, детка. Я вообще никогда не знаю, о чем ты там говоришь в свой микрофон.
Человек со шрамом снова вынул бумажник. Блондинка внимательно наблюдала, как он, правда довольно неохотно, доставал еще одну десятку.
Затем она нажала кнопку и пробубнила в микрофон:
— Вызываю машину 62. Шестьдесят два. Вызываю Арчи. — Потом нажала другую кнопку и слегка откинулась в кресле, прислушиваясь к тому, что ей скажут в наушники.
И через 30 секунд продолжила:
— Арчи? Здесь человек, который хочет знать, куда ты отвез леди, которую посадил примерно полчаса тому назад у отеля "Эдельвейс".
Она выслушала ответ и затем спросила человека со шрамом:
— С какой стороны отеля? С северной или южной?
Он закрыл глаза и попытался быстро сориентироваться, где именно это произошло,
— Скажите ему, с северной. В первом квартале на север.
Она передала это Арчи. Затем брови ее высоко поднялись, и, повернувшись к человеку со шрамом, она спросила:
— Арчи спрашивает, вы тот самый парень, который гнался за ней? Которого она так испугалась?
— Боже милосердный, нет, — нетерпеливо воскликнул он. — Я же говорю вам: это моя сестра. А человек, который за ней гнался... Я сам его боюсь. Скажите шоферу, что ей угрожает опасность и что мне нужно как можно скорее ее найти, а то будет поздно.
Она передала Арчи его ответ и снова слушала. Потом повернулась, выдернула у него из рук десятку и сказала:
— Арчи говорит, что сейчас это не имеет значения, тот ли вы парень или нет, потому что он отвез ее к Майклу Шейну, и, если у вас появится желание ввязаться в дела этого рыжего, Арчи с удовольствием бы взглянул, что из этого получится.
— Майкл Шейн? Кто это?
— Вы, вероятно, нездешний, мистер. Это знаменитый частный сыщик. Газетные статьи о его делах всегда пишутся под самыми крупными заголовками.
— Частный сыщик? — Человек со шрамом нервно закусил нижнюю губу. — Тогда она, вероятно, более или менее в безопасности, но все-таки мне бы хотелось увидеть ее. Арчи не сказал, где живет Шейн?
— Сказал. — И она передала ему адрес, который ей сообщил Арчи.
Пробормотав "большое спасибо", он выбежал из гаража к своей машине.
4.
21 ч 48 мин
Слабый лунный свет, лившийся сверху, и ночной воздух ранней осени располагали к чувственности и дремоте. После знойного, солнечного дня раскаленная земля все еще отдавала тепло, которое несколько ослаблялось слабым бризом, дувшим с Атлантики.
Проезжая с умеренной скоростью по правой стороне бульвара Бискейн, Майкл Шейн время от времени бросал взгляды на свою спутницу, любуясь загорелой головкой Люси Гамильтон, прижавшейся к его плечу.
Он был в белом полотняном пиджаке, без шляпы, и легкий прохладный ветерок развевал его жесткие рыжие волосы. Огромные ручищи небрежно лежали на руле. Майкл предавался приятному чувству спокойствия и довольства.
Сейчас лучшее время года в Майами, думал он. Дикая летняя жара уже позади, а первые отряды любителей солнца еще не прибыли с севера, чтобы толпами заполонить этот волшебный город. В его портфеле ни одного неоконченного дела, и, вероятно, никаких дел и не будет в течение ближайшего месяца до тех пор, пока в город не нагрянут охотники за легкой наживой, а также простачки, являющиеся объектом энергичной деятельности этих охотников, и тогда снова потребуется его талант.
Люси потерлась щечкой о его правый бицепс и проворковала:
— Разбуди меня, Майкл, когда приедем домой. Боюсь, что последний стакан шампанского окончательно меня доконал. Я даже немного одурела.
— А я так люблю, когда ты такая, мой ангел, — улыбнулся он.
— Какие ужасные вещи ты говоришь. — Она попыталась было поднять голову, чтобы надлежащим образом выразить свое негодование, но опять прикорнула у него на плече.
— Почему ужасные? — весело возразил он. — Тогда твоя роскошная прическа немного разлохмачивается, и ты теряешь вид жеманной секретарши.
— Как будто я когда-нибудь бываю такой, — фыркнула она.
— Конечно бываешь. В течение всего рабочего дня ты не допускаешь ни малейшего намека на какую-нибудь интимную близость. Я обязательно должен тебя куда-то повезти, накормить дорогим обедом и до краев напоить "Пол Роджером" прежде, чем ты начинаешь вести себя, как полагается человеческому существу.
— "Пол Роджером"? Ты отлично знаешь, что та дрянь, которой ты меня поишь, это обыкновенное калифорнийское шампанское.
— Однако оно вскружило тебе голову. И мы уже скоро приедем домой, и я воспользуюсь твоим состоянием и поцелую тебя.
— Зачем?
— Что зачем?
— Зачем утруждать себя? — Голос по-прежнему полусонный и приглушенный, однако в нем появились напряженные нотки.
— Утруждать себя? Поцелуем? — удивился он.
— Точно.
Он продолжал ехать по бульвару все с той же скоростью и обдумывал ее вопрос и свой ответ. Сказать по совести, он знал, о чем она говорила. И было очень трудно найти более или менее удовлетворительный ответ на ее вопрос. Конечно, он мог сказать, что ему нравится целовать ее. Но этого было бы недостаточно. Во всяком случае недостаточно, чтобы по существу ответить на поставленный ею вопрос. А задавая такой вопрос, она спрашивала, куда это может их привести. И единственно правильным, честным ответом на этот вопрос был бы: никуда. Но она не часто задает такие вопросы. Большей частью она, кажется, вполне довольна своим положением: в течение дня быть веселой, приветливой и высококвалифицированной секретаршей в его конторе и без всяких вопросов и возражений проводить с ним столько вечеров, сколько он может (или, вернее, хочет) урвать от своей работы.
Он неловко поерзал на сиденье и бессознательным жестом поднял руку, чтобы почесать мочку уха (это было его привычкой, когда он находился в затруднении). Потом спокойно спросил:
— А ты хотела бы что-нибудь изменить, Люси, если бы могла?
Она вдруг выпрямилась и слегка отодвинулась от него, как будто такое направление их разговора требовало несколько большей формальности в поведении.
— Не знаю, — с искренним сомнением печально ответила она. — Я действительно не знаю, Майкл.
Они уже были около 79-й улицы и быстро приближались к боковой улочке, ведущей к ее кварталу.
Он быстро повернул к ней голову и в свете уличных фонарей посмотрел на ее профиль. С напряженным вниманием ловил он ее взгляд, и вообще на какой-то момент в машине воцарилось напряженное молчание. Он попытался разрядить напряжение, переключившись полностью на управление машиной, и сказал, стараясь придать голосу как можно большую беспечность:
— Возможно, сейчас не время для такого разговора. Это надо серьезно обсудить за стаканом вина. Кстати, в твоем доме есть коньяк?
— Ты отлично знаешь, что есть. Его ровно столько, сколько ты не допил в прошлый раз.
— Знаешь, я в этом никогда не бываю уверен. Я никак не могу выбить из своей дурацкой башки, что в один прекрасный день ты начнешь поить этим коньяком другого парня.
— Может быть. В один прекрасный день.
Поворачивая за угол, он притормозил и перестроился в левый ряд. Никто из них не произнес ни слова до тех пор, пока он не остановил машину на углу ее дома и не вышел из нее. Он обежал кругом, чтобы открыть ей дверцу, взял за локоть, чтобы помочь выйти, затем подсунул вторую руку под ее другой локоть и на несколько мгновений приподнял ее в воздухе, вглядываясь в слегка покрасневшее лицо Люси. Она не делала никаких попыток ни прижаться к нему, ни оттолкнуть. Она ждала.