Страница 3 из 4
Другую преобладающую разновидность «архаической» капиталистической деятельности, особо выделенную М. Вебером, упомянувшим на втором месте «военных поставщиков», мы могли бы и опустить, поскольку она, что называется, «имеет место» и в условиях современного промышленного капитализма. Однако следует иметь в виду, что в античности эта деятельность развертывалась в условиях отсутствия промышленных источников «добывания» капитала, заменяя их и тем обеспечивая ей первостепенную роль в формировании и функционировании «архаического» капитализма. А кроме того следует учесть, что у нас военные поставки (например, в период «чеченской войны», развязанной в пределах одного и того же государства), имели своим источником не развитие, а наоборот, развал военной промышленности, разбазариваемой направо и налево в условиях хаотической демилитаризации нашей страны, усугубляемой целенаправленной «прихватизацией» ее собственности. Так что, в конечном счете, и здесь «военные поставщики» имели столь же благоприятные (если не более, учитывая несоизмеримые масштабы вооружений) условия для своих – политико-экономических – авантюр, как и их архаические предшественники, шустрившие в условиях античного «авантюристического капитализма» (так не раз называл его сам М. Вебер). Если же прибавить к этому возрастающую день ото дня потребность в оружии «криминальных структур», в связи с чем неуклонно (и скачкообразно) растет его – и без того фантастическое – количество, находящееся в «теневом» торговом обороте, то можно с уверенностью заключить, что нелегальные «военные поставщики» сыграли (и продолжают играть) в формировании и последующей эволюции нашего «нового русского» капитализма, так похожего на «архаический», ничуть не меньшую роль, чем те, которых упомянул М. Вебер в приведенном фрагменте.
Дальше идут у него уже упомянутые нами «откупщики должностей и налогов». К сказанному об откупах выше (с целью показать, что в условиях «нового русского» капитализма они вовсе не отступили на задний план, как это произошло на Западе, когда там пробил себе дорогу промышленный капитализм, а, наоборот, укрепили и существенно расширили свои позиции, хотя и под другими названиями) здесь можно добавить лишь следующее. В некоторых из закавказских республик, а в особенности в Азербайджане, аналогичный процесс наметился еще в «застойные» и «раннеперестроечные» времена. Об этом свидетельствовали в своих публикациях некоторые из «отъезжантов», например, автор книги «Проданная республика», вызвавшей сенсацию на Западе, в которой приводились данные о том, сколько стоила в тогдашней Азербайджане та или иная хозяйственная либо партийная должность (скажем, должность директора крупного завода или секретаря райкома КПСС), обещавшая ее обладателю немалые дивиденды. После появления такого рода публикаций многочисленные анекдоты на эту тему, имевшие широкое хождение в центральной России еще раньше, уже не воспринимались как гиперболы и небылицы.
И хотя тогда было еще довольно далеко до превращения этих, казалось, «нетипичных» явлений в массовые и всероссийские, прейскурант должностей и привилегий, становившихся объектом купли-продажи на южных окраинах России, весьма выразительно свидетельствовал о том, какие деньги крутятся там в ожидании своего часа. И стоило только чуть-чуть приоткрыть здесь шлюзы, как эти «сумасшедшие деньги» хлынули на территорию центральной России, пробив дорогу для укоренения здесь капитализма того особого типа, который воплотился (на глазах изумленных россиян) в образе «нового русского» капиталиста, способного превратить в предмет «откупа» все что угодно. А это уже с самого начала предопределяло ту генеральную линию, по которой должно было пойти у нас развитие капитализма. Отданное нашими высокопоставленными экономистами на откуп рыночной стихии, - с их близоруким упованием на то, что «невидимая рука рынка» все расставит по своим местам, - оно, это «развитие», оказалось во власти столь же «сумасшедших», сколь и непродуктивных денег, возникших не в промышленной, а в торгово-авантюрной, то есть базарной сфере. Но в этой сфере мог сформироваться лишь соответствующий ей, а именно «архаический» социокультурный тип капитализма – тот, который мы и получили. А он быстренько положил на обе лопатки нашу промышленность, перекрыв ей кислород инвестиций (которые «утекли» на частные счета в зарубежных банках) и приступил к дешевой распродаже производственных фондов страны (еще вчера числившейся в рядах промышленно развитых держав).
В том, что российский вариант «архаического» капитализма возник на почве деиндустриализации и демодернизации нашей промышленности, можно было бы усмотреть его далеко идущее отличие от античных его разновидностей, возникших в условиях ее отсутствия. Но, как видим, основная особенность генезиса и всей последующей эволюции «нового русского» капитализма до сих пор заключалась в том, что для него эта почва изначально была чем-то чуждым, неорганическим, «утилизуемым» как мертвый «материал», который важно поскорее сбыть (чтобы замести следы состоявшегося хищения чужой собственности). А там – «хоть трава не расти». Она и не растет, поскольку сам факт продажи и перепродажи ничего не прибавляет к субстанции самого «сбываемого» предмета. Таким образом «новый русский» капитализм, ведущий к неуклонному спаду промышленного производства (в конце концов, даже в добывающей промышленности) и все дальше заходящей деиндустриализации страны, создает экономически адекватную для себя почву, вполне аналогичную той, на какой произрос в свое время античный капитализм. И хотя исходные пункты этих двух разновидностей одного и того же типа «капиталистической деятельности» были радикально различными, все-таки сошлись они в одной и той же точке, исключающей промышленное развитие, лишающей его культурно-исторических и социально-экономических перспектив.
Для достижения на этом пути абсолютного тождества с капитализмом трехтысячелетней давности, «новому русскому» капитализму остается сделать последний шаг: превратить в объект купли-продажи не только «рабочую силу» человека («рабсилу», как она выразительно именовалась в бюрократических документах сталинской поры), но его самого вместе со всеми «потрохами», тем более что стоимость последних на черном (очень черном!) рынке неуклонно возрастает вместе с успехами трансплантации человеческих органов. Однако симптомы продвижения в отмеченном направлении внимательный наблюдатель может констатировать совсем не только в области «подпольной медицины»; к той же симптоматике можно отнести и торговлю «живым товаром» в «сексуально ориентированном» бизнесе, не говоря уже о наркобизнесе, где наркоманы готовы продать самих себя (не говоря уже о своих близких) за очередную «понюшку» наркотика. И, наконец, нельзя забывать также о торговле так называемыми заложниками, а в действительности рабами, которую так и не удается искоренить как раз в тех «окраинных» районах бывшего СССР, из которых – уже во времена «позднего застоя» и «ранней перестройки» – в центральную Россию проникали семена и споры грядущего «архаического» капитализма.
Итак, купец-ростовщик, купец-откупщик, купец-поставщик и, наконец, купец-чиновник, создающий свой капиталец с помощью взяточничества, – таковы доминирующие фигуры капиталистов «архаического стиля», каждой из которых вполне возможно найти «взаимно-однозначное соответствие» среди «новых русских» персонажей. Среди них мы найдем также и «крупных торговых предпринимателей» и «крупных финансовых магнатов», которых М.Вебер также не забыл упомянуть в своем перечне типичных представителей античного капитализма (и которых у нас нынче, как говорится, «пруд пруди»). Одним словом, куда ни глянь – везде рискуешь попасть в тот или иной веберовский персонаж, отличающийся от своего прототипа лишь модным костюмом. А вот те, кого еще совсем недавно называли у нас «капитанами промышленности», переводя на советский язык слова О.Шпенглера о промышленниках «большого стиля» (и называли не без основания, поскольку именно им страна была обязана не только индустриализацией, но и последующей модернизацией индустрии), нынче жмутся где-то на российских задворках, тщетно пытаясь свести концы с концами на своих «лежащих на боку» предприятиях.