Открывая Итаку

Четвертый персонаж не замедлил вылезть из сферического космического корабля. Он прилетел из планетной системы Сириуса с заданием изучить высшие формы жизни в солнечной системе. Случай с самого начала столкнул его с остальными персонажами, но он этому не обрадовался, потому что не умел радоваться: он был роботом.

После нескольких бесплодных попыток, Матей отказался от намерения разгадать, кем были, в действительности, эти персонажи. Он понял, что их противоречивые действия и тирады были продиктованы элементарными правилами игры, в которую играл и он, — кстати сказать, все более умело, — так как прелесть кинокибера состояла, между прочим, и в возможности предоставить действующим лицам и некоторую свободу действий, согласно с логикой каждого происшествия. Так, Старый волк межпланетных пространств восторгался остатками марсианской цивилизации, которые ему показал трубадур с золотыми глазами, влюбился в космонавтку и поспорил с роботом по вопросу превосходства их цивилизаций. Он попытался было даже обучить их игре в шахматы в надежде, что Ларсон, в конце концов, выдаст себя. Однако марсианин только помахал в воздухе своими длинными пальцами и начал рассказывать новую историю о тех временах, когда планета была покрыта лесами и городами; космонавтка заявила, что предпочитает вязать, а робот, выслушав его с холодной вежливостью, сообщил, что его реле бесполезности не пропустило к его электронной памяти ничего из сказанного Матеем.

Тем временем «Альбатрос» продолжал свой путь к Марсу.

На большой карте межпланетного пространства светящаяся точка, указывавшая положение космического корабля, незаметно перемещалась, следуя намеченному ярко-красной полосой пути. Время тянулось мучительно медленно. Сквозь иллюминаторы, сделанные из боразона — вещества, более твердого, чем алмаз, и до того прозрачного, что создавалось впечатление, будто его и вовсе нет, — мерцали неподвижные светила, напоминавшие созвездия драгоценных камней на черной бархатной подушке ювелира. Обманчивая синь воздушного океана исчезла. Вокруг них царил густой, давящий, ощутимый мрак, — также океан, но океан, в водах которого острова были рассеяны до непостижимых уму далей. Космонавтам казалось, что вокруг них все неподвижно, что и сами они застыли навеки в какой-то точке, освобожденной от благотворной тирании законов вселенной…

Создатель «Альбатроса», профессор Громов, долгое время искал для него наиболее прочную броню. В конце концов, он остановил свой выбор на сплаве кадмия и бериллия, расплавленном под вакуумом и отлитом в аргонной атмосфере. Этот сплав, наложенный пластами, должен был выдержать град ударов мелких частиц. Что касается более крупных частиц, то профессор и его исследовательский коллектив выбрали наиболее простое решение. Корпус космического корабля был усеян антеннами радара, сигнализирующими его электронному мозгу о приближении этих частиц, что определяло легкое отклонение от маршрута, позволяющее избежать встречи с ними. При проведенных на земле испытаниях, механизмы работали безупречно. Все же теперь, перед решающей проверкой, в сердце космонавтов закрался страх: детекционные аппараты предупреждали о неизбежной встрече с роем метеоритов, а так как размеры «Альбатроса» не позволяли ему уклониться от этой встречи, то ему предстояло выполнить настоящий танец со сложными фигурами между крупными частицами, в то же время подвергаясь и бомбардировке мелкими.

Накануне этой встречи Ларсон еще раз удивил их. Он был спокойнее всех, вел себя непринужденно, улыбался. Таким они видели его только на земле. Можно было бы сказать, что приближение опасности совершенно преобразило его.

— Что с ним случилось? — удивился Матей, следя глазами за силуэтом инженера, направлявшегося, посвистывая, к кабинке управления. — Если бы на борту были спиртные напитки…

— Да разве же их нет? — запальчиво перебил его Билль. — Ключи от бортовой аптечки всегда у него в кармане!

— Вы заходите слишком далеко, ребята! — вмешался в разговор Громов, недовольно покачав головой. — Это похоже на зависть!

— Но, профессор, скажите сами, разве его поведение естественно?

— Быть может, быть мужественным означает уметь преодолевать в себе страх.

Билль хотел было что-то ответить, но этому помешало возвращение Ларсона, напомнившего им, что пора открыть кинокибер.

— Откладывать некогда. Через два часа…

Через два часа им предстояла встреча с роем метеоритов.

Спектакль начался в атмосфере легкого беспокойства: марсианин больше извивался, космонавтка говорила больше обычного, Старый волк межпланетных пространств то и дело посматривал на часы… Один только робот невозмутимо, тяжелыми шагами, прохаживался по экрану, доставая из поврежденного космического корабля какие-то странные предметы.

— Что ты делаешь? — спросила его космонавтка.

— Хочу сохранить в памяти ваши лица. Все обернулись к нему.

— Почему именно теперь? — удивился Волк межпланетных пространств.

— Потому что только теперь все вы стали самими собой.

— Не понимаю, — прошептал марсианин, поглаживая звучные вышивки.

— Отлично понимаешь!

Это был голос Ларсона. Инженер снял с себя колпак психопреобразователя и теперь рассматривал его с вызывающим видом.

— Что на тебя напало, Свен? — хмуро спросил его пилот.

— Ничего особенного, Билль: жить хочу. Слава, за которой мы гоняемся, обходится слишком дорого!

Ларсон нажал на находящиеся на поручнях его кресла кнопки. Высвободившись из объятия эластических поясов, он быстро взлетел к потолку вниз головой.

— Что с вами, Свен? Что вы собираетесь сделать? — забеспокоился профессор.

— То, что следовало сделать уже давно, — ответил инженер, направляясь к двери. — Мы долетели до конечной точки и теперь поворачиваем назад. Если кто-нибудь желает, может слезть…

Почти в тот же миг, придя в себя, Билль и Матей набросились на него, но наблюдавший за ними исподтишка швед сделал пол-оборота в воздухе и вытащил правую руку из кармана. Раздался выстрел. Билль побледнел и зажал рукой правое плечо. С минуту Матей колебался. Этого было достаточно для того, чтобы швед успел захлопнуть дверь снаружи. Матей бросился к кнопке управления маленького серводвигателя, но механизм не хотел его слушаться. Дверь была блокирована. Все трое оказались пленниками инженера.

— Нет смысла пускаться в сложные объяснения! — воскликнул пилот, раздраженный не столько спором, сколько болью в плече. — Трусы всегда были и будут!

— Вы слишком упрощаете, Билль, — возразил, покачивая головой, Громов.

— Если бы наш полет можно было проследить на экранах телевизора, — вмешался Матей из своего угла, — то Ларсон остался бы тем же, каким он был. Его смелость, — если она у него вообще была, — питалась светом прожекторов и фотовспышек, восхищением, которое он читал в глазах окружающих.

— Боюсь, что тебе некому будет поведать эти тонкости, — проворчал Билль.

Некоторое время они молчали. Потом Матей промолвил:

— Есть одна возможность помешать ему… Профессор и пилот встрепенулись. До сих пор они тщетно ломали себе головы в поисках выхода из положения. Чтобы проложить себе путь через металлическую дверь, им понадобился бы аппарат автогенной сварки или взрывчатка, а под рукой у них не было даже молотка или долота.

Положение было, действительно, отчаянное. Ларсон находился в кабине управления и, конечно, производил теперь вычисления, необходимые для того, чтобы повернуть космический корабль в направлении Земли. Это означало не только крушение всех связанных с экспедицией надежд: малейшая ошибка имела бы следствием гибель всего экипажа. Покинув маршрут, тщательно разработанный в кабинетах Международного центра, «Альбатрос» мог стать игрушкой слепых сил космоса и тогда…

— А что если я выйду через отсек-шлюз?..

— Извольте видеть, в космическом пространстве гулять захотел, — проговорил пилот.