Страница 7 из 203
Поэтому прежде всего давайте определим область нашего несогласия и тему наших дискуссий.
Церковь НЕ критиковала миротворческую деятельность Рериха.
Церковь НЕ высказывает никаких суждений о картинах Рериха.
Церковь НЕ выступает против призывов Рериха к диалогу культур и к терпимости.
Церковь НЕ осуждает труды Рериха по защите памятников культуры.
Конечно, и эти темы не табуированы. И отдельные люди высказывали свои критические суждения и об этих сторонах деятельности Рериха (но не Церковь).
Например, Сергей Маковский подметил о картинах Рериха: "В его религиозных композициях отсутствует все умиленное, светлое, благостное; пламя христианства погашено языческой ворожбой. Помню, я почувствовал это впервые, любуясь огромным эскизом церковной фрески "Сокровище Ангелов" ... другие ангелы, целые полки небесных сил. Недвижные, молчаливые, безликие, с копьями и длинными щитами в руках, они стоят и стерегут сокровище. От их взора, от общаго тона картины, выдержанной в сумрачных гармониях, делается страшно и замирают молитвы"{38}.
У Максимилиана Волошина схожее впечатление от рериховских картин: “Растительное царство загадочно чуждо творчеству Рериха. Деревья на его картинах встречаются лишь в форме грубо отесанных бревен, из которых сложены срубы городищ и построены остроконечные частоколы, похожие на оскаленные зубы, или в форме тяжеловесных, богато и грубо раскрашенных кораблей, напоминающих хищных земноводных. На земле Рериха так много камней и так мало почвы, что дереву негде там вырасти. Он, действительно, художник каменного века, потому, что из четырех стихий он познал лишь землю, а в земле лишь костистую основу ее — камень. Пред его картинами невольно вспоминаются все кельтские предания о злых камнях, живущих колдовской жизнью... И во всем остальном растущем, поющем, сияющем и глаголящем мире Рерих видит лишь то, что есть в нем слепого, немого, глухого и каменного. Небо для него становится непрозрачным камнем, докрасна иногда во время закатов раскаленным, и под тускло-багровым сводом он мечет тяжкие каменные облака... И не только воздух, деревья, человека и текущее море видит Рерих каменными — даже огонь становится у него едкими зубцами желтого камня... И люди, животные видимы для него лишь с точки зрения камня. Поэтому у его людей нет лица. Так бывает, когда проходишь по музею оружия среди кованых доспехов, хранящих подобие человека... У Рериха нет людей — есть лишь ризы, доспехи, звериные шкуры, рубахи, порты, высеченные из камня, и все они ходят и действуют сами по себе. Нет ни лица, ни взгляда... Ужас зияющей пустоты есть в этом отсутствии лика” (Максимилиан Волошин)[22]{39}.
Вот очень точная, на мой взгляд, рецензия «Советской культуры»: Торжественны вершины Гималаев – сияющие снегами купола мира. Стынут под слепящим солнцем синие льды, мрачно недоступны горные кряжи, нечто жуткое таят в себе пасти пещер, таинственно молчит вода в недвижных чашах–озерах. Пустой небесный купол объемлет первозданное величие гор и ледников. С какой силой говорит художник об этой красоте, но какая это неприступная. Неживая, жестокая красота! Кажется, от века царствует в природе величавое, стылое молчание. Кажется, нет человека на свете и не нужен он – природа сотворила себя ради одной лишь смутной власти камня. И чем сильнее звучит восторг художника перед холодным великолепием застывших сил земли, тем сильнее чувстуешь в себе внутренний протест: хочуешь движения, душевного тепла, чтобы обласкало тебя хоть что-то живое… В мире, созданном Рерихом, ты чужой! Зов его искусства волнует, но это зов - в никуда»[23].
Из финской прессы: «Рерих не относится к природе с уважением или любовью, он берется за нее довольно грубыми руками, подчиняет ее своей идее. Она для него является полем, где он ведет поиск цветовых решений и драматических настроений»[24].
Вот В. В. Стасов передает мнение Репина: «В разговоре со мною Репин сказал: "Рерих способен, даровит, у него есть краска, тон, чувство колорита и известная поэтичность, но что ему мешает и грозит — это то, что он недоучка, и, кажется, не очень-то расположен из этого положения выйти. Он мало учился, он совсем плохо рисует, и ему бы надо было — не картины слишком незрелые писать, а засесть на 3—4 года в класс, да рисовать, да рисовать. А то ему грозит так навеки и остаться очень несовершенным и недоученным. Учиться надо. Рисовать серьезно надо! И тогда можно надеяться, что из него выйдет настоящий и замечательный художник... Одною даровитостью ничего не возьмет еще...". Таковы слова Репина. И хотя я и не художник, и не техник, а думал всегда то же и Вам говорил. Человеческие фигуры всегда меня оскорбляли у Вас, особливо во 2-й (нынешней картине). Чего тут ехать за границу, когда надо не ехать и смотреть иностранцев (Вы этого уже достаточно проделали на своем веку), а засесть за натуру человеческую и рисовать с нее упорно, ненасытно! Я всегда это думал и говорил, думаю и говорю и теперь. А заграница — еще не уйдет от Вас!!! Прислушайтесь к моим резонам». {40}
За свою жизнь, Рерих написал свыше 7000 картин. Несколько раз я спрашивал собрания художников: «Скажите, что можно сказать о качестве творчества человека, написавшего за свою жизнь семь тысяч полотен? Вдобавок, если этот человек часто был вынужден менять место жительства, путешествовал, писал много писем, статей и книг, участвовал в политике?». Имени я не называл. А вот ответ всегда был одинаков: «Это ремесленник».
И мне живопись Н. Рериха кажется чужой: холодной, бесчеловечной, безблагодатной. На мой вкус, свет, которым пронизаны его полотна — это не теплый свет Евангелия, это действительно ледяное излучение космоса[25]. То, что с помощью художественной техники, которую использует Н. Рерих, можно изображать совершенно иной мир — показал позднее Сарьян... Но это — вопрос вкуса, вопрос ощущения... Но вновь скажу: это впечатления отдельных людей, и совсем не на них строится суждение Церкви о Рерихе (и уж точно нет и не может быть суждения Церкви о живописи Рериха).
Не все были в восторге и от «миротворческой» деятельности Рериха. Еще при жизни Рериха была подмечена одна странность в его поведении. Призывая защищать мировую культуру, он почему-то довольно глухо, камерно протестовал против уничтожения русской культуры... Это обстоятельство послужило причиной появления в июне 1935 года статьи “Пакт Рериха или несколько вопросов акад. Рериху и членам Комитета Пакта Рериха”, опубликованной в эмигрантской печати. Елена Рерих отзывается о ней: «Русские ханжи в невежестве своем упрекнули Н.К. за то, что он не протестует против уничтожения церковных памятников в России”{41}.
Вот о чем писали «ханжи»: “В тот самый момент, в конце 1929 года, когда Пакт получил высокую санкцию и вошел в европейскую жизнь, по советской России прокатилась страшная варварская волна разрушения памятников старины и искусства. В 1929-31 гг. у России отбирались последние национальные сокровища истории и свозились или на свалки, или на иностранные базары. Скандалы происходили в Голландии, в Швейцарии, в Англии, во Франции, общественные круги большей части мира отказывались покупать награбленное, купцы и коллекционеры бойкотировали коммунистические аукционы, составленные из национальных сокровищ российского искусства, протестовали сами музеи, университеты, эмигрантские организации. Не возмущались нигде только представители Пакта Рериха, не протестовал нигде только сам академик Рерих, не организовывал выступлений в защиту сохранения русских памятников заграницей только комитет Пакта Рериха. Это молчание по самому острому вопросу, чрезвычайно близкому для всей деятельности Рериха за последние годы, является не только странным, но и зловещим”{42}.