Глоток воздуха

— Хорошо. Это хорошо. Это очень неплохой вариант, — сказал Стивен, озираясь и куда-то от нее отступая. — У него очень хорошие контакты.

— Но мне ведь уже в июле придется уйти с работы из-за малыша, так что я даже и не знаю, стоит ли все это затевать.

— Ничего, начнешь знакомиться с людьми, начнешь понемногу разбираться, что к чему… — Стивен явно говорил куда-то в сторону. Он уже успел отойти к противоположному краю лужайки, к зарослям лобелии, и Энн услышала, как он вдруг воскликнул преувеличенно бодро и громко: — И как это тебе удалось столько сделать сегодня, Тодди? Нет, ну надо же! Аи да молодец! Ну, просто отлично!

Тодди на мгновение приподнял свое белое, бесформенное лицо, наполовину скрытое свисавшими на лоб черными волосами, и посмотрел на него.

— Ты взгляни, Энн, какой молодей! Копает, как экскаватор. Земледелец ты наш! Ну, просто настоящий фермер! — Теперь Стивен обращался прямо к дочери, по-прежнему сидевшей в узкой полоске тени, по ту сторону залитой расплавленным белым светом лужайки. — Тодди собирается здесь еще какие-то цветы посадить. Гладиолусы и еще что-то из осенних.

Энн допила кока-колу с остатками почти совсем уже растаявшего льда и встала с неудобного стульчика, предназначенного, видимо, для гномов и уже успевшего перепачкать ржавчиной ее белую майку. Стараясь держаться тенистого края лужайки, она подошла к отцу и вместе с ним стала смотреть на очередную полоску свежевскопанной земли. Вблизи Тодди казался просто огромным; он по-прежнему сидел на корточках без движения, опустив голову и сжимая в руке садовый совок.

— Послушай, а может, в этом углу клумбу в форме полумесяца сделать? Как бы скруглить эту полоску. — Стивен сделал несколько шагов и показал мальчику, как примерно могла бы располагаться такая клумба. — И прямо вот досюда докопать. По-моему, было бы неплохо. Как ты думаешь?

Тодди утвердительно кивнул и тут же принялся копать, без спешки, но с силой вонзая в землю совок. Руки у него были толстые, белые, с очень короткими широкими ногтями, под которые забилась черная земля.

— А может, стоит вскопать вон до тех розовых кустов? Заодно и твоим гладиолусам будет просторнее. По-моему, хорошо получится. Да?

Тодди снова поднял голову и посмотрел на Стивена. Энн разглядела неопределенных очертаний рот и покрытую темным пушком верхнюю губу.

— Да-а, — произнес он через некоторое время и снова, склонив голову, принялся за работу.

— Ты возле розовых кустов немного скругли, — посоветовал ему Стивен. И оглянулся на Энн. Лицо его, немного расслабившись, стало как будто просторнее. — У этого парня просто талант земледельца, — сказал он ей. — Все, что угодно, вырастить может! И меня учит. Верно ведь, Тодди? Да-да! Ты ведь меня учишь?

— Учу, — тихим баском откликнулся Тодди, не поднимая головы и продолжая копаться в земле своими толстыми пальцами.

Стивен улыбнулся Энн и повторил:

— Да, он и меня учит!

— У вас очень хорошо получается, — кивнула Энн, чувствуя, что от напряжения у нее совершенно онемели уголки губ, а в горле застрял колючий комок. — Послушай, папа, я ведь просто так заглянула, на минутку, только поздороваться. Я к врачу ехала, у меня сегодня очередной осмотр. Нет, пап, я не останусь. Стакан я поставлю на кухне, ладно? А сама выйду с той стороны и дверь захлопну. Очень рада была повидать тебя, папа.

— Уже уходишь, — вздохнул он.

— Да, мне пора. Я решила дай забегу на минутку, раз уж все равно мимо проезжаю. Передай от меня привет Элле. Жаль, что мы с ней разминулись. — Энн сунула ноги в босоножки, отнесла пустой стакан на кухню, поставила его в раковину и все же снова вышла к отцу, который так и стоял на кирпичной дорожке, подставив лысину солнцу. Энн спустилась на землю и поставила одну ногу на цементное крылечко, чтобы удобнее было застегивать пряжку на босоножке. — У меня ноги ужасно опухали в лодыжках, — сказала она, — и доктор Шелл посадил меня на бессолевую диету. Теперь мне ничего нельзя солить, даже яйца.

— Да-да, говорят, всем нам следовало бы соли поменьше употреблять, — сказал Стивен.

— Это верно. — Помолчав, Энн прибавила: — Но у меня-то из-за беременности все — и давление повышенное, и отеки эти. Мне просто нужно осторожнее себя вести. — Она посмотрела на отца. Но тот смотрел на противоположный конец лужайки. — Ты знаешь, пап, даже если у ребенка нет отца, деда он все равно может иметь, — сказана она, засмеялась и покраснела, чувствуя, как горячая кровь приливает к шекам и покалывает кожу под волосами.

— Ну да, естественно, — рассеянно откликнулся Стивен. — Я думаю, ты понимаешь… — Ей показалось, что это предложение он не закончил, а если закончил, го она его просто не поняла. — Всем нам нужно о ком-то заботиться, — прибавил он.

— Да, конечно, папа. Ты бы и о себе тоже позаботился, а? — сказала она, подошла к нему и поцеловала в щеку. Чувствуя на губах слабый привкус его соленого пота, она прошла по дорожке из кирпича к калитке, возле которой под кустом буйно цветущей жакаранды стояли мусорные баки, выбралась в переулок и задвинула за собой засов на калитке.

Воссоздавая целостность

— У меня спина чешется.

Энн острыми зубцами маленькой садовой мотыжки осторожно почесала брату между лопатками.

— Не здесь. Там. — Он обхватил себя рукой, пытаясь показать ей, в каком именно месте у него чешется; его толстые пальцы с трауром под ногтями скребли воздух.

Она наклонилась к нему и своей рукой хорошенько почесала ему спину.

— Ну? Здесь?

— Угу.

— Я бы с удовольствием выпила сейчас лимонаду.

— Угу, — снова буркнул Тодд в знак согласия. Энн встала и принялась стряхивать с голых коленок землю, для чего приходилось приседать, сгибая ноги, — наклоняться ей становилось уже трудно.

Желтые стены кухни казались раскаленными; было такое ощущение, словно находишься внутри пчелиного улья, в одной из сотовых ячеек, насквозь просвеченной желтым и пахнущей сладким воском, но совершенно лишенной доступа воздуха. Личинке бы это, наверное, понравилось. Энн развела в воде пакетик лимонада, бросила лед в высокие пластмассовые стаканы, разлила по стаканам лимонад и понесла в сад, ногой открыв и закрыв затянутую сеткой дверь.

— Пей, Тодд.

Он выпрямился, по-прежнему стоя на коленях и не выпуская из правой руки садовый совок, и левой рукой взял принесенный ею стакан. Залпом отпил половину и снова склонился к земле, ковыряя ее совком и держа стакан в левой руке.

— Поставь его вот сюда, под куст, — посоветовала ему Энн.

Он осторожно поставил стакан на газон и углубился в работу.

— Ох, хорошо! — сказала Энн, наслаждаясь холодным лимонадом; слюнные железы у нее работали как хорошая поливальная установка. Она уселась на траву, чтобы голова была в тени, а ноги на солнце, и медленно сосала лед.

— Ты не копаешь, — сказал ей через некоторое время Тодд.

— Нет, не копаю.

Прошло еще несколько минут, и она предложила ему:

— Ты бы выпил лимонад-то. Лед уже почти весь растаял.

Он положил совок и взял стакан. Выпив лимонад, он поставил пустой стакан на прежнее место, под куст.

— Послушай, Энн, — обратился он к ней, уже не копая, но по-прежнему стоя на коленях спиной к ней — своей голой, толстой, совершенно не загорелой спиной.

— Да, Тодд.

— А папа приедет домой на Рождество?

Она пыталась сообразить, как лучше ему ответить, но ей слишком хотелось спать.

— Нет, — сказала она. — Он вообще к нам не приедет. И ты это знаешь.

— Я думал… хоть на Рождество, — совсем тихо пробормотал ее брат.

— Рождество он будет встречать со своей новой женой, с Мэри. Он теперь у нее живет, и теперь его дом далеко — в Риверсайде.

— Я думал, может, он к нам хоть в гости приедет. На Рождество.

— Нет. Не приедет.

Тодд умолк. Взял было совок и снова положил его. Энн понимала, что он не удовлетворен ее ответом, но сообразить, что именно его мучает в данный момент, не могла, да ей и не хотелось ни соображать, ни решать чьи-то проблемы. Она сидела, прислонившись спиной к стволу камфорного дерева и чувствуя, как приятно пригревает ноги солнце, как снизу их покалывает трава, как стекает ручеек пота между грудей, как один раз мягко шевельнулся ребенок где-то в глубине, внутри, по ту сторону этого мира.