Как помочь папе

Оттого, что они с Джулией вместе занимались такой обыденной домашней работой, у Калеба возникло странное чувство. Она, несомненно, очень сексуальна, но он чувствовал нечто большее, чем простое желание схватить ее и поцеловать. Это было чувство товарищества, духовного общения. Вот что это было. Наконец-то он нашел верное определение. Мытье кухни вместе с Джулией давало ему чувство товарищества. Сопричастности. Ощущение того, что они – одна семья. То, что исчезло из его жизни, то, что присутствовало в его юности, пока живы были родители. Хотя он отдавал себе отчет в том, что просто фантазирует, это затрагивало глубины его души.

– Все. – Она в последний раз провела тряпкой. – Кажется, я все сделала. Теперь чисто.

Калеб любовался ее миниатюрной стройной фигуркой, ее лицом, и тут ему пришла в голову дьявольская мысль.

– Нет, не совсем, – поправил он.

Джулия бросила на него быстрый вопросительный взгляд. У нее перехватило дыхание, когда он подошел к ней вплотную, остановившись всего в нескольких дюймах. Ее глаза расширились, противоречивые чувства одолевали ее. Она хотела и спрятаться от Калеба, и придвинуться еще ближе.

– Я говорю не о столе, – возразил Калеб. – А о твоем лице. Твое лицо… – Голос его стал соблазнительно глухим, и у Джулии замерло сердце. Стоя неподвижно, она наблюдала, как он подносит к ней свою руку. Кончиками пальцев он коснулся ее щеки и провел по ней. Движение его пальцев вызвало в ней дрожь, она замерла. – Ты испачкалась в муке… – Голос его гипнотизировал, завораживал, так же как и движение его пальцев. – Здесь… – он смахнул муку с ее щеки.

Джулия едва сдерживала волнение, лихорадочно соображая, как лучше выйти из этого положения, но ничего не могла придумать, потому что ее захлестывали чувства. Только молчаливо ждала. Ждала, что он сделает дальше.

– …и здесь… – продолжал он. Его голос показался Джулии безжизненным. Будто душою он находился где-то далеко. – А вот здесь шоколадная крошка.

Он нагнулся поближе, и мысли покинули ее. Она вся ушла в ощущения. И дернулась, когда он кончиком языка коснулся краешка ее губ. Будто пробовал шоколад, о котором только что говорил. Такого сильного эротического ощущения она прежде не испытывала. И с величайшим трудом сдержалась, чтобы не броситься в его объятья, умоляя поцеловать ее.

А когда он поднял голову и отступил, ужасное разочарование охватило ее.

Почему он это сделал? – пронеслось у нее в голове. Она глядела на него, стараясь отбросить свои эмоции и немного успокоиться, чтобы начать разумно думать. Это было невозможно. Очень трудно. Чувствовать куда приятнее, чем думать. Думать – стерильное и холодное занятие, напоминающее о том, сколь опасны ее ощущения.

Тем не менее она упорно продолжала думать. Почему Калеб удержался от поцелуя? Что его остановило? Зачем он прикасался к ней? И в конце концов решила, что его забота выглядит как-то… снисходительно. Для такого изощренного человека, как Калеб Таррингтон, этот жест ничего особенного не значит. От этой мысли ей стало не по себе.

Калебу не нужно знать, как она потрясена его поступком. И единственное разумное поведение – продолжать относиться к нему как ни в чем не бывало.

Набрав побольше воздуху, она сказала:

– А теперь нам с Уиллом лучше продолжить занятия математикой. – Она немного расслабилась, услышав свой спокойный голос. Калеб не узнает, какие чувства она испытала. Это должно остаться ее личным секретом.

Джулия улыбнулась ему, как она надеялась, своей дежурной улыбкой и пошла в патио искать Уилла.

Калеб проводил ее взглядом, смущенный той странной смесью чувств, которая на него обрушилась. Он злился на самого себя, что так быстро забыл собственное намерение относиться к Джулии как к жене друга. Его мучили опасение, что она могла рассердиться на него, и досада, что его нежность не вызвала у нее ответной реакции, тогда как у него самого кровь бурлила и сердце молотом стучало в висках. Он хотел броситься за ней, схватить ее и целовать, целовать до тех пор, пока она не почувствует то же, что и он. Пока она не перестанет думать о других, пусть даже в их числе окажется его собственный сын.

Калеб потряс головой, чтобы подавить это желание. Что с ним, в конце концов, происходит?

Он пошел в комнату отдыха и через раскрытое французское окно выглянул во дворик, где Джулия, склонившись к Уиллу, что-то объясняла ему. Калеб опустился на низенький мягкий диванчик и смотрел на них, пытаясь разобраться в собственных чувствах.

И тут понял: он не завидует тому, что Джулия обращает больше внимания на его сына. Напротив, когда он видел Джулию рядом с Уиллом, у него возникало ощущение полноты жизни. Они втроем, пусть ненадолго, словно бы составляли единое целое. Уилл был учеником, Джулия – учительницей, а он…

В чем, собственно, состоит его роль в их взаимоотношениях? Занимает ли он хоть какое-то место в душе Джулии? Она согласилась ему помочь лишь ради Уилла. Это было яснее ясного. Она не обращала на него внимания как на мужчину. Относилась к нему так, словно знала его всю жизнь. Он не произвел на нее никакого впечатления. Эта мысль терзала его.

Понимая, что это ребячество, Калеб тем не менее не мог запретить себе так думать и чувствовать. Он жаждал, чтобы Джулия выразила свое отношение к нему как… как к кому?

Он и сам не знал. И эта неопределенность для него, человека обычно в себе уверенного, отравляла ему существование.

Он увидел, как Уилл что-то сказал Джулии, и эти слова вызвали у нее улыбку, осветившую лицо. Она и вправду была хорошим педагогом.

Но он и так знал это, напомнил он себе. Потому-то и отправился именно к ней. К женщине, посвятившей свою жизнь работе. Как и его бывшая жена. Эта мысль обожгла его, ему стало неуютно на диване.

Веселый возглас Уилла отвлек его, и он вскочил на ноги. Ему захотелось быть рядом с ними обоими, выйти к ним, а не сидеть здесь в одиночестве. Он и так слишком много времени в своей жизни провел в одиночестве.

Глава шестая

– Джулия! В сегодняшней утренней почте есть пара писем, которыми нужно заняться немедленно.

Джулия оторвалась от записей, которые вводила в компьютер, и увидела шагнувшего к ней Калеба. Пиджак он снял и где-то бросил, рукава его безукоризненно белой рубашки были закатаны, узел зеленовато-голубого полосатого галстука слегка ослаблен, верхняя пуговица рубашки расстегнута. Он выглядел именно тем, кем был, – очень занятым, очень успешным администратором, который сильно загружен ежедневной работой. И еще он был похож на ожившую рекламу мужественного мужчины, подумала Джулия. Воплощенная мужественность. Она с трудом заставила себя сосредоточиться и не выходить из роли секретаря.

– Я набросал кое-какие наметки этих писем, – сообщил ей Калеб.

Джулия моргнула, пытаясь сфокусировать внимание на его словах, а не на восхитительном тембре его голоса, произносящего их. Это потребовало усилий. Она предпочла бы просто смотреть на его превосходную фигуру. Мечтать о том, чем можно с ним заниматься.

Пора повзрослеть, Джулия! – сказала она себе и едва не засмеялась неуместности этого напоминания. Она и так уже давно взрослая. Достаточно взрослая, чтобы все понимать и завести любовную интрижку с самым ярким представителем мужского пола из тех, кого она встречала в своей жизни.

Калеб заметил смешинку в ее глазах, удивляясь, что смешного она нашла в его словах.

Впрочем, ее неожиданная веселость, возможно, не имеет к нему никакого отношения. Тот факт, что он не может выбросить ее из головы, вовсе не означает, что она тоже думает о нем.

Обойдя стол, он положил принесенные бумаги поверх тех, с которых она вводила информацию в компьютер.

– Прежде всего нужно разобраться с тем письмом, что лежит сверху, – сказал он.

Джулия замерла, когда Калеб нагнулся к ней, его физическая близость поглотила все ее мысли, она потеряла самообладание. Поглубже вздохнув, она уставилась на письмо, о котором шла речь.