Отступник

Полдюжины оставшихся с Василием парней были избиты, некоторые довольно сильно, но их жизни, да и здоровью ничего особенного не угрожало, поэтому Василий собрал всех в билльярдной и стал ждать Пряжкина.

Григорий привез с собой десяток инструкторов, но едва войдя в дом забыл обо всем…

Толстяк Пряжкин был просто потрясен и обескуражен тем, что обнаружил в усадьбе. То возбужденный до крайности, то совершенно убитый, он бегал вверхвниз по лестницам, заставляя Василия носиться вместе с ним и на ходу рассказывать подробности. А утаивать эти подробности было бессмысленно. Если бы Василий притворился, что не знает, кто именно ворвался в дом, местные ребята живо восполнили бы его пробелы в памяти.

Василий не ожидал от своего приятеля-садиста такого эмоционального всплеска. Но человек, своими руками сдирающий кожу с малолетних лешат, едва не плакал, обследуя своих людей. Василий был искренне поражен, увидев, как дрожат губы Пряжкина, когда он осматривал трупы, выложенные рядком в подвале. Все это было удивительно, но очевидно.

Закончив изучать мертвецов, Пряжкин направился в билльярдную, где его ждали битые и небитые остатки воинства.

Несколько минут Григорий молча рассматривал своих людей, потом, очнувшись от оцепенения, захлопал себя по карманам в поисках сигарет.

Василий достал свою пачку, вынул зажигалку, подавая Пряжкину прикурить.

У Григория сильно тряслись руки, он едва вынул сигарету из пачки и чуть не уронил ее на пол.

Пряжкин глухо выругался и обвел взглядом всех присутствующих.

— Как самочувствие? Если кому-то нужен врач, немедленно скажите, отправлю в район… Минин, у тебя же нос сломан! Иди садись в джип, ребята отвезут тебя…

— Да не надо, Григорий, я лучше домой… — промямлил парнишка с опухшим багровым лицом.

— Хорошо, — кивнул Пряжкин. — Сейчас я скажу вам кое-что, а потом всех развезут по домам…

Он замолчал, отвернувшись к окну, поглощенный только сигаретой. Через некоторое время он обернулся и четко проговорил:

— Значит, так, ребята. Слушаем меня и думаем вместе со мной. Вы у меня не дураки и знаете, где работаете. Знаете, что власти нас всячески поддерживают и на многое закрывают глаза. Но у нас с вами есть четыре трупа, не говоря уж о серьезно раненых и о ваших сломаных носах… И этого нам с вами никто не простит, потому что подобных ошибок заведениям нашего уровня совершать не положено. Есть серьезный риск, что нашу лавочку закроют. В этом случае я могу сесть в тюрьму, а вы… Первым делом, вы наверняка потеряете эту работу… Это относится и к тем, кого я сегодня привез. И судите сами, насколько потеря этой работы страшна для вас.

Переждав немного и понаблюдав за реакцией ребят, Пряжкин удовлетворенно кивнул:

— Вижу, что вы меня понимаете. Поэтому я считаю нужным поступить так: сейчас те, кто серьезно пострадал, поедут домой. Тот, кто считает себя более менее здоровым, может добровольно остаться и помочь привести в порядок базу… А дальше вам придется сделать серьезный выбор. Пока вы, возможно, не отдаете себе отчет в том, чем это все может кончится. Но вы подписывали контракт и знаете, что всем без исключения пострадавшим будет выплачена страховка от фирмы, это в любом случае, даже в случае закрытия. Но… — Григорий напряженно вглядывался в угрюмые, искаженные болью гримасы пострадавших. — Каждый получит по дополнительной страховке лично от меня, и сумма эта будет немалая. А условие у меня одно: вся эта история не должна выплыть дальше Лешаниц. Конечно, нам не удасться скрыть все. Но я составлю правдоподобное объяснение, а вы вызубрите его. Если все это будет сочтено несчастным случаем, то заведение мы спасем. Главное, чтобы ни о леших, ни о том, что это житель Лешаниц устроил тут побоище, никто не узнал… Я понятно излагаю?

— Понятно, — буркнул Минин. — А этот подонок? Что, так ему все спустить?

— Это я беру на себя, — резко и уверенно заявил Пряжкин. — Он заплатит за смерть ребят и за ваши шишки. И поганцев я по ветру развею. Они много лет сллужили нам отличным расходным материалом, лучшего в нашем деле и желать было нельзя, но мы вынуждены пожертвовать таким удобством ради того, чтобы сохранить наш бизнес, наше дело, нашу безопасность, наконец… Или нас выбросят на свалку. И это еще в лучшем случае. А я думаю, что никто из вас не хочет идти работать к станку или торговать в ларьке…

Больше ни вопросов, ни возражений не поступило. Василий знал, что все ребята с некоторой опаской, но довольно уважительно относились к Пряжкину, понимая, что все здесь держалось на нем, на его контактах и связях, на его активности и ответственности…

— Поэтому отправляйтесь с Богом по домам и держите языки за зубами. Домашние спросят, говорите, что вас побили на тренировке… И о трупах и раненых пока никому ни слова! Вы вообще пока не в курсе событий и даже не слышали, что ночью на базе произошло что-то из ряда вон выходящее…

Ребята потянулись к выходу.

— Костров, развези их! — приказал Григорий, а сам махнул рукой Василию.

— Пойдем со мной…

Они вдвоем поднялись в холл. Василий решил, что взбудораженный Пряжкин кинется к бару с напитками, но Григорий повалился в кресло и со злобной гримасой уставился в потолок. Казалось, он что-то напряженно просчитывал.

— Допустим, эти будут помалкивать… — произнес Василий. — А те, кто сейчас в больнице? Они сгоряча все выложат…

— Не выложат. Там среди них Алешка Смагин, а он прекрасно понимает, о чем можно, а о чем нельзя болтать…

— Да? А что мы будем делать с трупами? Они хоть и не будут ни о чем болтать, но… Похоже, Гришаня, накрылось наше заведение…

— Послушай-ка, заткнись! — рявкнул Пряжкин. — Ты что, только о заведении думаешь?! Там лежат четверо мертвых мальчишек, это ты понимаешь?!

Горячность Пряжкина удивила Василия:

— Ладно, успокойся. Мне жаль, что все так случилось…

— Ему жаль, подумать только… — фыркнул Пряжкин и скривился.

Василий не кривил душой. Ему действительно было жаль. И не просто жаль, а очень и очень больно. Если бы он только знал с самого начала, он мог бы позволить тому худощавому парню с кожей цвета индиго без потерь и без кровопролития исчезнуть вместе с таким количество леших, какое он пожелал бы взять с собой… Василий проклинал себя за несообразительность, за то, что слишком поздно понял, чего хотел странный синекожий парень, принявшийся без всяких объяснений пускать кровь всем без разбора… Ну откуда было ему знать, что вломившийся в усадьбу человек — друг, а не враг?

Взяв со столика сигареты, Пряжкин снова закурил и в раздумье потер лоб. Василий подошел к нему и ободряюще сжал его локоть.

— Что делать будем, Гриша? — осторожно спросил он.

— Все на волоске повисло… В один миг… Из-за какого-то спятившего придурка… — торопливо затягиваясь, Пряжкин злобно бросал фразу за фразой.

— То, что он лешонка утащил, на то плевать… А ребят-то сколько положил просто так… Как жаль пацанов. Они, конечно, стервецы были порядочные, да ведь в двадцать лет и у нас с тобой ветер в голове свистал…

Ну это ты за себя говори, злобно подумал Василий, но тоже понимающе вздохнул в ответ.

Зазвякал лежащий на столике телефон. Григорий взял его и прижал к уху.

— Пряжкин… Да, Макс?! Принял? Как они?… — он долго слушал говорившего, потом, зажав трубку рукой, посмотрел на Василия. — Это Макс, главврач районной больницы…

Дослушав врача, Пряжкин перевел дыхание и быстро уверенно заговорил:

— Макс, будь другом, не давай делу ход… Что значит „невозможно“? В чем проблема, я не врублюсь? А что документы? Напиши: бытовая травма. Что? Ну и что „шестеро“? Массовая бытовая травма… — Пряжкин послушал врача еще немного, и постепенно распалился. — Послушай, какая мне разница, что ты там напишешь?! Мне надо, чтобы ребята встали на ноги, и чтобы никто ими не заинтересовался… Ну и что? Что „характер повреждений“? Что у нас произошло, приятель, то не твое собачье дело…

Григорий замолчал на полуслове, отнял телефон от уха. Угрюмо и растерянно глядя на Василия, он процедил: