Золотой город

Приступ мучительного кашля отвлек Блейка от размышлений. Отступив назад, он отер лицо рукавом. Бонаротти почти исчез в облаке пыли, однако как ни в чем не бывало продолжал с воодушевлением махать лопатой. В свете ламп пелена микроскопических частиц столбами поднималась до самого потолка пещеры. Картина, достойная кисти Брейгеля, усмехнулся про себя профессор. Слоан, примостившись на камне, что-то увлеченно строчила в блокноте. Почувствовав на себе его взгляд, она подняла голову и слегка улыбнулась.

Сделав несколько глубоких вдохов, Арон продолжил работу. Верхний слой кладки он успел разобрать, и ему оставалось лишь управиться с нижним.

Внезапно Блейк остановился. Меж камней проглядывали красновато-коричневые полосы.

— Слоан! — позвал профессор. — Взгляни-ка сюда!

Девушка мгновенно оказалась рядом. Опустившись на колени, она бережно сдула с полос пыль и сделала несколько снимков.

— Похоже, за кладкой скрывается так называемая глиняная печать. — Ее низкий голос звенел от возбуждения. — Прошу тебя, Арон, будь предельно осторожен, не повреди ее.

Нижняя часть завала уже не представляла такой сложности, и работа пошла значительно быстрее. Через несколько минут их взглядам предстала печать — квадратный пласт глины, нанесенный поверх слоя штукатурки. На красновато-коричневой поверхности извивалась обратная спираль.

— Странно. — Слоан наклонилась ближе. — Она выглядит совсем свежей. Посмотри сам.

Блейк опустился на колени рядом с ней. Действительно, возраст куска глины никак не мог равняться семи сотням лет. Скрытая под завалом печать сразу заставила его насторожиться. К тому же и на камнях почти не скопилось пыли — тоже чрезвычайно странное обстоятельство. Тревожное предчувствие навалилось на плечи невыносимой тяжестью.

— Неужели нас кто-то опередил? — растерянно пробормотала девушка. — Но это невозможно!

Она задумчиво нахмурилась.

— Впрочем, глина почти не подвергалась внешнему воздействию. — Слоан посмотрела на профессора. — Ведь ее закрывал толстый слой камней.

Невыносимая тяжесть разом свалилась с плеч.

— Именно так! — с жаром согласился он. — Поэтому печать и выглядит как новенькая.

Слоан сделала еще несколько фотографий и отступила назад.

— Продолжай.

Едва переведя дух, Блейк с воодушевлением принялся разбирать остатки завала.

54

Высоко над затопленной долиной раскинулось плато. Все выступы и углубления его заливало жаркое полуденное солнце. Искривленные можжевеловые деревья, вцепившиеся корнями в расщелины, делали пейзаж еще более причудливым. На песчаной почве произрастали редкие кустики эфедры, вербены и дикой гречихи. Узкие глубокие овраги, извиваясь, пересекали каменистую поверхность. На дне их то там, то тут блестели лужи дождевой воды. Повсюду над песчаником возвышались остроконечные камни из более твердой темной породы. Они напоминали злобных гномов, притаившихся среди можжевельника. На востоке собирались тучи, сулившие новый, хотя и не такой мощный потоп. Здесь, на тысячу футов выше пещеры, где укрылась Квивира, небо оставалось чистым, а редкие белые облака, насквозь пронизанные солнцем, лишь усиливали ощущение безмятежного спокойствия.

По дну оврага скользили две безмолвные фигуры в волчьих шкурах и масках из оленьей кожи. Они старались держаться в тени, словно не имели ни привычки, ни желания передвигаться при свете дня. Один из них остановился и, уткнувшись лицом в глубокую выбоину, принялся жадно лакать скопившуюся в ней воду. Затем оба поспешно нырнули в густой полумрак каменного выступа. Оказавшись там, странные существа, до сих пор передвигавшиеся на четвереньках, поднялись на ноги.

Сунув руку под шкуру, один из людей-волков извлек мешок из оленьей кожи. Серебряные браслеты на его запястьях позвякивали при каждом движении. Из мешка он достал человеческий череп, наполненный сухими шариками, похожими на серые пуговицы от пальто. Второй вытащил еще один череп и длинный, сморщенный корень, имевший отдаленное сходство со скрюченным человеческим телом. Разложив все на песке, люди-волки нараспев забормотали что-то нечленораздельное. То повышая, то понижая голос, первый вытащил обсидиановый нож и разрезал корень на продольные полосы.

Другой тем временем перебирал шарики в черепе. Казалось, он ласкает их. Руки, расписанные белыми полосами, двигались проворно и бесшумно. Выбрав один комок, колдун положил его в ладонь, за ним — второй и третий. Затем шарики по очереди исчезли в прорези маски, зиявшей напротив рта. Он громко, с усилием, сглотнул. Второй оборотень проделал то же самое. Заунывное бормотание зазвучало громче и быстрее.

Через несколько минут они разожгли небольшой костер. Над скалами взвилась тонкая струйка дыма. Положив полоски корня на угли, колдуны тут же извлекли их обратно. Следом в огне оказались измятые, изломанные перья, а за ними — живые разноцветные жучки. Насекомые корчились от жара, превращаясь в бесформенные черные комочки. Бережно собрав их во второй череп, люди-волки растолкли обугленных жучков в пыль и смешали с водой из кожаной фляги.

Повернув череп к северу и не прекращая бормотать, они по очереди сделали из него по несколько глотков. Корень, вновь уложенный на угли, потемнел, исходя зловонным желтоватым дымом. Колдуны склонились над костром, вдыхая его. Своеобразное их пение теперь напоминало звон цикад.

Порыв ветра, налетевший с востока, закрыл тучами небо над ними. Один из колдунов, вытащив из-под шкуры пригоршню молочно-белых цветов дурмана, швырнул их в огонь. Лепестки мгновенно сморщились и потемнели. Оборотни опять нагнулись над костром, втягивая ноздрями тонкие синеватые струйки. Воздух наполнился нежным цветочным ароматом. Людей-волков сотрясала мелкая дрожь, их бесчисленные украшения звонко дребезжали.

Один из поющих вскинул руку, рассыпая черную пыль на все четыре стороны — на север, юг, восток и, наконец, на запад. Череп опустел, колдуны проглотили все его содержимое. Первый устремил взгляд к небу. Из-под кожаной маски вырывалось пропитанное мускусом дыхание. Пальцы непрестанно тряслись. В напевном бормотании, громком и яростном, теперь слышалась отчаянная злоба.

И вдруг на плато воцарилась тишина. Ветер унес прочь последние струйки дыма. С ужасающей быстротой, словно растаяв на месте, оборотни исчезли в тени. Тропа жрецов, петляя меж камней, вела их в долину Квивиры.

55

Роско Свайр рассеянно вертел в руках потрепанный недоуздок. Забытая тетрадь со стихами валялась рядом. Душу его словно сковало льдом. Неподалеку испуганно шелестели листьями тополя, устоявшие во время наводнения. Вода бежала у самых корней, а с нижних веток свисали длинные, странного вида лианы.

Ковбой без труда узнал их. На деревьях болтались серые лошадиные кишки. Все, что осталось от его питомцев. Скорбное напоминание о маленьком табуне, забравшем столько любви и заботы.

Края долины погрузились в сумрак, однако над головой еще сияла яркая полоса неба. Каньон словно завис между днем и ночью. Таинственный, бередящий душу отрезок времени.

Свайр скользнул взглядом по тетради. Поэма о жеребце по имени Ураган так и осталась неоконченной. Мустанг, когда-то целых три дня не дававшийся в руки, неистовый и своенравный, словно живой стоял перед глазами у ковбоя. А вот Разумница, приветливая, дружелюбная, выносливая. Роско по очереди вспоминал всех лошадей, потерянных в проклятой экспедиции, их привычки и свойства характера, забавные случаи, связанные с каждой из них. Наверное, не имело смысла растравлять рану… но он никак не мог остановиться.

А потом мысли его обратились к Норе. Сколько раз эта женщина заставляла Свайра скрежетать зубами от досады. И все же он не мог не восхищаться ее смелостью, рассудительностью и способностью принимать решения. Ей выпала на долю страшная участь. Наверное, она сразу поняла, что ей не спастись, и с содроганием наблюдала, как на нее несется водяная лавина.