Страница 178 из 199
Дальнейшие события, происходившие вокруг умирающего Сталина, для нас интереса не представляют. За исключением, разве что, одной детали. По многим описаниям, перед самой смертью он вдруг поднял кверху левую руку и не то указал куда-то вверх, не то пригрозил. Потом этот жест получил у разных авторов самые разнообразные толкования, вплоть до самых мистических. Я думаю, расшифровать его несложно. Известно, что Сталин до самой смерти находился (почти всё время) в полном сознании, только не мог двигаться и говорить. Всё происходящее он хорошо понимал. И поскольку за десятилетия безраздельной власти он привык к подобострастному преклонению, поведение приближённых его шокировало. Естественно, его переполняло негодование. Поэтому этот жест мог означать только одно (в вольном словесном изложении, конечно): «Вот я вас, сукины дети!» Но «сукины дети» знали, что делали, знали, что им бояться нечего. Поэтому вели себя нагло и уверенно.
Итак, подведём итоги нашего расследования по этому пункту.
В ночь, после которой вождя хватил удар, он был оставлен без прислуги и охраны. После этого он был на сутки лишён медицинской помощи, даже не был переодет. Последними из руководства страны, с кем Сталин общался до удара, были Берия, Маленков, Хрущёв и Булганин. Первыми, кто появился после удара, были тоже они. Думается, только этих фактов вполне достаточно для вынесения им обвинительного вердикта. А с учётом ранее рассмотренных косвенных доказательств — тем более. Ведь далеко не каждое убийство совершается прилюдно. Вовсе не по всем делам об убийстве имеются свидетели-очевидцы. И тем не менее многие из них успешно раскрываются. Нередко истину удаётся установить лишь на основании косвенных доказательств, улик, если будет собрана достаточная их совокупность, восстановить картину происшедшего по крохам. В нашем случае, мы думаем, налицо именно такая ситуация.
Но у следствия в запасе есть ещё аргументы. Они касаются нашего последнего пункта расследования — посткриминального поведения подозреваемых.
Начнём с проговоров. Здесь наиболее благодатным объектом является Хрущёв. И потому, что он пожил подольше некоторых своих подельников, и потому, что возможностей для публичных выступлений у него было побольше, а главное — по характеру был он человеком весьма словоохотливым…
В докладе на закрытом заседании XX съезда КПСС Хрущёв прямо заявил, что Сталин намеревался ликвидировать старых членов Политбюро. То есть проговорился, что они действительно знали о нависшей над ними смертельной угрозе. Конечно, это высказывание можно расценить и как политический ход, желание максимально сгустить краски, вызвать антисталинские настроения. Но тогда всё же лучше бы было говорить об угрозе для всего ЦК, а не только Политбюро (причём даже не всего его, только «старых членов»). Это имело бы гораздо больший эффект. Поэтому скорее всего здесь именно проговор.
Интересную трактовку этому высказыванию Хрущёва даёт А. Авторханов. Он связывает его с «делом врачей» (опять это загадочное дело!). В этом же докладе, до приведённого высказывания, Хрущёв много внимания уделяет этому делу, гневно возмущаясь его фальсификацией и допущенным беззаконием (можно подумать, что это единственное сталинское беззаконие!). И затем заявляет:
«Это позорное дело было создано Сталиным. У него не хватило времени, однако, довести его до конца (так, как он представлял себе этот конец)». Как же он себе его представлял? Так вот, Авторханов считает, что следующее затем заявление Хрущёва о намерении Сталина уничтожить старых членов Политбюро и есть ответ на вопрос, каким представлял себе этот конец Сталин. Ну что ж, очень логично. И вполне согласуется с другими нашими уликами.
Характерное признание содержится в Постановлении ЦК КПСС от 30 июня 1956 г. «О преодолении культа личности и его последствий». В нём говорится, что ещё при Сталине «внутри ЦК имелось сложившееся ленинское ядро руководителей». В переводе на нормальный язык это означает сложившийся антисталинский заговор.
Но самый интересный проговор Хрущёва содержится в одной из его речей — на митинге в честь венгерской партийно-правительственной делегации во главе с Яношем Кадаром в 1964 г. Там, опять же гневно осуждая Сталина за допущенные беззакония и произвол, Хрущёв заявил буквально следующее: «В истории человечества было немало тиранов жестоких, но все они погибли так же от топора, как сами свою власть поддерживали топором». Мог ли Хрущёв заявить такое, если бы Сталин умер естественной смертью? Конечно, нет. С какой стати тогда появился бы топор, от которого будто бы погиб Сталин? Хрущёв (да и любой другой на его месте) говорил бы тогда о суде истории, что она воздаст своё каждому тирану, и так далее, в таком же примерно духе, но никак не о топоре.
Теперь о мерах по сокрытию преступления.
Здесь для нас представляет интерес одно обстоятельство, которое почему-то прошло мимо внимания многих исследователей или, во всяком случае, с причинами смерти Сталина не связывалось. Это — злосчастная судьба сына вождя — Василия Сталина.
Василий был младшим ребёнком в семье Сталина. Родился в 1921 г. С детства был неуправляемым, своенравным, капризным, психически неуравновешенным, со слабым здоровьем. Видимо, в значительной мере это объясняется семейными обстоятельствами — в детстве он пережил самоубийство матери, был лишён материнской ласки.
Рос он как и положено наследному принцу. Хотя отец и старался не создавать для него исключительных условий, повседневного контроля он, естественно, осуществлять не мог. Педагоги, понятно, не хотели иметь неприятностей и практически с него никакого спроса не было. Сам Василий, кстати, и тогда и после умело пользовался своим положением сына вождя.
После окончания средней школы Василий избрал стезю военного лётчика — самую престижную в то время мужскую профессию, окружённую ореолом романтики и героизма. В Отечественной войне принял активное участие, проявил личное мужество, совершил несколько десятков боевых вылетов, сбил один вражеский самолёт. Однако потом отец запретил ему боевые вылеты, видимо, опасаясь повторения судьбы своего старшего сына Якова, попавшего в плен и погибшего там при невыясненных обстоятельствах (были данные, что немцы начали охоту на Василия).
Военная карьера Василия была стремительной. Уже через два года после начала службы Василий — полковник, в 24 года — генерал (прямо второй Бонапарт!). Заканчивает войну командиром дивизии. С 1947 г. — помощник командующего, а с 1948 г. — командующий ВВС Московского военного округа.
Василий рано пристрастился к алкоголю. С годами эта порочная страсть усиливалась. Постоянные пьяные кутежи и скандалы становились нормой. Вращался Василий в основном среди богемы — актёров, режиссёров, спортсменов. Естественно, немало было в его окружении и просто прихлебателей, пользовавшихся его доверчивостью и возможностями. Скандальные похождения Василия (в частности, связи с замужними женщинами) нередко становились достоянием гласности. Порой приходилось вмешиваться и отцу.
Вместе с тем отмечают у него и положительные черты. Был он хоть вспыльчив и груб, но отходчив, не злопамятен. Часто помогал людям (например, с жильём), вообще был щедр, любил делать подарки, угощения. Меценатствовал. Особенно любил покровительствовать спортсменам. Создавал футбольные и хоккейные команды, переманивая туда лучших спортсменов, строил и оборудовал спортивные сооружения. Сам был страстным болельщиком.
С 1952 г. после появления Василия пьяным на военно-воздушном параде (за подготовку и проведение которого он отвечал) терпение отца лопается и он отстраняет его от всех постов и направляет слушателем в военную академию.
Но настоящие злоключения Василия начались после смерти отца.
Уже в марте 1953 г. Василия увольняют в запас без права ношения военной формы. А ещё через месяц его арестовывают и помещают в Лефортовскую тюрьму, где он содержится как секретный узник. Предъявленное Василию обвинение было настолько надуманным и вздорным, что даже как-то не поднимается рука на его серьёзный юридический анализ — расходование государственных средств не по назначению, в основном — на спортивные нужды, без каких-либо корыстных целей. (Потом, правда, ему добавят ещё одну статью — антисоветскую пропаганду, выразившуюся в нелестных отзывах о тогдашних государственных руководителях.) Известно, что какую-то бесхозяйственность, злоупотребление служебным положением при желании можно найти у любого командира полка, у любого директора самого захудалого заводишка. Но за это никогда никого не сажали. В худшем случае понижали в должности, в самом худшем — увольняли с работы. Василий же более двух лет, пока будет вестись следствие, проведёт в строжайшей изоляции в Лефортово, а затем, после суда, который приговорит его к восьми годам (!) лишения свободы, направится во Владимирскую тюрьму (не в лагерь, как все осуждённые!), имевшую репутацию одной из самых строгих.