Страница 23 из 100
В шесть Швито не приехал, и в четверть седьмого не приехал, и в половине. Но Ларс и тут успокоил: это не Швеция, где все делается минута в минуту, и даже не Россия, это Венесуэла, а здесь никто никуда не торопится. И, правда, еще минут через десять на большом джипе прибыл Швито вместе с женой, которая четверть века назад была шведкой и звалась Рози, а теперь гражданка Венесуэлы по имени Росарио. Мы уселись, уложили Аленку на заднее сидение и поехали.
Педрито смотрелся типичным креолом: крупные черты лица, оливковая кожа, глаза как маслины. Ему было за семьдесят, он владел небольшой частной клиникой, от дел практически отошел – но врачи, как и писатели, как и маршалы, не уходят в отставку. На своем веку Педрито повидал всякого, Аленкина температура его не пугала, в тропиках все чрезмерно, в том числе и жар у больных. Но с лечением вышла легкая заминка: ведь врач должен, как минимум, спросить у страдальца, где болит, а Педрито никаким наречием, кроме благородного языка Сервантеса, не владел. Но выход нашелся: местный Айболит задал свой вопрос по—испански, Росарио перевела с испанского на шведский, Сильвия со шведского на английский, а уж я с английского на наш отечественный. Аленка ответила слабым голосом, и ее фраза вернулась к дяде доктору тем же методом: я перевел на английский, Сильвия на шведский, Росарио на испанский. Так и ходили вопросы—ответы туда—сюда, пока Педрито не вник в суть дела и не нацарапал на листочке названия нужных лекарств.
Я спросил, где ближайшая аптека. Швито отстранил меня театральным жестом:
– Ты гость.
Он сел за руль и минут через двадцать вернулся с целым мешком местных снадобий. Моя попытка заплатить была пресечена в зародыше: в подобных делах на тропическом острове Маргарита гость бесправен, как в России.
Потом мы все, естественно, сидели на веранде за столом и ели рыбу, креветок, вкуснейший местный сыр, роскошные фрукты, название которых я услышал, но не запомнил, и все это под красное чилийское вино. Самое странное, что Аленка еще до всех лекарств начала выздоравливать – жар ослабел. В хороших врачах всегда есть что—то шаманское: лечат словом, взглядом, спокойствием, даже ленивой вальяжностью, которой у Педрито было хоть отбавляй.
Когда мы собрались уходить, Швито взял меня за локоть, щедрым жестом обвел окружающее пространство и сказал:
– Леонид, теперь ты мой друг. Видишь этот дом? Он твой! Всегда помни – у тебя есть дом в Венесуэле!
Эти благородные слова он произнес, естественно, по—испански. Как я их понял? А все так же: Росарио перевела с испанского на шведский, Сильвия со шведского на английский, а уж с английского на русский я перетолмачил самостоятельно.
Разумеется, я тут же подарил моему другу Швито свою московскую квартиру на улице Красноармейской. Метраж не уточнял. Зачем огорчать хорошего человека: ведь на его веранде, выходящей в сад, легко разместится вся моя двушка вместе с застекленным балконом.
Вряд ли мне еще когда—нибудь доведется посетить свой дом на тропическом острове Маргарита. Но легче жить, когда знаешь, что даже в другом полушарии у тебя есть не чужие люди.
Из всех афоризмов Священного Писания чаще всего мне всегда вспоминался вот какой: живите днем сегодняшним, ибо завтрашний день сам позаботится о себе. Может, потому, что они совпадали с моим скромным опытом: еще до того, как впервые открыл Евангелие, я, в ту пору убежденный атеист, писал, что человек, отвергающий однодневное счастье, не будет счастлив никогда – ведь вся наша жизнь состоит из дней, и любой из них единственный. Но слова Христа я воспринял, как прекрасный поэтический образ, мне и в голову не приходило, что ими можно руководствоваться в житейской практике. Как, например, можно летом не думать о зиме и не запасать дрова, не ссыпать картошку в подпол – ведь так и до весны не доживем! Евангельская мудрость – она для души, а для быта… Для быта есть Иван Андреевич Крылов со своей безмозглой попрыгуньей Стрекозой и дальновидным запасливым Муравьем.
И только здесь, на острове Маргарита я осознал, что за афоризмом Иисуса стоит не только возвышенная, но и сугубо земная правота.
Да, мы в России не можем не думать о предстоящей зиме, о черном дне, о призраке голода, о морозах, способных убить любую не защищенную жизнь. Но здесь—то, в тропиках, нет зимы! Здесь всегда тепло, всегда зелено, всегда фрукты свежи и рыба ловится. Зачем же тут тревожиться о завтрашнем дне, если он будет таким же благодатным, как сегодняшний?
Иисус жил не в тропиках. Но и в Палестине, по которой Он ходил с учениками, тоже нет зимы: после долгого лета приходит короткая осень, а сразу за ней – весна. И если у нас в Мурманске или Анадыре черный день длится чуть не полгода, то на берегах Иордана день без солнца всего лишь хмурое исключение из сияющего правила…
Авторы и герои Священного Писания были людьми наблюдательными, знающими и мудрыми. Но они никогда не жили в тайге и тундре, не слышали про Сибирь, где зимой крестьяне ездят по рекам на санях. В Библии спрессован опыт множества поколений, и каждый найдет в ней свое. Для всего человечества это великий духовный урок. А для жителей теплых краев, таких, как бананово—кокосовый остров Маргарита, еще и вполне практическое наставление.
У моего друга Швито есть двоюродный брат Лео, почти мой тезка, рослый мужик лет сорока пяти. Он мне сразу понравился: на губах постоянная улыбка, любит хорошую компанию, друзей, розыгрыши и бильярд. Наш человек! Лео механик от Бога, талантливый изобретатель – он оснастил зубоврачебный кабинет Швито уникальным оборудованием. Мой шведский друг Ларс дал ему очень хороший совет: создать небольшую фирму и снабдить новым оборудованием всех дантистов Маргариты, а их больше пятисот. Да через пару лет Лео легко станет миллионером!
Лео горячо поблагодарил за совет, но делать ничего не стал. Ларс с досадой пожимает плечами – ну можно ли быть таким ленивым? Деньги лежат на земле, а ему в лом нагнуться!
Я, однако, Лео понимаю. Ну, заработает миллион – и что? Будет больше нулей на банковском счету и меньше времени на хорошую компанию и бильярд. А оно ему надо? Это нам с Ларсом, северным людям, никуда не деться от муравьиной предусмотрительности. Но Лео—то не северянин!
Для всех российских школьников крыловская Стрекоза символ легкомыслия и непроходимой дурости. А ведь ее ошибка, по сути, была вполне поправима: надо было с первыми же холодами лететь на остров Маргарита, где в полной безопасности можно пропеть не только лето красное, но и зиму.
Почему—то безалаберный Лео напомнил мне одну мою зарубежную издательницу, умную женщину. Она добровольно ушла с важной должности, чтобы больше времени проводить с маленьким сыном. Я удивился: «Но ты ведь потеряла половину зарплаты». Она ответила: «На все, что нужно, мне хватает второй половины. Я же не могу жить лучше, чем хорошо».
Видимо, и мой почти тезка Лео чувствует, что ни при каких заработках не станет жить лучше, чем хорошо. А тогда зачем напрягаться?
Бог ты мой, что же я такое пишу? Получается какой—то гимн безделью! Наверное, тропическое солнце подействовало.
Остров Маргарита говорит по—испански. И вся Венесуэла говорит по—испански. И Аргентина, и Мексика, и Чили, и Боливия, и Колумбия, и Эквадор, и Куба, и, вообще, вся Латинская Америка, кроме огромной Бразилии и нескольких карликовых государств. И великий поэт Пабло Неруда писал по—испански. И великий прозаик Габриель Гарсиа Маркес тоже испаноязычен. Испания – рядовая европейская страна, не самая большая, не самая богатая, не самая влиятельная. Но язык и сегодня делает ее великой державой: он в мире третий по распространенности, после английского и китайского.
А начало этому величию положил один—единственный человек. Кстати, не испанец.
На маленьком плоском островке Кубагоа, отделенном от Маргариты узеньким проливом, стоит очень скромный обелиск. Вокруг песок и заросли кактусов. А на вертикально стоящей бетонной стене еле заметный барельеф, имя и дата: именно к этому плоскому клочку суши пять веков назад причалил Христофор Колумб во время своего третьего путешествия.