Страница 33 из 106
Семен Слепынин
СФЕРА РАЗУМА
Так связан, съединен от века
Союзом кровного родства
Разумный гений человека
С творящей силой естества…
Еще во сне его слуха коснулись грустные и куда-то зовущие звуки свирели. Сознание просыпалось, и Василя вновь стали томить все те же непонятные чувства и мысли. Откуда приходит загадочный и неуловимый, как туман, пастух? Может быть, не из древних земных полей, а из далеких космических пастбищ?
Мысль до того странная, что Василь окончательно проснулся и рассмеялся. Космические пастбища! Надо же придумать такое. Тут же вспомнил, что через час, когда в полях рассеется туман и вместе о ним уйдет таинственный гость, с внеземной станции спустится другой пастух — профессор дядя Антон. Вот этот никуда не уйдет, с ним можно поговорить, узнать много нового.
За окном уже вовсю трещали воробьи, утренние лучи медленно сползли по стене комнаты и коснулись косяка дверей. Василь вскочил, принял волновой душ, позавтракал и босиком помчался за околицу села.
Поля дымились, искрились травы, и от обжигающе холодной росы захватывало дух. Вот и роща Тинка-Льдинка, похожая по утрам на струнный оркестр — так много здесь было птиц. За рощей степь. В ее просыхающих травах уже путались пчелы, а на пологом холме паслись лошади. Это как раз тот самый небольшой опытный табун, который изучает ученый пастух дядя Антон.
Василь подскочил к своему знакомцу — недавно родившемуся жеребенку, обнял его шею, гладил гриву и приговаривал:
— Хороший ты мой. Хочешь, мы будем с тобой дружить?
— Он хочет к своей маме, — услышал мальчик голос профессора. — Отпусти его. Это еще совсем малютка, сосунок.
Жеребенок смешными неумелыми шагами подошел к своей маме — светло-серой кобылице Стрелке, встал под ней, как под крышей, и начал сосать молоко.
— А имя ему еще не придумали? — спросил Василь.
— Пока нет. Хочешь что-нибудь предложить?
— Вчера бы говорили, что он из старинной породы орловских рысаков. А что, если назовем его Орленком?
— Хорошее имя, — одобрил дядя Антон.
Мальчик сел рядом с высоким светловолосым профессором и задал все тот же вопрос о постоянно тревожившем его воображение ночном пастухе: кто он?
— Кто его знает, — дядя Антон пожал плечами. — Он пасет лошадей только ночью. Но как пасет! Лошади так и льнут к нему. И чем он их приворожил?
— А вы хоть раз видели его?
— Нет. И пытаться не следует. Он этого не любит.
— А что, если он не земной пастух? А что, если он приходит из древних космических пастбищ?
— Космических? Ну это вряд ли, — рассмеялся профессор. Он встал, подошел к Стрелке и посмотрел ей в глаза. Потом сел на бугорок и задумался. Василь понял, что сейчас лучше не мешать ученому пастуху.
Мальчик отошел в сторону и сел под могучим, давно полюбившимся ему тополем. Его крона так разрослась, что казалась густым зеленым облаком. «Тополь-бормотун» — так называл его про себя Василь. И в самом деле: более болтливого дерева не было в окрестных лесах и рощах. Стоило пронестись ветерку, как его ветви и листья начинали переговариваться, шуметь. И даже когда ветер стихал, тополь долго не унимался и продолжал бормотать. Может быть, там шепчутся дриады? Василь поднял голову, но в зеленой полумгле увидел лишь пляску острых, как иголочки, солнечных лучей и птичьи гнезда.
Василь взял из Памяти книгу. Но не читалось. Его внимание привлек небольшой табунок лошадей, проскакавших вдали. Но это обычные лошади. Совсем иное дело табун, где родился Орленок. Такого табуна в мире больше нет…
Ученый пастух все так же сидел на бугорке, глубоко задумавшись. Сейчас он, наверное, советуется со Сферой Разума. Василь уже знал, что у взрослых общение с ней более глубокое, чем у детей. Сфера раскрывает перед ними всю историческую память и все знания человечества. Сейчас профессор, может быть, даже видит своих коллег — ученых «лошадников», живущих в разных странах. Он разговаривает с ними, спорит. Уже не один год они работают с опытным табуном. С помощью Сферы они меняют наследственность лошадей и динамику биотоков. Все это Василь слышал от дяди Антона. Ученые хотят, чтобы обыкновенные лошади стали чуть ли не сказочными. Но зачем? Об этом Василь спросил у профессора, когда тот отключился от Сферы.
В ответ услышал удивительные вещи. Оказывается, некоторые питомцы профессора уже сейчас могли бы промчаться в час почти тысячу километров, если бы не сопротивление воздуха. Но скорость — не главное. Ученые добиваются, чтобы их кони свой немыслимый бег в пространстве превращали в бег во времени. Василь знал, что где-то в космосе время и пространство могут взаимно переходить друг в друга. Но чтобы такое — на Земле? Да еще лошади?
— Именно лошади, — убеждал ученый пастух. — Миллионы лет эволюция словно растила их для этого. Смотри, какое благородство, какая целеустремленность линий и форм! Так и кажется, что кони вот-вот сорвутся с места и, мелькнув в пространстве, умчатся в тысячелетия. Но природа не создала их такими. Не смогла одна. Вот мы и хотим помочь ей. Стрелка и другие взрослые лошади лишь переходные экземпляры. Но их потомство — твой Орленок, Витязь, Метеор — нас обнадеживает. Может быть, они вырастут настоящими хронорысаками.
Незаметно из дальних стран золотой птицей прилетела осень и тихо села на поля и рощи, раскинув свой многоцветные крылья. И Василю пришлось надолго распроститься с лошадьми и вольной жизнью — наступил его первый учебный год. Вместе с двумя десятками мальчиков и девочек он иногда целыми днями жил в школьном классе — многоликом и почти живом творении. Большая светлая комната с партами по желанию превращалась в любую лабораторию — физическую, химическую, экологическую. Меняя форму, она погружалась в воду и даже в недра земли. Но чаще всего парила в облаках. Потому ребята и называли свой класс воздушной лодкой.
Лодка летала над материками и океанами, незримая для живущих внизу. Но сами школьники видели нежную зелень альпийских лугов и блеск южных морей, слышали шелест американских прерий и океанский гул сибирской тайги. Под ними проплывала вся биосфера-основа их жизни, хранительница материальной и духовной культуры человечества.
Многое, очень многое ребята узнавали о мире еще в раннем детстве, когда дружили с феями, дриадами и другими сотворенными Сферой природными существами. Будто сама природа делилась своими знаниями, будто ребята впитывали их вместе с ароматами лугов и пением птиц. Поэтому первоклассники сразу же приступили к таким наукам, какие их одногодкам прошлых времен и не снились.
А как интересно проходили часы после занятий! Однажды в ноябре, когда их родные луга и рощи припорошились снегом, летающая лодка вплыла в сумерки жарких джунглей. Все здесь необычно: лианы, спускающиеся сверху толстыми канатами, мохнатые стволы, оплетенные вьющимися растениями с большими и яркими цветами. В полумраке древовидных папоротников ребята впервые увидели фавна — недоверчивого и пугливого лесного обитателя.
А потом воздушная лодка приземлилась на новозеландском берегу Тихого океана — и вмиг все преобразилось. Вместо душных джунглей — бескрайние синие дали, откуда дули синие свежие ветры. Набегающие волны с шуршанием гладили песок и оставляли у самых ног шипящие ожерелья пены. Ребята шумно переговаривались, но стоявшая рядом с Василем Вика нетерпеливо махнула рукой:
— Тише, ребята! Не видите разве?
В отдалении на прибрежной скале сидела девушка и тихо напевала. Потом подняла руки, шевельнула пальцами и словно коснулась ими невидимых струн: океан зазвучал.
— Морской композитор, — восторженно прошептала Вика.
Все знали, что Вика мечтала о славе степного композитора, хотела преображать шелест трав, пение птиц, свист ливней и грохот грозы в гармонию, в никем не слыханные созвучия и мелодии.