Серый

Хозяева базы — нынешнего пристанища Равина — являлись представителями цивилизации Белой звезды, они прилетели из центральной области галактики и называли себя сверхлюдьми. Они конкретно занимались Землей и землянами. К Владиславу Львовичу они относились благосклонно, но пропасть в развитии, разделяющая сверхлюдей и человечество, ощущалась настолько явственно, что Владиславу Львовичу волком выть хотелось от сознания собственного ничтожества. Он понял, что изречение «Человек — это звучит гордо!» верно только на поверхности Земли, не далее. Что уж там говорить о разуме, если Равин, к своему великому стыду, никак не мог понять, где находится база: то ли в родной Солнечной системе, то ли за ее пределами, то ли вообще в другой галактике. С одной стороны, после изъятия с Земли он был предоставлен сам себе, мог покидать базу, не спрашивая на то разрешения, — его научили использовать энергию тела и энергию пространства для мгновенных перемещений, — но, с другой стороны, находился под постоянным контролем.

— Кушай, Жора, поправляйся, — сказал Равин. — И пусть тебя не смущает мой внешний вид. Парадного костюма у меня нет, а одежду сверхлюдей я не могу носить, я в ней чувствую себя голым. То, что на мне, — память о Земле, это — мое, личное. И пусть я без туфлей и носки заштопаны, пусть брюки не глажены и рубашка не новая, ни на какой скафандр не променяю. Да и какая разница, во что я одет, если сижу в энергокапсуле. Вот погляди на меня, Жора, глазами, или чем ты там смотришь, погляди. Видишь, я подвешен в воздухе и не могу преодолеть проклятые полметра, встать ногами на твердую землю. Ты думаешь, я не хочу пробежаться по венерианским скалам? Ты думаешь, я не хочу приблизиться и похлопать тебя «по плечу»? Ошибаешься, Жора. Все это я хочу, но не могу. Сижу в капсуле, как в клетке. Мои благодетели говорят: «Ты свободен и можешь летать, куда угодно. Летай, смотри». Я и летаю, и смотрю. Но что интересно, Жора, лечу я, скажем, куда-нибудь далеко-далеко, ну просто посмотреть, есть ли край у Вселенной или нет. А меня заворачивают — «Туда нельзя!» Хочу слетать на Землю, все-таки Родина, а меня заворачивают. На Марс — пожалуйста, на Луну или Венеру тоже — пожалуйста. А на Землю нельзя, А человеку, Жора, необходима Родина, ему надобно общение с другими людьми. Это не патетика, Жора, нет. Я понял: человек в одиночестве, оторванный от других людей, перестает быть человеком. Мои благодетели тоже люди, но они сверхлюди. А сверхлюди, сам понимаешь, они сверхлюди и есть!

Равин вздохнул и продолжил:

— Да, в одиночестве человек перестает быть человеком. Вот и я перестаю им быть. Иногда я себя спрашиваю: «Кто вы такой теперь, Владислав Львович, человек или случайный всплеск заштатной электромагнитной волны?» Так же не пойму, почему меня на Землю не пускают. Светлана мне говорит… Впрочем, она и не Светлана вовсе… А может быть, и Светлана… — Равин махнул рукой. — Запутался я с ней. На Земле она звалась Светланой…, На Земле у нас грандиозный был роман. Я жениться на ней хотел… Э-эх… Так вот, Светлана мне говорит: «Ты — серый». Не в том однако смысле, что посредственный, никчемный. Есть, оказывается, своеобразная формация энергоструктуры — между темными и светлыми, серединка на половинку, ни вашим, ни нашим. То есть, я как бы склоняюсь к силам зла, и в то же время меня тянет к силам добра. Такие дела, Жора. Живешь, живешь и не подозреваешь, что в один прекрасный момент можешь перейти на сторону темных… И ведь, как она говорит, чуть-чуть не перешел. Выбили меня, оказывается, темные из загадочного неведомого мне узла стабильности. Если рассказать, что у меня дома творилось… Я думал, до утра не доживу. Это же, Жора, никакой не Червякин приходил, это князь тьмы, настоящее его имя Аихра-Манью. А Светлана и моя соседка — они вроде разведчиков на Земле. Оказывается, за мной и те, и те следили. Мне потом объяснили, что зло во Вселенной неистребимо, что оно существует для того, чтобы жило добро, то есть одно без другого не существует. Но слишком много стало зла, чересчур много, и основной приток темных теперь идет с Земли. Так-то, мой друг Жора. А ты все туман сосешь. Насосался уже?

Венерианец медленно терял форму листа, оплывая подобно воску, заполнял лощину, превращаясь в озерцо глянцево-черного цвета.

— Спи, животное, — сказал сочувственно Равин. — Ладно, дрыхни. Через недельку я опять прилечу, продолжим беседу.

Равин облетел скалу, взмыл к ее вершине, завис над пиком, обозревая дикий горный край. «Ну, куда теперь?» — подумал он. Возвращаться на базу не хотелось. Что там делать? Светлана, кажется, на Земле, «соседка» занята непонятными консультациями с информационным энергетическим полем своей цивилизации. Куда податься бедному землянину? На Марс?

Бесцветная вспышка в глазах… Равин, как всегда, не успел ничего почувствовать в момент перехода. Под ним на огромной скорости проносился всхолмленный красно-коричневый марсианский ландшафт. Равин прервал полет, мгновенно зависнув над небольшим одиноким кратером среди гигантских пылевых барханов необъятной пустыни. У горизонта висело размытое оранжевое облако — верный признак надвигающейся пылевой бури.

— Скукотища, — подумал Равин вслух. — Ума не приложу, зачем я сюда прилетел. — Ему вдруг захотелось, как в молодости, когда нападала хандра, отколоть что-нибудь ухарское. И он закричал во все горло: — А-га-га! У-лю-лю! Во поле береза стояла!

Он помчался над барханами, горланя во всю мощь легких: «Во поле кудрявая стояла!» Но никто не оценил его вокальных данных в этом мертвом мире, никому он здесь не был нужен. Опять возвращалась хандра.

«А не посетить ли нам урано-нептуно-плутонианскую элиту?» — подумал Владислав Львович и, преодолев за долю секунды кошмарное расстояние, завис в космическом пространстве. В этой части Солнечной системы Равин ориентировался плохо. Он знал со школьных лет, что у Сатурна есть кольца; позже где-то мельком читал о наличии колец у других планет, и на этом все его познания в планетологии заканчивались. Если б знать заранее, что когда пригодится…

Сейчас же перед ним красовался охряный шар с мутно-зелеными разводами жиденькой облачности. Владислав Львович собрался уж было нырнуть к поверхности, но остановился. Из-за края планетарного диска выплыла звездочка орбитальной станции. Равин хмыкнул и очень медленно пошел на сближение. Вскоре увидел бесформенную, с точки зрения земной эстетики, конструкцию. Но еще раньше, чем увидеть, услышал странные звуки: стук по металлу и что-то типа напева «помпа-пом-па-бум-па-бум-па». Существо, похожее одновременно и на медвежонка, и на робота, ползало по конструкции, стучало и напевало себе под нос.

«Вот еще одна загадка, — подумал Равин. — Каким образом я в безвоздушном пространстве могу слышать звуки?»

Существо увлеченно занималось своим делом. Равину стало весело.

— Пам-парам-пам-пам, — подпел он.

Существо тут же распрямилось, став высотой с девятиэтажный дом, и, совсем по-земному замахнувшись лапой-клешней, словно собираясь дать подзатыльник, строго прикрикнуло:

— А ну, брысь отсюда, бездельник! Не видишь, я занят!

Владислав Львович, смеясь, отлетел в сторону и долго летел, не задумываясь, куда, хохоча и кувыркаясь. Почему-то ему вспомнилась история о медведе и майском жуке Боре. Равин остановился, представил себя на месте жука, хихикнул и помрачнел.

— Надоело! — крикнул он. — Слышите, надоело! Туда нельзя, сюда нельзя, отсюда брысь! Что я вам, собачонка?! Все! Надоело! Ухожу от вас. Где-нибудь на куличках пристроюсь. Нужен буду, сами найдете, разыщете, позовете. Адью, братья по разуму.

«Трансплутон», — послал Равин свой энергоимпульс в пространство.

Планетоид немногим превышал размерами Луну. Обычно Владислав Львович зависал в некотором почтительном отдалении, наблюдая за игрой серебристых вспышек света, торопливо разбегающихся по темно-синей, беспрестанно движущейся поверхности океана сжиженного газа. Будто духи тьмы приготовили космическое зелье, вселенское варево, и оставили остывать, пока свет звезд не загустеет в нем. Что-то вздымалось то там, то тут из таинственных мрачных недр и растекалось смоляными наплывами, обозначаясь шевелящимися тенями; что-то пульсировало; и когда Равин слишком долго смотрел, ему виделись в игре теней и огней гигантские черные змеи, возникающие из неведомой глубины и с жуткой грацией скользящие по планете. Равин пугался, иллюзия пропадала, и становилось ясно, что это всего лишь игра света и тени.