Серый

— Эх ты, деятель культуры! — шепотом проговорил он. — Заработался совсем! Тридцать шесть лет на свете прожил, а ума не нажил. Ты бы лучше научился не забывать закрывать дверь на ключ, когда из квартиры уходишь. Понял?

Отражение в зеркале согласно кивнуло.

Владислав Львович с минуту ошарашенно смотрел в зеркало, затем сделал несколько движений руками и, убедившись, что отражение их повторило, и в недоумении пожав плечами, вышел из ванной.

Подобрав в прихожей листы, Равин прошел в комнату. Возле распахнутой настежь балконной двери валялась чудом не разбившаяся, сброшенная с подоконника хлопающей шторой стеклянная ваза. Помянув еще раз недобрым словом свою забывчивость, Равин принялся наводить порядок.

Через полчаса рукописи возвышались стопкой рядом с пишущей машинкой, ваза заняла свое место на подоконнике, и только под балконной дверью поблескивала нанесенная дождем вода.

Равину не хотелось идти в ванную за тряпкой: видение в зеркале оставило неприятный осадок. Потоптавшись перед лужицей, Владислав Львович стал задергивать штору. За окном было тихо, дождь перестал. Деревья замерли в синеватом лунном свете и казались восковыми. Равин выглянул на балкон. После дождя дышалось легко. Вечерняя прохлада скользнула под влажную рубашку. Тишина, вид звездного неба и полной Луны действовали успокаивающе. Слегка задернув штору, он оставил дверь на балкон открытой.

Равин направился к кровати и замер — из-под покрывала, свисающего до пола, высовывалась нога в помятой брючине и в заштопанном на пятке носке. Пять минут назад этой ноги не было. Да и под кроватью никого не было — Равин доставал оттуда листы рукописи.

«Неужели-таки воры, — подумал Владислав Львович. — Где же они прятались? На кухне?»

— Эй, ты, под кроватью! Пылью дышать не надоело? — скорее прошипел, чем сказал Равин. Не дожидаясь ответа, шагнул к кровати и пнул по ноге. — Вылезай, тебе говорят!

Однако непрошеный гость не желал вылезать. На кухне, нарушая повисшую тишину, застрекотал сверчок.

Равин рывком откинул покрывало, присев, заглянул под кровать.

— Э-эй! Ты чего там, умер, что ли, с перепугу?

Мужчина в голубой, как у Владислава Львовича, рубахе лежал на спине, вцепившись левой рукой в пружину матраца. Эта рука мешала разглядеть его лицо. Равин ударил по руке ребром ладони.

— Хватит тут… — начал было он и осекся.

Рука плетью упала на пол. Несколько раз дренькнула освобожденная пружина.

— Ты что? Ты это брось! — Равин встал на колени, подсунул руки под лежащего и осторожно потянул его из-под кровати. — С сердцем, что ли, плохо? Кто же с таким сердцем по чужим квартирам…

Он осторожно двумя пальцами повернул голову незнакомца. Застывший в предсмертном крике рот, открытые, выпученные глаза повергли Владислава Львовича в тихий ужас. Ногам стало холодно. Медленно, не отрывая взгляда от лежащего перед ним трупа, Равин поднялся с колен. Он узнал рубаху, помятые брюки, узнал носки, собственноручно заштопанные на пятках. Это был не вор, это лежал его собственный труп, труп Владислава Львовича Равина.

Равин понимал невероятность происходящего. Вопрос о том, снится ли ему сон, был категорически отвергнут. Он всегда смеялся над теми, кто в подобных ситуациях щиплет себя за руку или за что-нибудь еще. Но коли не сон, значит все происходит на самом деле, и он действительно стоит над собственным трупом. Владиславу Львовичу стало страшно, страшно по-настоящему.

Он попятился и вжался в угол между стеною и книжным шкафом. Надо бежать из квартиры и вызвать милицию: пусть она разбирается с этой чертовщиной. Он двинулся было к двери, но замер. С трупом что-то происходило, показалось, что он пошевелился.

Одежда на мертвеце начала бледнеть, от нее поднялся легкий дымок, вскоре она стала прозрачной и исчезла совсем. Затем исчезла кожа, обнажив мощные ярко-красные мышцы, стянутые белыми сухожилиями. Постепенно бледнея, исчезли и они; на полу остался скелет с обращенными к Разину темными провалами глазниц. Конечности скелета с легким стуком сложились, прижавшись к грудной клетке. Груда костей зашевелилась, приподнимаясь, и развернулась огромным безобразным пауком с головой-черепом. Пялясь на Ра-вина, паук щелкнул челюстью, попятился и скрылся под кроватью.

Владислав Львович не смел пошевелиться. Ему казалось, сделай он хоть малейшее движение, паук выскочит и набросится на него. Потянулись минуты зловещей тишины. Ноги начали деревенеть. Равин попытался взять себя в руки.

— Все это чушь собачья, — зашептал он. — Мне показалось, померещилось. Никакого трупа, никакого паука не было. Вот сейчас загляну под кровать, там никого и ничего нет. Вот сейчас загляну… — Равин усилием воли заставил себя опуститься на колени и заглянуть под кровать. Паук был там.

— Кхе-кхе, — раздалось сбоку.

Равин вскочил и непроизвольно принял стойку обороняющегося боксера. В его единственном кресле, стоящем возле противоположной балкону стены, кто-то сидел. Равин разглядел сидящего и медленно опустил руки.

— Вот это другое дело, — неожиданным басом проговорил ответственный секретарь редакции Червякин, — а то сразу в боевую стойку. Вы что, боксом занимались?

— Занимался, — еле слышно ответил Равин, силясь сообразить, каким образом Червякин попал к нему в квартиру.

— А-а! Ну тогда мне все понятно, кроме одного, — продолжал тот. — Почему вы бокс бросили? Махали бы себе кулаками. Вон они у вас какие здоровенные. Добывали бы себе славу на поле, так сказать, брани…

Равин смотрел на Червякина, пропуская его слова мимо ушей. Вид маленького тщедушного человека немного успокоил его.

— А как ты… как вы здесь оказались? — сдерживая дрожь в голосе, спросил он. — Что вам здесь нужно?

— Глупый вопрос. — Червякин закинул ногу на ногу. — Вы его задали только потому, что это первое пришедшее вам в голову. Но я на него отвечу: я оказался здесь так же, как и в редакции. Вам достаточно?

— Н-нет. — Равин покосился на кровать. — Что вам нужно? И вообще, может быть, вы мне объясните, что происходит?

— Не все сразу, не все сразу! Да вы присаживайтесь, нам есть о чем поговорить.

— А если я вас спущу с лестницы? — сказал Равин больше по инерции. Он понимал, что происходящее малопонятным образом связано с сидящим напротив маленьким краснолицым человеком с красным же галстуком на белой рубахе.

Червякин вальяжно развалился в кресле.

— Я ведь еще даже не сказал, зачем пришел. По-моему, вы просто переволновались. Выровняйте дыхание, расслабьтесь. Вам надо успокоиться.

— Может быть, может быть, — прошептал Владислав Львович. Он взял стоявшую поодаль табуретку, прикидывая ее вес, взвесил в руке, поставил возле журнального столика, сел и покосился на кровать-присутствие мерзопакости ощущалось всем телом.

— Нам, наверное, надо что-нибудь выпить. Что вы предпочитаете?

Равин перевел взгляд с кровати на Червякина. Наглость и самоуверенность этого человека, как ни странно, вернули его в себя.

— У меня есть только чай. Заварить? — вопросом на вопрос ответил Владислав Львович.

— О нет! Не стоит беспокоиться, — криво усмехнулся Червякин. — Я, к тому же, чай не пью: пустой напиток. Я лучше выпью старой, хорошей московской водки.

— У меня нет вод… — начал было Равин и замолчал. На кухне зазвенело, забулькало.

Через несколько секунд в комнату из кухни буквально вкатился чернокожий мускулистый карлик, голый по пояс, в ядовито-зеленых шароварах, босой и совершенно лысый. Он просеменил к креслу и в поклоне, подняв руки над головой, протянул Червякину небольшой сверкающий золотом поднос, на котором стояла наполовину наполненная рюмка и лежал рядом с ней бутерброд с оранжевыми бусинками икры.

Равин ошалело смотрел на происходящее. Попал не в свою квартиру, — мелькнула у него мысль. Но нет, все находящееся в комнате принадлежало ему: и кровать, и кресло, и книжный шкаф.

Червякин тем временем опрокинул в себя водку, не поморщившись, откусил, явно смакуя, бутерброд.