Страница 11 из 72
– Но танцы только начались, – возразил было Джордж.
– Не хочу!
Они бродили по темневшей с каждой минутой улице, но всё время возвращались к залитому светом множества масляных ламп трактиру. Вскоре небо окончательно почернело. Они долго стояли на веранде, вслушиваясь в звеневшую ночными насекомыми темноту и в доносившийся из зала топот каблуков…
– Джордж, ты не откажешься прокатить меня завтра на своей повозке? – спросила вдруг Мари, и в голосе её прозвучал вызов. – Если ты считаешь такую просьбу неприличной, то забудь…
– Нет, нет, я с удовольствием! – выпалил он.
Джордж правил умело. Он любил свою крутобокую серую кобылку, и она беспрекословно подчинялась ему, хотя её послушание и не делало езду на старой двуколке менее тряской. Это была единственная коляска в Сен-Августине, и юноша очень гордился своим экипажем, несмотря на его расхлябанность. Двуколка громыхала на ухабах, дребезжала, жалобно стонала. Временами, когда она подпрыгивала и кренилась, казалось, что колёса готовы отвалиться, однако повозка продолжала со скрипом катиться вперёд, доставляя молодым людям огромное удовольствие.
Джордж уже не стеснялся Мари и весьма непринуждённо болтал о всяких пустяках. Но иногда он перехватывал зелёный взгляд девушки и умолкал, смущённый горевшим в её глазах огнём.
– Мы слишком далеко уехали, – вдруг сказала она испуганно.
Накатанная дорога давно кончилась. Под колесами поднималась высокая зелёная трава.
– Ничего страшного, – ответил юноша, но всё же натянул вожжи.
Коляска замерла. Лошадь фыркнула, тряхнула головой и задела ушами ветви орешника. Сочные листья мягко дрогнули. С обеих сторон на склонах холмов густо рос кустарник, тянулись к небу толстые стволы кедров и тополей, над головой раскинулись ветвистые кроны, в которых шумно и многоголосо щебетали птицы. Лето едва успело вступить в свои права, и воздух был свеж, даже прохладен.
– Надо вернуться, – забеспокоилась девушка.
– Побудем немного, – неуверенно предложил Джордж. – Тут никто не потревожит нас. В городе мы не можем даже спокойно поговорить на улице.
– Воспитанной девушке неприлично разговаривать на улице.
– Чепуха! – с вызовом воскликнул молодой человек. – Это всё глупые выдумки чванливых мамаш!
– И всё-таки есть правила, – угасшим голосом отозвалась Мари.
Он взял её руки в свои, и она сразу задрожала всем телом.
– Тебе холодно? – спросил он.
– Мне страшно. – Её голос сделался почти неслышным. Она сказала правду. Ей было страшно, но причины страха она не понимала. То ли её пугала близость Джорджа, то ли враждебность окружавшего их леса.
Справа зашелестела листва. Они вздрогнули и разом повернулись на звук. В нескольких шагах от них из зарослей дикой вишни появился бородатый человек в тёмно-красной рубахе навыпуск, поверх которой была надета длинная куртка из грубой кожи. В правой руке он держал длинноствольное ружьё. Это был Мерль Падальщик, приятель Трёхпалого Саймона.
– Ой! – воскликнула Мари.
– Эй, откуда вы взялись? Не приближайтесь к нам, пожалуйста! – неуверенно выкрикнул Торнтон.
Бородач медленно подошёл к оторопевшим влюблённым, почти равнодушно скользнул прозрачными глазами по коляске, окинул взглядом кобылу и посмотрел на девушку. Только теперь Мари поняла, что такое настоящий, нестерпимый ужас. Под твёрдым взглядом Мерля она сжалась: такого хищного и тупого лица ей ещё не доводилось видеть.
Мужчина протянул руку к девушке и вцепился в её локоть. Она отшатнулась, издав чуть ли не звериное завывание, и сжалась от звука собственного голоса, настолько он был страшен.
– Сэр, оставьте нас, – промямлил Джордж, он тоже был перепуган не на шутку.
В тех краях мальчики рано начинали пробивать себе дорогу в жизни, многие, едва достигнув тринадцати лет, уходили в леса с бывалыми охотниками и быстро приобретали умение постоять за себя. Условия почти первобытного существования на охотничьих тропах прививали подросткам суровость и беспощадность. Джордж принадлежал к другой категории. Он вырос в пекарне и, хотя и не был белоручкой, всё же толком не умел ни драться на кулаках, ни стрелять из ружья.
– Уйдите, в конце концов! Что вам надо от нас?
Мужчина грубо рванул Мари на себя и стащил её с коляски. Торнтон прыгнул за девушкой.
– Пустите её! Немедленно!
Молодой человек побледнел, на его лице выступили крупные капли пота. Пересиливая страх, Джордж схватил бородача за руку и повис на ней. Мари упала на землю, подол длинного шерстяного платья вздёрнулся, показав белую нижнюю юбку и праздничные туфли с квадратными медными застёжками.
– Оставьте же её! – закричал Торнтон и со всей силы толкнул бородатого человека в грудь.
Тот отшатнулся. В глазах вспыхнуло бешенство. Он замахнулся ружьём и нанёс юноше сокрушительный удар прикладом в лицо. Джордж упал. Из его свёрнутого носа хлынула кровь, нежные розовые щёки затряслись. Бородач дважды ударил Торнтона ногой в живот, и Мари услышала, как юноша крякнул, захлебнувшись воздухом. Третий удар пришёлся по голове. Джордж издал слабый стон и замолчал, перестав двигаться.
– Что вам угодно? – пролепетала Мари. – Оставьте меня, не трогайте!
Она упиралась руками в землю и пыталась отползти от ужасного человека. Он нагнулся и оторвал её от земли без видимого усилия. Она почувствовала себя пушинкой, подхваченной ураганом.
– Пустите!
Она успела разглядеть, что у Джорджа из ушей потекла кровь.
– Вы убили его! Убили!
Мари обмякла.
«Я умру от страха», – мелькнуло у неё в голове.
Бородач сгрёб её в охапку и забросил на плечо.
«Теперь мне ничто не поможет. Теперь уж наверняка всё кончено».
В зелёных глазах Мари потемнело.
Она несколько раз приходила в себя, видела перед собой лошадиную шею, густую листву, слышала гулкий отзвук копыт у себя в голове, ощущала взбалтывающуюся в груди муть тошноты и снова теряла сознание.
Когда она в очередной раз пришла в чувство, то обнаружила себя на грубо сколоченной кровати, среди множества мягких пахучих шкур. Помещение было тёмным, и только в двух шагах от неё плохонькая масляная лампа освещала стол, за которым сидел бородатый человек. Он ковырял деревянной ложкой в стоявшем перед ним котелке и громко чавкал.
Увидев, что Мари очнулась, он задул фитиль, и комната провалилась в полную тьму.
«Сейчас он будет убивать меня», – решила девушка.
По звуку тяжёлых шагов она поняла, что мужчина направился к ней. Не проронив ни слова, он стал грубо стаскивать с неё платье.
– Что вам? Чего вы хотите? – прошептала она, пытаясь сопротивляться. – Оставьте меня…
Он сильно ударил её кулаком в рот. Разбитые губы налились горячей кровью и мгновенно распухли. Удар в лицо был для Мари откровением. Она затихла и сразу же сдалась.
Бородач, не справившись с застёжками платья, просто порвал его.
– Так-то лучше, – были первые его слова, когда он прикоснулся широкой сальной ладонью к животу Мари.
Она почувствовала, как он приподнял её, властно раздвинул ей ноги и, грубо поелозив рукой там, где она любила ласкать себя, вдруг мощным толчком ворвался в её тело, причиняя острую боль и вызывая волну бурного отвращения ко всему миру. Мари забилась под насильником, охваченная паникой, и негромко завыла. Но он лишь тяжелее задышал, придавил обеими руками её плечи, вжимая в кровать, и принялся ритмично двигать бёдрами. Когда Мари закричала громче, он заткнул ей ладонью рот и едва не свернул при этом голову девушке. Чтобы не задохнуться, Мари вцепилась в громадную ладонь насильника зубами. Он отвалился от неё, зарычав, и наградил сильным ударом в ухо.
Девушка затихла, и могучее тело снова навалилось на неё.
Мари показалось, что и без того непроглядная тьма в комнате сделалась ещё гуще. Воздух стал вязким и тошнотворным. Из всех звуков остался только один – жадное похрипывание в самое ухо.
Вскоре мужчина удовлетворённо промычал что-то, сполз с неё и вытянулся рядом.