Страница 27 из 63
— Да, — согласился Юрка, — Пока все идет по плану. Но спешить с выводами и действиями мы не будем. И вообще, меня беспокоит очень много мелких, но вредных вопросов… Мне нужен хороший сканер, который… Который выполнял бы задачи нашей с вами контрразведки…
— Все-таки шпион? — зловеще отозвался Тарон. — Все-таки смерть Гудри — это не случайность?
— Как раз его-то смерть случайна. Убить, несомненно, хотели тебя, Тарон, и в первый раз это получилось бы, если бы Гудри не стал к этому времени хорошим бдительным солдатом… — Юрка вынул сигарету, зажал ее зубами и продолжил задумчиво, — И второй раз, когда тебя заманили в готовый к взрыву арсенал… И если бы не…
Юрка замолчал и полез в карман за зажигалкой.
Олег немного враждебно посмотрел на Тарона, но все же решился и выпалил:
— Юра, я не могу больше молчать!..
— Если ты о Рэсте, то я все знаю, не трудись… — Юрка, тщательно прикрывшись от ветра, раскурил сигарету.
— Что ты знаешь? — Олег сначала побелел, потом покраснел.
— Я знаю, что ее больше нет. И я знаю подробности.
— Кто тебе сказал?! — возмутился Тарон.
— Никто. Я сам все видел.
Олег всплеснул руками:
— Так на черта ты принял эту нашу дурацкую игру?
— Так хотела она, и мы все это для нее сделали, — пожал плечами Юра.
— Но почему ты вдруг стал наблюдать за нами в те минуты?
Юрка вынул сигарету изо рта, стряхнул пепел и внимательно посмотрел на Олега. Олег съежился под взглядом друга, но Юрка покачал головой:
— Не прими, как упрек, но тебе не дано… надеюсь, что пока не дано представить, насколько это мучительно — не только видеть, но и издалека чувствовать ее боль и быть бессильным… Когда человеку больно, это выплескивается наружу. Если бы ты знал, Олег, какой океан боли плещется вокруг, и сколько их, этих океанов… Близкого человека чувствуешь и выделяешь сразу. Родное существо — это доминанта в восприятии всех материальных и нематериальных проявлений жизни. Среди окружающего меня множества людей я вольно или невольно постоянно настроен на волны тех, кто мне не безразличен. Ты, Олег, интересуясь ими, видишь, слышишь, что с ними происходит физически. А я и такие, как я, чувствуем своим сознанием то, что происходит в душе наших друзей. А сознание, в свою очередь, подключает обычную нервную систему и ты можешь почувствовать себя на месте смертельно обожженного человека… Я издалека понял, что кому-то из вас плохо, взглянул и увидел, что произошло. Я видел, что ее ожоги были несовместимы с жизнью, я чуть с ума не сошел… Как он страдала!
Олег подавленно пробормотал что-то, а Тарон спокойно произнес:
— Когда я представляю, что я мог оказаться на ее месте, я думаю, что мне лучше было бы тогда не родиться на свет… Эта смерть тоже пополнила мой счет к Даррине…
Олег нервно отвернулся от друзей и со злобной гримасой на лице ударил себя кулаком по лбу:
— Ну почему же я один из вас остался такой деревянный?! Даже Гайл прошел это самое «преображение»… Я чувствую себя среди вас настоящим дерьмом…
Юрка положил руку ему на плечо и искренне сказал:
— Прости, Олег, я не хотел… Впрочем, тебе лучше знать, чем именно мы отличаемся от тебя. Вряд ли нам проще, чем тебе… Рэста иногда говорила, что быть такими, как мы, противоестественно. Она называла нас… как же это, слово такое смешное…
— Чрезмерными, — робко подсказал Тарон.
— Точно, — кивнул Юрка и затянулся сигаретой. — Она говорила, что чрезмерность саморазрушительна и не имеет право на существование. Девочка была неправа. Видимо, не зря мир так устроен, что человек постепенно движется к чрезмерности. Оказалось, что мудрее человек становится не тогда, когда он дожил до седых волос, а когда он вобрал в себя все ошибки, грехи и достижения тех личностей, в которые ему суждено было воплотиться. Чрезмерные люди устроены довольно безжалостно, у нас мало защитных барьеров. Обычный человек выживает, потому что его душа зашорена наглухо. Мы же можем продираться сквозь проблемы, свои и чужие, только целиком открывшись для них, в том числе проживая эти проблемы вместе с теми, кого они мучают. Только так и должен быть устроен человек! Человек должен не только слышать, видеть, осязать, и так далее. Он должен чувствовать еще и сердцем, душой, сознанием, называй, как хочешь! Человек не может узнать сам, чего он стоит, пока не узнает, что он вытворяет с другими… Что толку убеждать человека не желать зла ближнему, или говорить, что кому-то не стоит стремиться занять чье-то чужое место? Что толку в разговорах? Никакие разговоры никого до конца не убедят. А стоит только человеку самому ПОЧУВСТВОВАТЬ, что почем — и не понадобятся уговоры… Может быть, человек и не откажется от своих планов, но он будет делать все с открытыми глазами, — Юрка нервничал все больше, сигарета обожгла ему пальцы и он бросил ее. — Так что не думай, Олег, что мое отличие от тебя только в том, что для связи с друзьями мне не нужен телефон…
— Но почему же я не могу все это почувствовать? — взмолился Олег.
— Оставь, дружище, этого я не знаю. Даже Валерий молчит, хотя я просил его хорошенько прощупать твои аналоги…
— Этот и найдет, да не скажет, — буркнул Олег.
— Зря ты так. Впрочем, скорее всего, он именно так и поступит. С кем из вас он произнес хоть слово за последнее время? — спросил Юра обоих.
— Ни с кем, — отозвался Тарон. — Я спрашивал у ребят. Он как немой. Если только жестов не хватает, процедит пару слов, да и то только когда у его людей что-то не так идет… А барьеры мертвые выставил. Я и так пытался к нему подобраться, и в сон влезть — ничего не выходит. Откуда у него столько сил берется, обычный сканер от такого напряжения давно превратился бы в сонамбулу.
— А может он и есть тот самый шпион? — несмело предположил Олег и слегка поднял руку, словно защищаясь, когда Юра развернулся всем корпусом в его сторону. — Прошу прощения, босс, я забыл, что вам виднее.
— Сейчас не до шуток. Особенно после такого разговора, — обиженно сказал Юрка. Он помолчал немного и добавил:
— Хотя бы в память о сестре Виллена и Тарона, ты мог бы терпимее относиться к человеку, которого она, видит Бог, понимала лучше нас с тобой.
— Что же она такого особенного в нем понимала? — Олега понесло. — Или ты считаешь, что он не преступник, пусть даже невольный?
— Преступник, — согласился Юрка.
— Ты считаешь, что ему можно позволить просто так коптить небо и ничем даже не заплатить за преступления? Он что, не заслужил кары?
— Заслужил, — кивнул Юра.
— И ты спокойно взираешь на то, что он среди нас, как равный?
— Отнюдь не спокойно, — отозвался Юрка. — Честно говоря, убил бы своими руками.
— Тогда почему?!..
— Потому что боюсь даже сейчас оскорбить Рэсту тем, что нарушу статус Валерия Извекова. Сам этого не сделаю, и тебе не дам, — жестко сказал Юра.
— Она что, просила тебя быть к нему благосклонным? — проворчал Олег.
— Она редко кого-нибудь о чем-нибудь просила. Она сама добивалась того, что ей было нужно. И воспользоваться сейчас ее смертью для того, чтобы уничтожить что-то ею созданное, я никому не позволю. Это относится и к существованию Валерия среди нас. Нравится это тебе, Олег, или нет, ты будешь этому подчиняться, или мы с тобой расстанемся.
— Извини меня, — пробурчал Олег. — Видимо, Извеков прав, я в самом деле деревянный.
— Извиняю… Все, парни, насмотрелись на красоты, возвращаемся в лагерь…
Юрка первым пошел вдоль каменной гряды, и вскоре все они скрылись из вида…
Аппарат отключился, и кончик кассеты вылез наружу.
Интересно, зачем Примару понадобилось делать эту запись? Или он специально подстроил так, чтобы я на нее сама наткнулась?
— Если рассматривать тебя по принятым у людей критериям деления на плохих и хороших, трудно представить себе, что твоя смерть кого-то может опечалить, — послышался за моей спиной голос, от которого мне стало нехорошо. — Но я видел не только эту пленку, но и кое-что из старого, и мне приходится смириться с мыслью, что в мире относительно даже добро и зло.