Страница 16 из 63
Идти было трудно. Температура в Мертвом мире после зимней свежести Зеленого Пояса была слишком высокой. Люди задыхались, покрывались потом, ноги вязли в мягком пепле. Невесомый седой пепел не только пачкал руки, лица, одежду, он еще и набивался в глаза, в рот, казалось, что легкие изнутри уже выстланы пепельным ковром. Хорошо еще, что предусмотрительный Юрка давно уже предполагал, что путь перехода может пролегать в месте совершенно невыносимом, поэтому и задумал и подготовил заранее опорные базы в Иерархии и арсеналы с вооружением. Люди шли практически налегке, и все равно были измотаны. Видя, что силы у всех давно на исходе, Юра объявил привал.
Сам Юра бродил от костра к костру, на которых люди подогревали себе еду и воду, о чем-то расспрашивал, и никак не мог дойти до нашего кружка. То, что он дошел до нас только тогда, когда появилась добрая весть от Валерия, объяснило все: Юрка просто до безумия переживал за исход своего предприятия, особенно сейчас, когда проникновение Даррины в нашу среду приобрело такие явные и угрожающие формы. События у оружейного склада здорово выбили его из колеи, и мне едва удалось убедить его, что Гайл совершенно не виноват в случившемся.
Сообщив нам о близком прибытии Валерия, Юра присел рядом со мной и взял протянутую Тароном кружку.
— Ну что, Рэста, ничего нового? — тихо спросил он меня.
— Насчет чего? — уточнила я, хотя знала, о чем он.
— Что подозрительного в эфире?
— Ничего. Тарон тоже молчит.
— О чем? — равнодушно произнес Юрка, прихлебнув чай.
— О своих безымянных контактерах.
— Что-о? — Юрка отставил в сторону кружку. И я поняла, что Тарон смолчал о нашем с ним разговоре. Я беззвучно призвала Тарона и, хорошенько обругав его, приказала немедленно объяснить все Юрке. Несколько минут я молча наблюдала за их лицами. Тарон к концу их мысленного обмена любезностями выглядел очень виноватым, а на Юрку вообще страшно было смотреть, это был лучший образчик Юрия Орешина шести-семилетней давности, тех времен, когда любое неповиновение вызывало у него не просто возмущение и протест, а бурный приступ ярости.
В конце концов Юрка вскочил на ноги и резко дернул меня вверх, чуть не порвав одежду.
— А ну-ка, пройдем со мной! — процедил он мне сквозь зубы и, видя, что Тарон тоже встает, гневно прошипел: — Тебя я не приглашал!.. Вы, все, следите, чтобы наш драгоценный иерарх передвигался только с эскортом!
Я покороно отошла за братом на расстояние, обеспечивающее конфиденциальность беседы. Но наш разговор было трудно назвать беседой. Минут пять я выслушивала, что конкретно думает Юра о моем преступном легкомыслии. Он жестко и злобно выговаривал мне, как нашкодившему щенку, едва удерживая себя от срыва на банальную грубую брань.
— Я была уверена, что он все тебе рассказал, — попробовала оправдаться я, — К тому же, он совершенно не отказывался это делать.
— Сестренка, ему всего-то около двадцати лет, что он может понимать о настоящих опасностях! Ему-то я не удивляюсь, но вот от тебя я такого не ожидал!
— Он молод, но у него куда больше мозгов, чем было у меня в его возрасте, не надо преувеличивать его беспомощность! — понимая, что спокойные увещевания только разжигают гнев брата, я тоже перешла на агрессивный тон.
Юрка потрогал с опаской валун, рядом с которым стоял, и тяжело присел на него. Я осталась стоять и смотреть на то, как он пытается примириться с моими словами.
— Наверное, я точно старею, — вдруг усмехнулся он. — Чем дальше, тем мои друзья все больше и больше кажутся мне беспомощными детьми, и я прихожу в отчаяние от того, что не могу уследить за всеми сразу и уберечь каждого…
Пока он произносил это, его правая рука расстегнула куртку, и ладонь, проскользнув на грудь, прижалась к сердцу. Юра зажмурился и побледнел. Я испугалась и бросилась было к нему, но брат предостерегающе поднял руку и приложил палец к губам:
— Все, все… Тихо, не делай резких движений!
— Это ты не делай резких движений! — от страха за него я сама разозлилась на весь свет. — Всех уберечь хочешь, а о себе ты подумал?! Вот о том, до чего ты себя довел, я точно не забуду рассказать всем, кого это касается!
— Не ори, — мрачно проворчал Юра. — Ничего страшного. Здесь просто слишком жарко и душно…
— Угу, и еще слишком опасно, а сестра слишком легкомысленна, а иерарх слишком самоуверен и беспечен, а шпион слишком силен и опытен… — взялась перечислять я, — Да к тому же еще кто-то, известный нам обоим, слишком много курит!
Юра резко оборвал меня:
— Рэста, замолчи!
Он уже вынул ладонь из-за пазухи, но я подозревала, что он сделал это для того, чтобы не пугать меня. Губы у него были, по-прежнему, серые и сухие. Я очень мало общалась с ним даже сейчас, когда мы были с ним вместе, откуда мне было знать, что с ним так плохо? Такая адская работа могла подкосить чье угодно здоровье, тем более Юры, на которого всю жизнь валились только одни испытания и потери, и чем дальше, тем эти испытания были все безжалостнее.
— Скажи, Юра, есть ли что-то такое, что могло бы хоть немного вывести тебя из этого оголтелого напряжения?
— Есть, но увы, это невозможно.
— А именно?
— Я не хочу об этом говорить, — отрезал он.
— Когда я услышала о том, какую деятельность ты развернул, а потом увидела это своими глазами, мне показалось, что ты нашел свою настоящую жизнь. А оказалось, что ты на пределе. Так что же может тебе помочь?
Юрка посмотрел мне в глаза:
— То, что невозможно в принципе… Это Виллен нашел свою настоящую жизнь. А моя жизнь осталась в Питере… Причем не в том виде, в котором она находилась в последние годы, проведенные там… Настоящая жизнь была лет десять тому назад, когда я жил на служебной квартире управления, вернее, не жил, а наведывался туда в коротких перерывах между командировками… Тогда общество Олежки доставляло мне удовольствие, потому что он был похож на человека, а не на комок нервов… Тогда в забытом богом интернате меня ждала симпатичная сероглазая девчушка, о встрече с которой я начинал думать, едва только простившись с ней… Кто мне это все вернет? — Юрка снова слегка напрягся, и по лицу его пробежала болезненная тень, — Олегу проще, он всегда найдет, на кого вывалить свои муки, а мне и возненавидеть-то некого, кроме самого себя, вот ведь смешно… Если бы я знал, чего мне будет стоить мое же стремление к преображению… Но я не мог этого знать, поэтому исход не только закономерен, но и вполне заслужен…
— Мы запутались, Юрка, и дело в том, что даже все понимая и чувствуя, мы не можем избавиться от тех условностей, какие навязывают нам наши телесные оболочки. Ностальгия — не совсем неуправляемая вещь: ее определяет то тело, в котором живет душа, пусть даже сильная и цельная… И ты не виноват в том, что не можешь полностью принять меня такой, — добавила я, едва сдерживаясь.
Юра сокрушенно покачал головой и в досаде постучал сначала себе по лбу, потом по камню, на котором сидел.
— Ты что, Юра?
— Ну я и дубина! Болван, бревно неотесанное!.. Надо же было так язык распустить! Я сильно обидел тебя, девочка?
— Абсолютно нисколько, — ответила я и постаралась проглотить жесткий и горький комок как можно незаметнее и усилить внешнюю защиту еще хотя бы на пару минут, чтобы выждать, пока буря в моей душе поуляжется.
— Мне не стоило на тебя кричать… — виновато сказал брат.
— Ерунда, — я произнесла это как можно тише и мягче, надеясь, что Юра все же не заметит, что он невольно со мной сделал. — Ну, как ты себя чувствуешь, полегче стало?
— Да. И станет еще легче, если мы с тобой раз и навсегда забудем эту тему. Сколько можно перемусоливать одно и то же? К тому же, дела нашего дерзкого предприятия совсем не так уж безоблачны… Я взбешен тем, что Даррина так обнаглела. Я теряюсь в предположениях, я не могу предугадать, откуда еще ждать удара…
— Юрка, я сделаю все, что смогу. Я постараюсь, чтобы Тарону ничего не угрожало. Я всегда буду с ним. Ты ведь этого хочешь?