Одноклассники

Светлана. Какой Федя нервный стал!

Евгения Петровна. Ванечка Федины стихи наизусть знал.

Светлана (мечтательно).

Евгения Петровна. Хорошо! Вроде обычные слова, а сердце-то сжимается, и мурашки по коже…

Истошно-бесконечный звонок в дверь.

Светлана. Это, Евгения Петровна, талант называется. Не пускайте его, пожалуйста, в квартиру!

Евгения Петровна. Не могу, он в окно влезет. Ты же знаешь Федю! (Идет открывать.)

В комнату врывается трясущийся с похмелья Федя с букетом. Одет он, как бомж, а цветы явно подобраны на помойке.

Федя. Евгения Петровна, взыскую суровости! Сочинил стихи к Ванечкиному сорокалетию. (Галантно целует ей руку, вручает букет.)

Евгения Петровна (опасливо смотрит на цветы). Эх, Федя, Федя…

Федя. Светик, дай обойму от полноты души! Неужели тебе тоже сорок?

Светлана. У тебя есть какие-нибудь сомнения? (Отшатываясь.) Федя, ты где теперь живешь?

Федя. Где тепло – на вокзале.

Светлана. А твоя комната?

Федя. Сперли на рынке жилья. А-а, поэту жилплощадь ни к чему. Отвлекает. Евгения Петровна, реанимационные сто грамм. Немедленно!

Евгения Петровна. Федя! Только когда все соберутся.

Федя. А вы знаете такую песню? (Поет.) «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат…» Знаете?

Евгения Петровна. Знаем, знаем. «Пусть солдаты немного поспят…»

Федя. А кто сочинил, знаете?

Евгения Петровна. И кто же?

Светлана. Алексей Фатьянов.

Федя. Правильно, отличница! Фатьянов. Гений русской песни! А от чего умер, знаете?

Светлана. От чего же?

Федя. А-а, не знаете! Жена похмелиться не дала! Всю жизнь потом каялась. Понятно?

Светлана. Евгения Петровна, надо помочь таланту! Гибнет на глазах!

Евгения Петровна. Ну, если это вопрос жизни и смерти… (Разрешительно машет рукой.)

Светлана наливает. Федя выпивает и преображается.

Федя. Взыскую суровости! Требуется ваша цензура. Немедленно!

Светлана. Цензура? Зачем?

Федя. Литература без цензуры, как собака без поводка.

Светлана. Федя, опомнись! Кто же это Пушкина или Достоевского на поводке-то водил?

Федя. А зачем на поводке водить? Поводок может и в кармане лежать. У хозяина. (Хлопает себя по карману.) О-бя-за-тель-но!

Светлана. Ну, ты, Федя, прямо как Фаддей!

Федя. Какой еще Фаддей?

Светлана. Булгарин. Лучше уж стихи читай!

Федя встает в позу, напоминающую позу конькобежца перед стартом, читает, профессионально завывая и обращаясь к портрету воина-афганца.

Федя.

Евгения Петровна (перебивая). Феденька, это случилось в августе…

Федя. Что? Эх, жаль! Хорошая рифма: июль – пуль. Август – хуже. Хрен срифмуешь. Цензура – страшная вещь! Но нужна, сволочь! Еще, пожалуйста, сто грамм для вдохновения!

Евгения Петровна. Нет, Федя, нет!

Федя. Драматурга Теннесси Уильямса знаете?

Евгения Петровна. Кого?

Светлана. Знаем, знаем! «Трамвай “Желание”».

Федя. Подавился пробкой от пузырька с лекарством. Насмерть.

Евгения Петровна. Господи, Твоя воля…

Светлана. Ну и что?

Федя. А то, что я немедленно иду в аптеку, покупаю настойку боярышника. И не одну! А там пробки. Риск очень велик!

Евгения Петровна. Федя, ты же себя губишь!

Федя. Лучше умереть от отчаянного пьянства, чем от трезвого отчаянья!

Светлана. Хорошо сказал! (Наливает ему еще.) Но это – последняя.

Он выпивает и, бормоча, идет в угол комнаты.

Федя. Ав-густ – агав хруст. Ав-густ – мангуст… (Садится по-турецки, достает блокнот и карандашик.)

Светлана. Август – стакан пуст.

Федя. Поэта легко обидеть!

Евгения Петровна. Отвлеклись мы с тобой, Светочка! Что нам еще нужно сделать?

Светлана. Вы говорили, чеснок порезать.

Федя (из угла). Учтите, чеснок – растение мистическое! Чертей отгоняет.

Светлана. Работай над словом, мистик без определенного места жительства! Скоро уже все соберутся.

Федя. А Чермет будет?

Светлана. Обещал. Зачем тебе-то Чермет?

Федя. Затем же, зачем и всем. Деньги просить буду.

Снова звонок в дверь. Евгения Петровна открывает. Входит Анна, эффектная, но потрепанная жизнью дама. Она с цветами и большим круглым тортом.

Евгения Петровна. Анечка! Красавица наша. Легка на помине!

Анна. Женечка Петровна, с именинником вас! (Целует ее, отдает торт и цветы.)

Евгения Петровна. Спасибо, что вспомнила! Спасибо, королева! А мы про тебя только что со Светочкой говорили…

Светлана (наставительно). Именинник – это тот, у кого именины. А у кого день рожденья, тот – новорожденный.

Анна. Неправда! Я сама по телевизору слышала…

Светлана. Лучший способ разучиться говорить по-русски – слушать телевизор. Запомни, королева!

Анна. Ух, ты, строгая, наша! Ну, здравствуй, одноклассница! (Целует Светлану.) А что вы про меня тут говорили?

Светлана. Вспоминали, как ты с Черметом в раздевалке целовалась.

Анна. Жалко, только целовалась! Кто ж знал, что он олигархом станет…

Евгения Петровна. Замуж-то не вышла, королева? Или все ищешь своего принца?

Анна. С принцами в Отечестве хреново. Одни нищие и пьющие.

Федя (из угла). А чем это тебе пьющие нищие не нравятся?

Анна. И ты здесь, стихоплет? Как жизнь?

Федя. Как в вагине у богини!

Светлана. Федя! Фу! Как не стыдно!

Федя. У бомжей ничего нет, даже стыда.

Евгения Петровна (чтобы замять неловкость). Ах, какой торт!

Анна. А там еще и написано!

Евгения Петровна. Что написано?

Анна. Сейчас посмотрим! Сама не знаю… (Развязывает коробку.) Я еще и свечки купила. Четыре десятка. Вот… (Читает надпись на торте.) «В сорок лет жизнь только начинается!»

Евгения Петровна закрывает лицо руками и уходит на кухню.

Федя (из угла). Красота без мозгов погубит мир!

Анна. Заткнись, гад!

Светлана. Ну, ты, Анька, совсем…

Анна. Черт, я же не знала! Я по телефону торт заказывала. Говорю: напишите, что обычно к сорокалетию пишут. (Всхлипывает.) Вот всегда у меня так…

Светлана (успокаивая). Ну, ладно, будем считать, ты этот торт нам с Федей привезла. У нас-то все еще впереди! Правда, поэт?

Федя (из угла). Впереди – зима. Мне бы теперь в Сочи! Та м в парке на лавочке даже зимой спать можно. А вот странно, девчонки! Для инвалидов Олимпийские игры проводят. А для бомжей нет. Почему?