Уникум

Кошарский легко подскочил со своего места и с широкой улыбкой двинулся навстречу:

— Добрый вечер, господин Березин! Наконец-то мы можем лицезреть вас в нашем обществе! Не чаяли уже свидеться с вами…

Обойдя ряд кресел, он торопливо подошел к Родиону и протянул ему руку с весьма доброжелательным выражением.

— Прошу прощения, — жестко сказал Родион и убрал обе руки за спину.

Кошарский еще несколько секунд держал руку протянутой, словно все еще ждал ответного жеста от Родиона, потом опустил ее и немного удивленно осведомился:

— А что ж так, господин Березин?

— Еще раз прошу прощения, но я никогда не подаю руки. Никому. Даже близким друзьям, — отрезал Родион. — Возможно, моя привычка кому-то не нравится, но я ни для кого не делаю исключений.

— Вот как… — Кошарский казался несколько озадаченным, но потом снова улыбнулся: — Что ж, присаживайтесь…

Он обернулся к худосочному юнцу, что скромно сидел в крайнем кресле:

— Марьян, будь добр, дружок, поухаживай за нашими гостями.

Парень встал и, подойдя к свободному креслу, стоящему чуть в стороне, толчками провез его по полу и развернул так, что севший в него оказывался лицом к лицу со всеми присутствующими сразу.

— Присаживайтесь… — произнес парень тихим вкрадчивым голосом.

Родион поддернул длинное пальто и решительно сел в предложенное кресло.

Егор шагнул вперед и встал за спинкой.

— Марьян, и стул для спутника господина Березина… — сказал Кошарский, но Родион поднял руку:

— Не беспокойтесь, стул не нужен. Мой телохранитель не сядет.

— Если вы настаиваете, чтобы ваш сопровождающий находился за вашей спиной, он вполне может там и посидеть, — улыбнулся Кошарский.

Тем временем Марьян принес откуда-то из темного угла неплохой удобный стул и поставил его рядом с Егором:

— Прошу вас…

— Спасибо, — ответил за Егора Родион. — Но он не сядет.

Пусть Егорка постоит, так ему же самому будет спокойнее, а то он вечно боится однажды совершить оплошность.

— Вы держите своего телохранителя в ежовых рукавицах, — покачал головой Кошарский, бросив на Егора сочувственный взгляд. — Это не всегда уместно.

— Я уже сказал, что не меняю своих привычек, — отрезал Родион.

Кошарский неожиданно прищурился:

— Вот как? Тогда поясните нам, какой привычке вы остались верны, когда позволили себе поиздеваться над нашим служащим внизу?

Неодоумевая, каким образом вахтер уже успел пожаловаться начальству, Родион тем не менее развеселился, вспомнив изумленного до крайности бугая с мокрыми штанами:

— А он уже успел вам наябедничать? Что ж, признаю, я немного… Родион пощелкал пальцами и весело закончил. — …порезвился. Забавно, знаете ли, он до сего момента считал, что зажечь электрическую лампочку, не щелкнув выключателем, невозможно. Я развеял его заблуждение. Всего лишь маленькая шутка, ничего более…

— Господин Березин, вынужден вам заметить от лица моих коллег, что ваша выходка нас всех возмутила! — голос Кошарского стал ледяным. — Вы, молодой человек, позволили себе унизить нашего охранника только за то, что он пытался честно выполнить свои служебные обязанности!

В принципе, Родион был совершенно согласен с Кошарским: парень внизу действительно всего лишь делал то, что ему было велено. Но о поступках своих Родион не жалел даже тогда, когда они не делали ему чести, и уж тем более не выносил чужих упреков.

Родион поерзал в кресле и почувствовал, как сзади пошевелился Егор. Брат ждал самой непредсказуемой реакции. Не стоило заставлять и так издерганного Егора тревожиться, и поэтому Родион сдержал раздражение.

— Имеете ли вы иные темы для обсуждения? — проронил Родион.

Ему удалось держаться на редкость спокойно, только пальцам пришлось дать волю, и они принялись нетерпеливо выстукивать какой-то ритм по кожаным подлокотникам кресла.

— Какая наглость! — фыркнула одна из странных теток, что сидела по левую руку от Кошарского. — Я же говорила вам, Джан Серафимович, что это будет разговор слепого с глухим! Он же ни нас, ни наши слова в грош не ставит!..

Родион лениво покосился на тетку, но смотреть на нее дольше пары секунд было бы неслыханным испытанием. Родион прикрыл глаза в ожидании, пока стихнет ропот возмущения.

— Спокойно, друзья, спокойно! — чуть повысил голос Кошарский. — Мы собрались не для того, чтобы переругаться, а для того, чтобы найти общий язык… Ведь как мы, члены Гильдии, так и наш молодой коллега Родион Березин, все мы занимаемся в сущности одним общим делом — помогаем людям. Не так ли, господин Березин?

— Не так, — усмехнулся Родион.

Тишина воцарилась мгновенно.

— Позвольте, разве мы с вами?.. — вкрадчиво начал Кошарский.

Родион открыл глаза, чуть переместился в кресле, принимая удобную позу, и отозвался равнодушным скучающим тоном:

— Вы заблуждаетесь, господин Кошарский. Я не занимаюсь общим делом с вашей Гильдией. Во-первых, я не помогаю людям, а всего-навсего зарабатываю деньги. Во-вторых, уважаемые, все вы занимаетесь этим же, но не желаете признавать этот очевидный факт. А следовательно, не может быть между нами ничего общего. В отличие от вас я не пытаюсь прикрыть коммерческий характер своей деятельности рассуждениями о благе человечества…

Все присутствующие сдержанно загудели, но Кошарский поднял руку и голоса снова стихли:

— Вашу откровенность, молодой человек, следует оценить по достоинству!

— Кошарский заговорил запальчиво. — Но не надо смешивать глубинные мотивы, побуждающие каждого из нас к действию, с теми экономическими условиями, в которые мы все поставлены!..

— Ну так и не смешивайте, — снисходительно заметил Родион, совсем развалившись в кресле и вальяжно раскинув руки. Затейливое словоплетение Кошарского до определенной степени даже забавляло его. — Мне недосуг копаться в ваших глубинных мотивах. Лично я добываю средства к такой жизни, которая мне приятна, и не более того. И если оказалось, что кратчайший путь к хорошим деньгам для меня лежит через мои фокусы, я не считаю нужным искать что-то еще, коль скоро это получается у меня неплохо и оплачивается прилично.

— Вы правы, ваши «фокусы» впечатляют, — сухо подтвердил Кошарский. Что же касается остального…

Кошарский выдержал паузу, а Родион лениво рассматривал кончики своих ботинок, в которых отражались яично-желтые светильники.

— Не скрою, молодой человек, — продолжил Кошарский, не дождавшись от Родиона заинтересованного взгляда. — Мы давно решили заняться вами и провели определенную работу для того, чтобы поближе познакомиться с состоянием ваших дел…

Представлял ли Кошарский, насколько смешны были его многозначительные интонации? Или он считал, что сейчас откроет Америку?

— Очень интересно! — сдержанно фыркнул Родион. — Бьюсь об заклад: вы остались в ваших изысканиях с носом. Мои люди неболтливы.

— Вы правы. Очевидно, что вы обильно прикармливаете их, — с некоторым заговорщицким подтекстом подтвердил Кошарский. — Ваш импрессарио и ваш бухгалтер тверды, как северные скалы, и даже наши невинные посулы не соблазнили их выдать ваши финансовые секреты. Но материальная сторона вашего бытия, молодой человек…

— Бытие-житие… — немного раздраженно проворчал Родион, настолько тихо, что услышал его, пожалуй, один лишь Егор.

— Что вы сказали? — встрепенулся Кошарский.

— Ничего… — пожал плечами Родион. — Я вас внимательно слушаю, добавил он, делая ударение на слове «внимательно».

Кошарский был немного сбит с мысли невнятным ворчанием Родиона. Щелкнув пальцами, он вернулся к теме:

— Так вот, следствием вашей популярности стал очевидный рост вашего благосостояния. Ваши доходы вполне поддаются приблизительной визуальной оценке…

— Я не знал, что Гильдия стала филиалом налоговой инспекции, задумчиво перебил Родион.

— Ну, до этого еще не дошло… — усмехнулся Кошарский. — Но кто знает, возможно, все еще впереди.

— В любом случае, я на вашем месте воздержался бы от пересчета денег в чужих карманах… — проговорил Родион с вежливой улыбкой. — Как бы ни возросло мое благосостояние, вы зря разеваете на него рот. Делиться с вами я не намерен ни под видом членских взносов, ни под каким бы то ни было другим.