Светка – астральное тело

Об этом я думал, поглощая Олеговы изыски.

Еще я думал о том, что в Кутиной семейной жизни что-то не так. Больно – уж пылко рисовал он достоинства жены. Четвертой, на которой был женат всего полгода.

– Викуся, это, понимаешь, нечто. Красивая, конечно, но сейчас у всех жены – фотомодели. Так теперь, понимаешь, носят. Но моя-то и умница. Она, не поверишь – только проснется и сразу решать кроссворды. А персонал? Представляешь, Алексей Алексеевич, она и за составом персонала следит. Обратил внимание – горничная? У всех молоденькие – хорошенькие, а толку – ноль. Викуся немолодую подобрала. И Чебурашку рекомендовала в секретарях оставить. Викуся считает, что персонал должен функции исполнять, а не отвлекать мысли хозяина… И вообще… у всех бабы в Ницы – Майами всякие рвутся. Или на яхтах по морям шастать, на горных лыжах изгаляться, на фристайлах всяких… А Викуся, понимаешь… Вот прочла тут книжку Артура Переса Риверто… Знаешь такого? Модный – испанец. Сейчас все по нем с ума сходят, хлеще, чем по Акунину. Так вот, Викуся, понимаешь, прочла книжку и говорит: «Хочу в путешествие по Испании, по описанным местам». Представляешь? Вот с подружкой отправились.

Так. Я, значит, думал о Викусиных совершенствах.

А еще я думал: на кой хрен Кутя залучил меня к себе? Не ради же того чтобы похвастаться круглым холлом и женой, решающей кроссворды сразу по пробуждении. Конечно, мой экс-ассистент не был ни глубокой, ни деликатной личностью. Но и столь примитивен не был. Так зачем я ему понадобился?

Во время еды Кутя склонял голову к тарелке, точно рукопись вычитывал. Две макушки то и дело всходили над столом, по Чебурашкиной версии – к уму. Значит не без ума затеяна эта экскурсия в новый Кутин мир.

Мне вдруг томительно захотелось, чтобы что-нибудь произошло. Ну, хоть мелкий скандал, хоть нежданный тревожный звонок по телефону. На худой конец – пусть бы вдруг безупречная стена столовой трещинами пошла. Ничего. Все вокруг было заботливо укатано. Я бы сказал, как-то полого все было. И Кутя про свой тайный замысел ни словца. Выдернулась в голове Галичевская строчка про лошадь, у которой была грудная жаба, а она маршалу «про это ни словца».

Когда вонзал длинную ложечку в барочное сооружение из крема и фруктов, чуть не спросил: «А про что вы, Сережа, ни словца». Но тут он сам начал повествование, я почувствовал, что начал, хотя сюжет был производственный и непримечательный.

– Устал, чегой-то нынче. После сидений у руководства канала всегда, понимаешь, чувствую себя употребленным. Такой у него стилек, подчерк, – Кутя так и отчеканил «подчерк». – Но, вообще-то, тема важная. Анализ всероссийского зрительского опроса. Опроса по запросам. Чего его величеству Зрителю угодно. Ты как полагаешь, Алексей Алексеевич, чего ему угодно? А?

– Крови и секса, – сказал я. Я же хотел быть современным.

– Отстал. Отстал ты, Алексей Алексеевич. Я же, понимаешь, не зря тебе сказал: не чувствуете вы, вчерашние, сегодняшнего дня.

– Катастроф? Вселенских катастроф? – Что-то в этом роде возникает то и дело на экране.

Видимо, щадя мою старомодность, Кутя снисходительно качнул макушками:

– Да, да, конечно. И кровь, и секс, и катастрофы еще пользуются спросом у определенной части молодежи. Но наша-то аудитория, понимаешь, всевозрастная. И нужен новый формат фильмов и сериалов.

– Что же показал опрос?

– А то. Замети, л сколько советских фильмов сегодня в сетке? То-то. А почему? Жесткой современности зрителю и в новостных, понимаешь, программах хватает. Да еще всякая аналитика-мудолитика. Криминальные программы и прочее. Вот и хочет народ в дальнюю историю, слезами обливаться над царевнами и маркизами. И очень так же влечет его, понимаешь, советская эпоха. Якобы понятная, доступная и человеческая. Это – раз. Захотел народ так же положительного героя, чтоб простого, без затей, без геройств бандитских или антибандитских. Как говорили прежде – «герои среди нас», «один из нас». Это – два. Второй – зрительский запрос, Алексей Алексеевич. А еще, понимаешь, три имеется. Полюбил народ, чтоб чуток мистицизма было подпущено. Новое это стремление, но – четкое.

– Где же вы такое найдете? Это заказывать нужно, да и то, кто сумеет?

– А ты, Алексей Алексеевич, ничего не припомнишь?

– Да нет… Хотя, если в памяти порыться…

– Поройся, понимаешь, поройся… А я уже нарыл.

– Что же?

– А вот была, понимаешь, в 80-е повесть у одного автора. Про скромную массажистку и ее именитых пациентов. Читали, все тогда читали. Эталоном доброты героиню нарекали. Не припоминаете?

– Плохая литература, – качнул я головой.

– Как это плохая? – Кутя ринулся на защиту моего творения. – Отнюдь. И критика поддержала и читатель.

– Да я не про повесть. Это, знаете, когда в сюжете много совпадений в ситуациях, говорят: плохая литература. И, если в жизни вдруг такое происходит, говорят: плохая литература.

– Это вы к чему?

– К тому, что я, похоже, вошел в заурядность плохой литературы.

Но не хотелось мне объяснять, как все казалось последнее время: Лиля умирала со словами из «Светки», убили ее, когда ехала от Швачкина, живая Светка возникла на кладбище из небытия, да еще рассказала, что покоятся они рядом – Лиля, Швачкин, Ковригин… И, вот на тебе – Кутя со своим нежданным предложением. Не хотелось объяснять. Я сказал:

– Да, насколько я помню, повесть-то не шибко кинематографична…

– Не ваша забота, не ваша забота, Алексей Алексеевич. Сценарист все исполнит в лучшем виде. – И тут же опомнился: – А захотите – сами сценарий напишите. Вы же – мастер. Вы поезжайте домой, перечитайте, подумайте.

Я поехал домой. Отыскал повесть. Перечитал. Подумал, Потом снова перечитал. И снова подумал. Не только об экранизации. И не сразу.

Потому что, прежде чем я приступал к чтению, раздался телефонный звонок и некто, представившись следователем чего-то там, сообщил:

– Поскольку супруга ваша скончалась, возбуждено дело об убийстве.

Он сказал «возбуждено» с ударением на «у». Так у них водится «возбуждено», «осужденный». Ну что ж. А шахтеры говорят «добыча». А физики «атомная энергия»… Но – убийство?..

Потому я не сразу взялся за повесть.

Светка – астральное тело

Правдивая повесть с фантастическими отступлениями

I

Когда у Светки украли шапку, она поняла, что жить не хочет и не будет. Не будет. И все тут.

Она еще не знала, что уйдет из жизни, но то, что это должно случиться уже сегодня, было ей совершенно очевидно.

Она стояла в сумрачном подъезде ковригинского дома и не плакала. И ни о чем не думала. Даже о Рудике и Вадике и о том, что с ними без нее будет, и как они вообще выживут сиротами, когда матери не станет, а отец – хоть и живой, хоть мертвый – один черт. «И затмился белый свет», – вслух сказала Светка.

Но свет нисколько не затмился, напротив, она видела все отчетливо, подмечая все подробности, как всегда подмечала, даже еще резче и многозначнее.

Высокий подъезд дома, из тех, что прежде были «доходными», дыбился над ней угловатыми нагромождениями стенных выступов и лестничных маршей. Сбоку кубической пещерой вдавался в стену проем, в который спускался лифт. Светка ела в конце проема окно на улицу; оконные переплетения были новыми, еще некрашеными, рамы только что починили, неровные серые бляхи цемента облепляли окно, точно к деревяшкам присосались огромные насекомые в колючих, будто конвульсией сведенных панцирях. Рифленые новые стекла были разбиты и лучились трещинами вокруг дыры, отчего стекло походило на карту дорог, расходящихся из крупного населенного пункта.

Лифт тоже недавно поменяли. Старый то и дело ломался, и Светке приходилось пешком таскать Александру Илларионовичу продукты на шестой этаж, по высоте равный современному двенадцатому. Конечно, в обязанности массажистки совсем не входило обеспечивать своих пациентов продовольствием, да еще стоять в очередях после работы, когда дома ждали ребята, но ведь в свои восемьдесят лет Ковригин не мог шастать вверх-вниз, и Светка его жалела, как жалела всех.