Страница 79 из 80
Он встал, сложил аккуратно бумаги и перенес их на свой рабочий стол.
– Всё! Заседания закончены. До понедельника жду ваших предложений! Притом – конструктивных! Жду – от всех! Свободны.
Все потянулись к двери. Степун хотел что-то сказать Корсакову, но тот только рявкнул:
– Всё! Свободны…
Оставшись один, Сергей Александрович еще раз взял утренний отчет Глинского. Быстро листая бумаги, пробежался глазами по главным цифрам. Всё оставалось на своих местах – концерн шел ко дну. Через два-три месяца он должен обанкротиться!
– Ну, и черт с ним! – вслух, в сердцах хлопнув ладонью по столу, произнес Корсаков. – Хватит с меня! Всему приходит конец…
Он тут же, без паузы, наклонился к селектору:
– Саяпина! Ко мне. И быстро!
Не выдержал, подошел к бару, налил себе виски и выпил залпом.
Саяпин уже стоял за его спиной.
– Ну! Что будем делать? – грозно, как будто нашел виновника, спросил Сергей Александрович.
– Успокоиться… Это во-первых, – тихо, но значительно произнес Геннадий Васильевич.
– Хорошо! Успокоился… – машинально согласился Корсаков и показал на два кресла у маленького столика.
Они сели, каждый смотрел на другого в ожидании.
– Выпить хочешь? – И, не дожидаясь ответа, Корсаков метнулся к бару и через мгновение поставил на столик бутылку виски и два стакана. Разлил, чокнулись, выпили…
– Есть два пути… – осторожно начал Саяпин. Его глаза еще больше сузились и теперь напоминали два темных, острых, блестящих клинка.
– Ну? Какой первый?
– Большой… очень большой кредит! Под гарантию государства. Не просто кредит, а политический кредит. Государство должно понять, что завтра оно может остаться без вооружения. Без будущего у армии, без ракет, без танкостроения. И вообще без новой техники! На сорок процентов – это все мы! Все эти годы правительство бросало нам крохи со своего стола. Покупало один-два танка, финансировало новую технику на пятнадцать—двадцать процентов… Мы же изворачивались как могли! Хватались за любой случайный заказ – вроде Казахстана… Это давало еще двадцать—двадцать пять процентов. Вместе получалась половина необходимой суммы для поддержания всего хозяйства. На пятьдесят процентов мы химичили, влезали в долги… С кем-то кооперировались, хватались за каждый пролетающий мимо нас доллар. Но это не могло быть бесконечно… И вот итог… – Саяпин все это выпалил одним махом и, переведя дыхание, закончил: – Вы его знаете…
– Знаю, – кивнул Сергей Александрович. – Вот как знаю! – Он рубанул себе рукой по шее. И тут же задал вопрос: – Ты… Со всеми своими бывшими и сегодняшними связями. Можешь помочь мне попасть… К Самому?
Он вперился красными, горячечными глазами в Саяпина.
Тот глубоко вздохнул и надолго замолчал.
– Ну?! Отвечай.
Саяпин налил себе немного виски и поднес к носу, нюхая эту можжевеловую водку, как отборный коньяк.
– Гарантию не дам… Но…
– Рожай… Рожай! – От нетерпения Корсаков даже вскочил.
– Но… попробую…
Корсаков вырвал молодого человека из кресла… Обнял, расцеловал и быстро-быстро только повторял:
– Попробуй! Попробуй! Дорогой мой! Век не забуду! Все, все для тебя сделаю… Только открой мне эту дверь… А я уж с пустыми руками оттуда не выйду!
Он отодвинул Саяпина на длину своих вытянутых рук и вдруг сказал почти с угрозой:
– Только в течение недели. Понял? Хорошо понял?
Раскрасневшийся, Саяпин только кивнул.
До конца дня Корсаков метался по Москве. Был более чем в десяти кабинетах… Все выслушивали, сочувствовали, понимали и даже подбадривали…
Но… Ничего реального, кроме пары уклончивых обещаний, не было.
Когда он пытался попасть к Элле Резник-Мартовой, она крикнула на него с порога:
– Иди! Иди! Ишь, какой прыткий! Раньше той недели ничего не жди! – И захлопнула перед его носом дверь.
Когда Корсаков около девяти вечера вернулся в офис, секретарша сказала ему, что его несколько раз спрашивал Виктор Аркадьевич Глинский.
– Так он уже ушел?
– Нет! Как же… У себя сидит… Ждет! Хотя я ему сказала, что вы, может быть, и не вернетесь.
– Зови!
Корсаков прошел к себе в кабинет, бросил папку на стол. И, подумав, налил себе добрую порцию виски! Он устал… Он заслужил!
В кабинет, осторожно постучавшись, вошел Глинский… Виктор Аркадьевич.
Корсаков молча рассматривал его, как будто видел в первый раз.
Высокий, худой… В модных очечках. Лицо вытянутое, как у борзой…
– Ну что у тебя? – чувствуя грядущую неприятность, повысил голос Корсаков.
Виктор Аркадьевич подошел ближе, хотел было начать докладывать, но поперхнулся и закашлялся.
– Ладно! Садись за стол… переведи дыхание… Глинский сел, отдышался… Искоса посмотрев на начальника, осторожно начал:
– Сейф Блажнина… Оказался пустым. Ни одной бумаги! Буквально – ни одной.
Корсаков откинулся в кресле, но сдержался.
– А как же ты принимал у него дела?
– Никак! – пожал плечами Виктор Аркадьевич. – «Сам разберешься…» – только и сказал Яков Николаевич. Все бумаги на столе. Он очень спешил на самолет. В Швейцарию…
– А что ты искал в его сейфе? Глинский замялся.
– Такое впечатление, что он навсегда уехал! – осторожно вымолвил Виктор Аркадьевич. – Очень уж тщательно все выбрано. И в столе его тоже. Какие-то страницы вырваны… Что-то из данных вообще исчезло. Дня на два работы, я так думаю.
Корсаков молчал. «Что же, все болезни Блажнина – выдумка? Просто – побег? Подготовленный и тщательно спланированный побег?»
– Кто провожал Якова Николаевича в аэропорт? Ты? – спросил он Глинского.
– Нет! Он просил не беспокоиться… сказал, что жена проводит.
– Ты звонил жене, как он улетел?
– У нее никто не подходит…
– Думаешь…
– Вполне возможно. Они жили только вдвоем. Детей не было.
– Знаю! Знаю, что детей не было! – в сердцах хлопнул по столу Сергей Александрович.
– Степуну докладывал? – спросил он молодого человека.
– Нет! Я решил сначала вам… – отвел глаза Глинский.
– И правильно сделал! – Корсаков встал, прошел по кабинету, подошел к бару, плеснул себе немного виски.
– Договаривай! – поднял голос Корсаков. – Договаривай – с чем пришел!
Он давно заметил пару листков в руках молодого человека.
Виктор Аркадьевич поднял на него глаза. Хотел было что-то сказать, но вдруг покраснел и осекся.
– Что? Что еще… Говори!
Глинский встал и ровным, каким-то скрипучим голосом, начал докладывать:
– Сегодня… После утреннего совещания… Я вынужден был произвести буквальный обыск кабинета. Ну, когда у меня появились подозрения.
– Обыск один производил?
– Один…
– Ну…
– В комнате отдыха за панелью я нашел отделение, где были эти бумаги.
– Какие бумаги?! – выкрикнул Корсаков.
– Их было двадцать шесть… Но главное – вот в этих двух листах.
Он протянул чуть дрожащей рукой два заполненных листка.
Корсаков буквально вырвал их из рук Глинского. Прошел к своему столу, поправил лампу. Он ничего не видел. Достал из кармана очки, к которым редко прибегал, и начал внимательно молча читать.
«Группа компании „Херш корпорейтед“ (ФРГ) и американский концерн „Асмако“ обязуются выкупить, а Блажнин Яков Николаевич от имени концерна „АОПС“ (Россия), как первый вице-президент, обязуется продать вышеперечисленным компаниям вышеперечисленные объекты в количестве семи наименований… на общую сумму…»
– Сколько здесь нулей? Я что-то плохо вижу! – нетерпеливо позвал он Виктора Аркадьевича.
Глинский ответил, не заглядывая в бумагу:
– Девять… Сергей Александрович. Девять нулей! Пять с половиной миллиардов долларов США.
Корсаков снова углубился в бумаги: «Сделку оформляет американо-голландская фирма „Гюисманс и К“ в сотрудничестве с русско-шведской посреднической фирмой „Риэр-корпорейтед“».
– Взгляните на число, – тихо произнес молодой человек. – Десять дней назад… Подписи. Печать нашего концерна. Визы юридической конторы. Все честь по чести!