Лже-Нерон

   -  Вы  хотите  сказать,  -  пояснил  Фронтон,  -  что  он  понятлив  и, следовательно, пригоден?

   - Он всегда был понятлив, - двусмысленно ответил Варрон.

   Фронтон признал:

   - Во всяком случае, те,  кто  стоят  за  ним,  отличаются  смелостью  и ловкостью. Они заслуживают удачи, которая пока не изменяет им.

   Варрон от души обрадовался похвальному слову из уст знатока. Он подошел к Фронтону, протянул ему руку и сказал не без сердечности:

   - Почему же вы не переходите на сторону этого Нерона?

   Отправляясь в Самосату, Фронтон надеялся, что ему предложат перейти  на сторону Нерона. Его подмывало даже спровоцировать  такое  предложение,  он ожидал его с веселым и слегка  боязливым  любопытством,  твердо  решившись отклонить его. Теперь же, когда он услышал  слова  Варрона,  они  поразили его, как нечто совершенно неожиданное. Его  решения  как  не  бывало,  он, всегда такой рассудительный и уверенный в себе человек, заколебался,  впал в смятение.

   Вот перед ним то, к чему он всю жизнь стремился: материал,  на  котором можно проверить свои теории на практике. Ему нужны были римские солдаты  и противник, ему нужна  была  война  или,  по  меньшей  мере,  одно  большое сражение. Здесь все это было. Сенатор - умный,  смелый,  обаятельный,  его друг и отец его подруги, - предлагал ему все это. Правда, он предлагал ему не римских солдат, а лишь "вспомогательные войска",  как  их  презрительно называли в армии, части, составленные из варваров,  с  примесью  небольших отрядов римлян. Но поработать и с этим материалом было большим искушением. Полковника Фронтона  можно  было  обвинить  в  чем  угодно,  только  не  в трусости. Но он был римский солдат, и некоторые принципы римского  солдата вошли в его плоть и кровь. Он был надменен, как все  римские  офицеры.  Он любил Восток, но варвар оставался для  него  варваром,  и  вести  варваров против римлян, хотя бы варвары эти совершали полезное для империи дело,  а римляне - вредное, было недостойно. Как римский солдат, он  усвоил  также, что излишней опасности следует избегать. Солдат в  походе,  если  даже  не предвидится нападения, разбивает укрепленный лагерь и укрывается за валом. Солдату нужна уверенность в завтрашнем дне, право на пенсию и обеспеченную старость необходимо ему, как воздух.

   И вот полковник Фронтон стоит, охваченный колебаниями, борется с  самим собой. Перед ним невероятный соблазн - организовать  армию,  преобразовать ее,  заново  сформировать,  повести  в  бой,  больше  ему  в  жизни  такая возможность, конечно, не представится. Но, чтобы получить эту армию,  надо пожертвовать обеспеченностью, созданной трудом всей жизни.  Вперед  влекло его страстное желание наконец-то проверить свои теории, оправдать их перед всем миром, назад  отбрасывал  стихийный  инстинкт,  стремление  сохранить завоеванные права.

   Варрон видел, какая буря поднялась в  душе  его  собеседника.  То,  что Фронтон так боролся с собой, придавало еще большую  ценность  его  дружбе. Настойчиво уговаривал он его:

   - Вы отлично знаете наши шансы и степень нашего риска.  Мы  располагаем сейчас армией в тридцать пять тысяч человек, из  них  пять  тысяч  римлян. Материал этот вам хорошо знаком. Он не  из  лучших,  хотя  в  него  входят контингента из вашего Четырнадцатого и из Пятого, но в общем материал этот не плох. Три тысячи кавалеристов нашего Филиппа  -  это  отборные  войска. Возьмите на себя верховное командование этой армией, мой  Фронтон.  Лучших шансов даже у Веспасиана не было, когда он начал войну с Вителлием. А  имя Веспасиана не имело ведь такой притягательной силы, как имя Нерона.

   Фронтон уклонился от прямого ответа.

   - Чего вы хотите от меня? - возразил он. - Я - "кабинетный"  офицер,  я далеко не популярен.

   -  Разумеется,  вы  слишком  умны,  -  ответил  Варрон,  -  чтобы  быть популярным. Но с меня достаточно,  если  будет  популярен  мой  император. Полководец мне нужен не популярный, а понимающий свое  дело.  Возьмите  на себя командование, мой Фронтон. Мы оба любим наш Восток. Вы  -  не  меньше меня. Пойдемте вместе, полковник Фронтон. Скажите: да.

   С лица Варрона на Фронтона смотрели глаза Марции.  Если  он  откажется, Варрону не останется ничего иного, как  предложить  командование  Требону, любимцу армии. Неужели же самому отдать в руки человека,  которого  он  не выносит, столь горячо желанный пост? Искушение терзало его. Еще  мгновение - и он протянул бы руку Варрону и сказал бы: да, да, да. Но  точно  путами связали  его  глубоко  укоренившийся  страх  перед  возможностью  лишиться обеспеченности, солдатское обостренное чутье к опасности.  Он  скрылся  за своим валом.

   - Благодарю вас, мой Варрон, - ответил он. - Не сочтите это  за  пустые слова, если я скажу вам, что ваше доверие служит для меня  доказательством высокой оценки моей личности и что мне очень тяжело отказаться  от  вашего предложения. Но, видите ли, я - так уж оно есть - солдат.  Мне  нужны  мои пятьдесят один процент уверенности в завтрашнем дне. Я люблю и уважаю вас, ваша политика и ваше мужество увлекают меня. Но я не принесу вам в  жертву моей уверенности. Большего, чем доброжелательный  нейтралитет,  я  обещать вам не могу.

   - Очень жаль, мой Фронтон, - сказал Варрон угасшим голосом, - что вы не присоединяетесь к нам.

   - Да, жаль, - ответил Фронтон.

   Они сидели в одном из прекрасных покоев царского дворца в Самосате. Оба были несколько вялы, утомлены и глядели прямо перед собой.

   - Вы нанесете визит царю Филиппу?  -  спросил  спустя  несколько  минут Варрон, с огромным усилием меняя тему разговора.

   - При всем желании я не мог бы этого сделать, - ответил Фронтон. - Я  - римский офицер, и к мятежнику могу относиться только как к врагу. Я явился сюда, чтобы договориться с капитаном Требоном.  О  нашей  с  вами  встрече никто не должен знать. Я не имел права вас видеть, мой Варрон.

   - Боюсь, -  печально  сказал  Варрон,  -  что,  несмотря  на  всю  вашу находчивость, вам придется,  поскольку  вы  к  нам  не  примкнули,  вскоре вернуться в Антиохию.

   Фронтон оживился.

   - И не подумаю, - ответил он.  -  Мои  симпатии  к  вашему  делу  будут подсказывать мне все новые и новые доводы  в  пользу  моего  пребывания  в Эдессе. Пока сохранится хотя бы искорка надежды на торжество вашего  дела, я вас не покину. Я вам друг, Варрон. Верьте мне, прошу вас.

   - Спасибо, - откликнулся Варрон.

   Оба перевидали на своем веку много людей и много судеб  и  привыкли  не верить словам - ни чужим, ни даже собственным, но на этот раз и  Варрон  и Фронтон почувствовали, что оба они искренни.

   - Кому же мне поручить командование, если вы отказываетесь принять его? - размышлял вслух Варрон.

   - Требону, разумеется, - сделав над собой усилие, посоветовал  Фронтон. - Малый этот мне, пожалуй, еще противнее, чем вам.  Кроме  того,  он  меня терпеть не может. И, конечно, получив власть, постарается насолить мне. Но при создавшемся  положении  он  -  наиболее  подходящая  кандидатура.  Как офицер, как политик и как друг,  я  советую  вам  предложить  командование Требону.

12. РОДСТВЕННЫЕ ДУШИ

   Несколько дней спустя после этого разговора Нерон с  большой  пышностью переехал из Эдессы в  Самосату.  Он  освободил  царя  Филиппа  из-под  его почетного ареста, обнял,  его,  назвал  братом.  Затем,  после  длительной беседы с Варроном, приказал первым вызвать к себе Требона.

   Популярный капитан провел несколько неприятных дней. Появление Фронтона в  Самосате  было  совершенно  некстати.  Что  нужно  было   здесь   этому изнеженному жеребцу? Он, Требон, своими руками сотворил императора Нерона, а теперь этот Фронтон, - потому  только,  что  он  родился  второразрядным аристократом и носит чин полковника, - выхватит у него из-под носа  жирный кусок? Последние несколько дней с их  ожиданием  перемен  и  новых  бурных событий сделали сухую  гарнизонную  службу  окончательно  невыносимой  для Требона. Вновь, как в юности, испытывает он  необузданную  жажду  больших, опасных приключений. С орлами Нерона мечтает он пройти далеко на Восток, а может быть, и на Запад,  если  прикажет  Нерон,  стремящийся  проделать  в обратном направлении путь Александра. Но он не пойдет на это дело  в  роли младшего офицера, он хочет, чтобы его поставили на подобающую  высоту,  он хочет быть первым, вождем. Он знает, что все это не несбыточные мечты, что единственный соперник, который может быть опасен, - это  Фронтон.  Правда, его несколько успокоило  посещение  Фронтона;  тот,  видимо,  считал  себя офицером Тита, и только. Но это может быть уловкой. Ведь он, Требон,  тоже еще не открыл своих карт. Как только Фронтон ушел от него,  он  на  минуту подумал - сейчас же открыто  перейти  на  сторону  Нерона  и  без  дальних проволочек взять да арестовать  этого  белоручку,  этого  полковника,  как врага императора, как лазутчика,  подосланного  узурпатором  Титом.  Но  в следующую минуту  снова  побеждает  дисциплина,  невольная  почтительность капитана к образованному, властному  начальнику;  Требон  не  отваживается действовать против Фронтона так грубо и прямолинейно.