Страница 48 из 60
– Что вы делаешь, Стас?! Я бы хотел, чтобы эти ключи снова падали мне в карман! – Он еще не мог поверить, что я не намерен шутить с ним, и пытался улыбнуться.
– Чтобы вам больше не было смешно, Гельмут, – сказал я, все еще не опуская пистолет, – то я раскрою вам одну маленькую профессиональную тайну. В Москве сотрудниками службы безопасности задержана Илона. Ее обвиняют в террористической деятельности против России и в убийстве Глушкова. Илона поступила весьма разумно и не стала ничего утаивать. Мало того, Гельмут, она с ног до головы облила вас помоями. По ее показаниям выходит, что вы были главным организатором переброски чеченским боевикам альфа-сульфамистезала.
– Что?! – Гельмут уже не улыбался. Лицо его побледнело. Я стал опасаться, как бы старикан сейчас не хлопнулся на пол.
– Вам лучше сесть, так как я еще не сказал самого главного. Миллион долларов, на который вы, наверное, возлагаете большие надежды, – это бомба замедленного действия. Я сам узнал об этом только вчера. Нам подсунули ментовские, помеченные специальным химикатом купюры, и вам не пронести эти баксы через таможню, какое бы широкое «окно» там ни было. Едва вы приблизитесь к спецконтролю, первый же детектор взвоет, как сирена.
– О, господи! – взмолился Гельмут. – Вы говорите правду?
– Увы, – кивнул я. – Согласитесь, что было бы странно, если бы террористам передали обычные доллары.
Немец хлопал глазами, должно быть, ужасаясь тому, насколько непривлекательно выглядит правда. Я подошел к сейфу, открыл его и вытащил оттуда рюкзак.
– Стас! – простонал Гельмут. – Дайте мне этот мешок!
– Нет, Гельмут, эти бумажки вы не получите. Ваша жадность не знает границ, и даже если вы пообещаете мне выкинуть доллары в сортир, все равно потащите их с собой на таможню. Там вас возьмут, и на первом же допросе вы расскажете обо мне.
– Но что мне делать?
– Уносить ноги. Забудьте про самолет и поезд. Добирайтесь до Владивостока автостопом. Путайте следы. Больше мне нечего вам посоветовать.
– Но я же перевел на ваш счет один миллион двести тысяч марк!
– Эти деньги скоро вернутся к плательщику. Я же вам сказал, изменился номер счета, идет возврат.
– Стас, но зачем вам эти… помазанные доллары?
– Я их закопаю в лесу. Для собственной же безопасности. Мне очень не хочется, чтобы вы попали на скамью подсудимых и вынудили меня расхлебывать ваши грязные делишки.
Я закинул рюкзак за спину, вытащил из-за пояса игрушку и кинул ее на стол. Пистолет заскользил по полировке и упал на пол.
– Я бы посоветовал вам застрелиться, Гельмут. К сожалению, у меня нет настоящего пистолета.
Последнее, что я успел увидеть перед тем, как открыть дверь и выйти из кабинета, была печальная усмешка на губах немца.
Мягко прикрыв за собой дверь, я пошел по пружинистому серому ковру, но не успел сделать и пяти шагов, как услышал за своей спиной грохот выстрела. Вздрогнув, я остановился, глядя на белую дверь с изумлением и в то же время с тайной надеждой. Несколько молодых людей в костюмах вышли из соседних кабинетов, спрашивая друг друга:
– Was ist loss?[8]
– Es scheint mir, dass jemand geschossen hat.[9]
– Vielleicht hat der Zugwind die Tur geschlossen?[10]
Никто не обращал на меня внимания. Я встал у стены, наблюдая за дверью «дома» Гельмута. Один из сотрудников торгпредства повернул ручку, приоткрыл дверь и тотчас кинулся к столу:
– Herr Hagemeister! – И, обернувшись, крикнул: – Arzt! Rufen sie Arzt![11]
Гельмут полулежал на столе лицом вниз. Из пробитой головы выплескивалась кровь. В правой руке он сжимал миниатюрный, похожий на игрушку револьвер «бульдог», а моя игрушка, очень похожая на настоящий пистолет, все так же лежала на полу.
Глава 48
Моя совесть просто взбесилась. Она больна комплексом неполноценности. У нее шизоидная реакция на кающихся негодяев. При чем здесь, спрашивается, я? Ну при чем, скажите, здесь я? Немец запутался в своих темных делишках, он погряз по уши, с головой, ушел на километровую глубину своих прошлых и настоящих грехов. А я всего лишь пошутил. Да, глупо пошутил, хотел завершить наш разговор эффектно. Но откуда я мог знать, что у него есть револьвер? Не мог я предположить, что он вдруг пустит себе пулю в лоб! Не мог!
Я сидел в зале ожидания аэропорта Минводы, опершись о рюкзак с миллионом долларов, как о подушку. По залу эхом разносился голос диктора, волнами прокатывались пестрые толпы горнолыжников и альпинистов. У кассовых окошек склоняли головы желающие улететь, вытаскивали из глубоких карманов бумажники, слюнявили пальцы, отсчитывали купюры, кассиры проверяли их на свет, ощупывали, мяли, подсовывали под синюю лампу. Разве это деньги? – думал я. Вот то, что у меня под головой, – вот это деньги. Это мощное оружие, это «крыша», это власть. Но самое приятное, что об этом никто не догадывается. Меня, наверное, принимают за бродягу, за бедного туриста, который добывает себе на хлеб сбором стеклотары. Этот рюкзак, оставь я его на несколько минут, не заинтересует даже местных карманников. Но как приятно осознавать свою скрытую силу, какое спокойствие в душе, какое у меня глубокое дыхание и ровный пульс.
Я встал с жесткой скамейки, закинул рюкзак за плечи и подошел к четвертому кассовому окошку. Уставшая от ожидания пассажиров женщина в синей униформе подняла на меня глаза.
– Один до Омска, – сказал я.
– Вы знаете, сколько стоит билет? – вежливо поинтересовалась она, не притрагиваясь к клавиатуре компьютера.
– Я хотел бы место в бизнес-классе, – сказал я, будто не расслышав вопроса.
Женщина удивленно рассматривала мой пуховик, стянутый на груди лямками от рюкзака.
– Но это почти пятьсот долларов, молодой человек!
Я вынул из кармана пачку купюр, перевязанную красной резинкой для волос – Мэд постаралась, – и протянул кассирше.
– А рубли у вас есть? – растерянно спросила она.
– Нет, рублей у меня немного.
– Доллары, к сожалению, мы не принимаем. Пройдите, пожалуйста, в обменный пункт, это справа в конце зала.
– Жаль, – ответил я.
Мой бездумный порыв угас. Если бы кассир дала мне билет, то я бы, продолжая играть в непротивление желаниям, пошел бы на ватных ногах в зону досмотра, оттуда – на посадку и, быть может, только высоко над землей до конца бы понял, какое я ничтожество и с какой легкостью могу им быть.
Я дошел до пункта обмена валюты, повернул обратно и склонился у кассового окошка под номером один. Протянул паспорт.
– Два билета до Москвы на утренний рейс.
– На чье имя выписывать второй билет? – спросила кассир.
– Уваров Борис Леонидович.
Потом я спустился в камеру хранения и отдал рюкзак приемщику в прорезиненном черном фартуке.
– Что там? – спросил он.
– Миллион долларов, – ответил я.
– Понятно, – кивнул приемщик. – Я так и подумал.
Он закинул рюкзак на верхнюю полку стеллажа и протянул мне мятый, отшлифованный многочисленными руками жетон с числом «013». Я вышел из здания аэропорта на площадь, сел в первое попавшееся такси и сказал водителю:
– В Терскол.
Я шел по влажному асфальту, вдыхая чистый и безвкусный, как талая вода, воздух, машинально здороваясь с горнолыжниками, знающими меня уже не один сезон. По этой живописной дороге, соединяющей станции канатной дороги на Чегет и Эльбрус, я раньше ходил как хозяин. Приэльбрусье было моим домом с крышей-небом и стенами-горами.
Теперь у меня таких чувств не было. Моим домом быстро и легко завладели опасные и жестокие люди, и горы превратились в зону смерти, заполненную безумцами, маньяками и хладнокровными убийцами, и у меня все сжималось внутри при виде незнакомого мне человека в черных очках или автомобиля, на большой скорости проезжающего мимо.
8
Что случилось?
9
Кажется, кто-то стрелял!
10
Может быть, это хлопнула от сквозняка дверь?
11
Господин Хагемайстер!.. Врача! Вызовите врача!