Страница 24 из 80
Выше, если запрокинуть голову, без труда опознаются архитектурные изыски пришедших из-за моря захватчиков. За высокими стенами, каждый из зубцов которой превышает мой рост, но снизу кажется не выше колена, виднеются колонны и арки, высокие шпили и толстые нависающие башенки по углам многочисленных каменных построек.
Впереди ехали шестеро наемников, полностью закутанные в синие плащи с накинутыми капюшонами. Следом за ними, гордо выпрямившись, двигался граф Новары, а его телохранитель, чуть отстав, придерживал поводья нервничающих коней, тащивших карету принцессы. Кучер походил на жалкого, затравленного кота. Непрерывно озираясь, он втянул голову в плечи и спрятал дрожащие руки в рукава камзола. За каретой следовали остальные наемники, среди которых скрывалась я. Накинув глубокий капюшон, я стала точно таким же усталым, недовольным жизнью охранником… ведь со стен наверняка прекрасно просматриваются и подходы к замку и обвивающее Гору кольцо серпантина.
Заметив, как обеспокоено посматривает назад Грей, поняла, что они меня потеряли… я слишком хорошо слилась с окружением. Граф Рилан недовольно обернулся, передернув плечами, и пронзительно глянул в сторону наемников. Без труда разглядев в холодных глазах недовольство, смешанное с изрядной толикой недоумения, я на минутку приосанилась и успокаивающе погладила лошадь между ушей. Кивнув своим наверняка неприятным мыслям, он отвернулся.
Затем резко вытянул руку, нетерпеливо отдернув кружева, и я заметила, как с его пальцев сорвалась желто-красная искорка, пронеслась над пропастью, оставляя размытый оранжевый след, и впиталась в странный узор, которым была украшена большая темно-зеленая глыба на противоположной стороне. Знак налился нестерпимым белоснежным сиянием и резанул по глазам мощной вспышкой. Хорошо, что край капюшона затеняет лицо… проморгавшись, я увидела, что появившийся на месте зеленого камня во рот, укрепленный с помощью двух внушающих уважение столбов, медленно опускает на натянутых до звона цепях большой подвесной мост из толстых бревен, перевитых широкими железными полосами. Интересно, откуда здесь дерево?
Проезжая по сухим стволам, заметила, что им не меньше пятисот лет. Толстые бревна, покрытые темным налетом, с возрастом становились только тверже, и, судя по звонкому цоканью копыт, давно достигли того состояния, когда обыкновенное оружие не может нанести ему заметного ущерба. Вероятно тогда, до становления династии Хейхольта, на этой пустоши еще росли Вернеи, железные сосны… впрочем, скорее мост был состарен искусственно… На бушующие внизу волны я старалась не смотреть.
Кортеж принцессы Ирин неторопливо двигался по дороге, приближаясь к грандиозным воротам. Темно-серые скалы, тянущиеся по левую руку были так же безжизненны, как и пустошь. Дорога, вымощенная истертыми плитами, хранила следы многих поколений, точно также неохотно поднимающихся вверх. Кони нервничали, всхрапывая и дергая ушами…
— Ну, спокойнее, милый… — нашептывала я, наклоняясь к шее коня и осторожно поглаживая его по гриве. Ох, кто же успокоит меня? Прикрыв глаза, вновь ощутила резкую, нервную пульсацию дырявой Вуали, не давшую мне заснуть прошлой ночью… Она вызывала тошноту и слабую боль в висках… боюсь ли я? О, да!! Но не настолько, чтобы, оттолкнувшись ногами от стремян, ринуться вниз, навстречу острым скалам и холодным, смертельным водам.
Вход в замок почему-то располагался со стороны моря, на севере, и чтобы попасть к нему, пришлось сделать почти целый круг вдоль высоких стен, мимо такого же темно-зеленого камня, скрывающего подвесной мост, ведущий на другую сторону пропасти. Хотя… разумно, ведь захватчику, если он преодолеет мосты, но не сможет сходу форсировать стены, придется проделать путь до ворот под градом стрел и заклятий. Впрочем, никто не знает, какими мыслями руководствовались неведомые строители, да и самая страшная в стране угроза неимоверное количество лет исходит изнутри этих стен, давно забывших, что такое штурм.
Ворота, произведение великих древних мастеров, предназначенное не только для услаждения взоров искусной резьбой, но и служащее надежной преградой… не выпускающей желающие вырваться на свободу силы. Высокие, в три человеческих роста, вырезанные из цельных кусков серого гранита, они бесшумно проворачивались на гигантских петлях, пропуская нас в выложенный темно-алым камнем проход. И он своей структурой разительно напоминал другой, только пыльный и заброшенный… высокие полукруглые своды, звук под которыми не уносится вдаль, а приглушенной волной тянется позади; те же стальные решетки — отсекатели, поднятые сейчас вверх, но не заржавленные, а поблескивающие в сумерках остро заточенными остриями. Узкие щели, откуда за нами следили внимательные глаза… Я передернула плечами, ощутив слабые отголоски Магии Опознания. Стража замка Королей недаром ест свой хлеб, ни на мгновение не ослабляя внимания, направленного как внутрь, так и наружу…
— Отринь надежду, всяк вошедший сюда… — сдавленно прошептала я въезжая под своды тоннеля, по длине не уступающего лариннскому.
Мы ни минуты не задержались перед дверьми… значит, нас видели и ждали и все время, пока кони нервно перебирая ногами, шли вверх, кто-то очень терпеливый наблюдал за нашим продвижением. Почему эта простая мысль мне так не нравится?
Вдох, выдох… дайте мне сил, Боги мои, выдержать это испытание с честью и выжить… вдох, выдох… нужно ясное сознание, свободное от страха и предчувствий. Тонкое восприятие, отточенный клинок внимания и кладовая странных фактов должны быть готовы… сейчас!
Один за другим, закутанные в синее люди выныривали из сумрака тоннеля на площадку внутреннего двора. Я последовала за ними, замерев в шеренге спешившихся наемников слева от ворот. Карета, сделав неполный круг по грязно-красному камню двора, остановилась перед широкой мраморной лестницей, ведущей в большое, неуклюжее строение, облицованное искристым, отполированным гранитом. На простую трехэтажную, квадратную постройку были налеплены арки, колонны, полуколонны, барельефы, множество изящных башенок венчали покатую крышу. Это было северное крыло, соединенное коротким переходом с основным зданием, столь же обильно увешанным архитектурными излишествами. Восточное, западное и южное крылья, помимо прочего, имели по одной толстой башенке, опасно нависающей над стенами Замка и пропастью.
Я огляделась. Нас встречали… итак… сенешаль, благообразный старик в поношенной синей мантии, высокий сухопарый придворный с лицом похожим на крысиную мордочку — регент, судя по королевскому медальону на тощей шее… капитан Стражи, статная воительница, сразу определенная мною как чистокровная уроженка Хальдских степей, полсотни ее отборных подчиненных, серыми тенями выстроившихся вдоль стен… от них веяло освежающим холодом опасности… и…
Невысокий, похожий на тонкокостную птичку человечек, в ярко-голубом камзоле, стремительно слетевший навстречу величественно выплывающей из кареты принцессе, которой граф Рилан, спешившийся самым первым, галантно подал руку. Человечек суетливо подбежал, раскинув руки, желая обнять прибывшую леди, но она едва заметно уклонилась…
— Дорогая сестра!! — поняв ошибку, он склонился, коснувшись тонкими губам холодной равнодушной руки. Ну, ну… Я думаю, основное чувство, обуревающее сейчас верей-аали — голод, а вовсе не желание пообщаться с родственниками, и точно…
— Дорогой брат… — прошелестела она, собственническим жестом касаясь щеки человека-птички, и я ощутила, как жадно трепещут клочья ауры, желающие впиться в души окружающих, — … ты вырос… Леран.
Итак, произнес некто холодный и рассудительный внутри меня, его высочество Леран… старший брат, претендент на престол, некромант. И прочее… коротко остриженные тускло- серые волосы, глубоко посаженные глаза под густыми бровями, резко выступающие скулы. Кожа так туго обтягивала лицо, что казалась мертвым пергаментом, наклеенным на кости черепа. Под внешним ярким, солнечным оперением скрывалась душа, которой было ненавистно все живое. Принц на мгновение, всего лишь на краткий миг утерял контроль над своей маской, но я уловила хищный блеск в фамильных серых глазах и гримасу презрительной жалости на узком лице. Этого человека сжигала всеобъемлющая ненависть, порожденная, вероятно, осознанием своей мнимой физической неполноценности… пожирающая каждое чуждое начинание, долженствующее подарить процветание любому, кроме него самого.