Страница 88 из 95
Я не сомневался, что он не ожидал. Я сказал, исходя светскостью:
– Да вот, понимаете ли, жена вытащила развеять. Как-никак отпуск…
– Чья голубая «Волга» с краю? – зычно вопросил крупный мужчина в фуражке таксиста.
– Моя, – сказал я, косясь на шефа – он уже мог владеть лицом. – Отгони, – попросил таксист, – а то проехать не могу.
Когда я вернулся, шеф, немного уже оправившись, игриво спросил:
– Почему же вы никогда не говорили, что женаты? Прятали такую прелестную жену, крепостник вы, право…
Мы вежливо посмеялись.
– Собственно, мы поженились буквально на днях, – сказал я. – Однако что же мы стоим? Пойдемте?
– Но ведь не пробиться…
– Ничего, – сказал я уверенно. – Что-нибудь придумаем.
Шеф попробовал было отпустить какой-то комплимент Жанне, но его супруга пронзительно взглянула на него, и он увял. Давно уже циркулируют слухи, что шеф в дополнение к прочим достоинствам еще и устоявшийся подкаблучник, и после этой мимолетной немой сцены я окончательно уверился, что слухи были насквозь правдивы. Квазигенерал браво загородил подступы, но я веско сказал:
– Я Песков.
Судя по его реакции, неизвестные, заказавшие мне столик, дали ему на лапу весьма и весьма… Был вызван метрдотель, каковой быстро провел нас к столику, очень удачно выбранному теми же неизвестными – на виду и вместе с тем не в самой гуще и достаточно далеко от эстрады. Предупредительный официант возник, как чертик из коробочки.
Я взглянул на шефа, тщетно пытавшегося сохранять светскую невозмутимость, и стал развлекаться, небрежно зачитывая официанту названия самых дорогих и престижных яств. На всю компанию. Шефу я объяснил, что сегодня у меня большой праздник, событие едва ли не эпохального значения, и потому они с супругой – мои гости. По закону гор, так сказать. Ошеломленный шеф не сопротивлялся.
Я попытался взглянуть на все его глазами.
У него есть сотрудник – молодой специалист, щеголяющий обычно в джинсах индийского производства, или костюмчиках из магазина «Елочка», а наша «Елочка», несмотря на схожесть ботанического названия, отнюдь не московская «Березка». На работу сей молодой человек ездит демократично – на автобусе, хотя, как поговаривают, собирается покупать мопед. Живет в государственной однокомнатной квартире, обставленной продукцией местных мебельщиков. Дяди-министра или тети-завмага нет. Ярлык на меня давно наклеен.
И вдруг этот самый сотрудник, коему давно найдено место в строгой иерархии шефа, сидит в модном ресторане, куда его пропустили без звука, едва услышав его фамилию, делает заказ на сумму, превосходящую его месячную зарплату, и не поморщится, одет как дипломат великой державы на приеме у королевы, и на пальце у него массивный золотой перстень, а на руке последний визг – суперплоские часы толщиной с двухкопеечную монету, мэйд ин, естественно, Джапан, и ест он самое дорогое, что нашлось в этом заведении, и небрежно докуривает до половины «Кэмел» – не лицензионный финский, а настоящий штатовский, а рядом с ним его обворожительная cyпруга, вся из себя в бриллиантах, да, про «Волгу» на улице мы забыли… Бедный шеф – мещанин новейшей формации…
Прежний мещанин, тот, что бесхитростно гонял чаи под абажуром, умиленно слушал канарейку, висящую в клетке над горшком с геранью и дремуче мычал, когда его спрашивали, как он относится к последним исканиям Антониони, давно канул в прошлое. В атавистически чистом виде он существует лишь на самой глухой периферии, подобно снежному человеку, да и там, по слухам, усиленно вымирает.
Появился другой. Он неглуп, даже интеллигентен, довольно часто – ценный работник и хороший специалист в своей области. Его книжные полки поразят вас, и часто эти книги не пылятся престижно-мертвой деталью интерьера. Он не покажет себя профаном в споре об экзистенциализме и его наиболее ярких апологетах да и само это слово произнесет без запинки. Не ударит в грязь лицом в разговоре о музыке, современной и классической, Кафке, Бермудском треугольнике, философском смысле «Мастера и Маргариты» и последних происках США в Африке в свете глобальной стратегии Пентагона и «Семи Сестер». Остроумен, начитан, следит за мировой политикой, новинками культурной жизни и науки, может быть душой компании, не спутает Мане с Моне, одним словом, настолько разносторонен и интересен, что невольно хочется думать – может быть, мещанином был только тот, классический, с геранью и чвикающей канарейкой, и раз он, дремуче-абажурный, вымер, то и само мещанство упокоилось вместе с ним? И не являются ли попытки доказать его существование в нашем сегодняшнем обществе сродни усилиям создать вечный двигатель?
Увы. Хорошенько присмотритесь к нему и обнаружите любопытный штришок.
Пока речь идет о Сартре или НЛО, разговор остается нормальным разговором, он даже может изменить точку зрения на твою, признать, что прав был ты, а он заблуждался. Но если ты попытаешься втолковать ему, что тебе в тысячу раз приятнее валяться на диване с новой книгой или мотаться по горам и лесам в компании себе подобных, нежели пробиваться к Ивану Иванычу, который через Петра Петровича может, если его об этом попросит Сидор Сидорович, достать такое, что в Союзе имеют только два маршала, один засекреченный физик и один народный артист, если ты попытаешься ему это втолковать, ты погиб. Он не скажет тебе этого открыто, в глаза, отделается многозначительными кивками и обтекаемыми фразами, но будет уверен, что ты все врешь, что тебе просто стыдно признаться в отсутствии денег, нужных знакомств или деловых способностей, и оттого ты изворачиваешься как можешь, придумывая какие-то смехотворные объяснения. И это самое страшное – он верит, что высшая добродетель в том, чтобы жить так, как живет он. Снова мы вернулись к коронному тезису мещанина – чтобы все были как все…
Вот это и есть мой шеф – великолепный представитель своего племени, экземпляр, путем сложных, непроясненных наукой мутаций образовавшийся из прежнего геранщика.
К нам подошли два очень приличных молодых человека и пригласили на танец наших дам. Подозреваю, что первый пригласил супругу шефа только потому, что второму показалось неудобным приглашать одну Жанну. Не перевелись еще у нас тактичные люди…
– Прошу, – сказал я, наполняя бокал шефа.
– Нет, это какая-то мистика, – пожаловался он. Вы, Борис Петрович, и вдруг… Простите, никогда не ожидал…
– Ах, дорогой Игорь Сергеевич… – сказал я, небрежно гася докуренную, конечно же, до половины сигарету. – Двойная улыбка Фортуны, если можно так сказать. Во-первых, умер мой дед, генерал Песков. Слышали, надеюсь, о таком? Во-вторых, Жанна Федоровна дочь… – я очень многозначительно помолчал. – В общем, вы понимаете…
Все. Я его раздавил. Повизгивая от удовольствия и зависти, он поставил меня над собой. В глазах его полыхал один из кличей его племени: «Умеют же люди устраиваться!»
Вернулись наши дамы, и шеф сказал своей:
– Лена, а ты знаешь – Борис Петрович, оказывается, внук генерала Пескова!
– Неужели того самого? – почти без промедления изумилась Лена.
«Я скромно потупил глаза. Может быть, и правда был такой генерал Песков?
Официант поставил передо мной бутылку шампанского, которого я не заказывал.
– Ваши друзья просили передать, – сказал он, автоматически обернувшись в сторону того столика.
Я посмотрел туда. За столиком сидели двое мужчин, и один из них, перехватив мой взгляд, приподнял бокал и поклонился. Он был высокий, спортивного склада, лет сорока, с жестким интеллигентным лицом, в очень модных очках. Второму было лет шестьдесят. Полная противоположность первому – кругленький, даже расплывшийся, румяный такой, излучавший любовь ко всему, что попадалось на глаза. Что касается одежды, то нас явно обшивал один и тот же портной.
Снова какой-то парень пригласил Жанну, и я разрешил, наверное, слишком горячо – она взглянула на меня с легким недоумением. Я встал, подошел к тем двоим и спросил:
– Присесть позволите?
– Ну конечно, Боренька! – воскликнул толстяк, и я узнал голос из телефонной трубки.