Страница 52 из 57
Как рыцарь средних лет собрался на дракона
Сколько душ, сколько тел!
Этот полз, тот – летел
В славе, в сраме, за платой,
Под плеть…
Маленькая кавалькада почти никакого внимания к себе не привлекала, будучи донельзя привычной для этого столетия и этих дорог. Рыцарь на сильном дорожном коне, слуга Адриан на гладкой лошадке, и в поводу у него боевой рыцарский жеребец, андалузский красавец с притороченным к седлу вооружением, которое рыцарю не было нужды надевать в дороге. Даже два огромных молосских дога в щетинившихся страшными шипами железных ошейниках никого не удивляли – мало ли сеньоров охотится?
И все же их неотступно сопровождала прилипчивая, как мирские соблазны и смертные грехи, молва, выражавшаяся в осторожных взглядах искоса да пересудах за спиной – мол, вот они поехали, те самые, что на дракона отправились. Молва скорее всего прицепилась к ним уже в пункте отправления – не было смысла хранить приготовления в особой тайне, – но она еще и возникала на пути в результате болтовни Адриана: уманивая на сеновал или в чулан смазливых служанок с постоялых дворов, он использовал цель их путешествия в качестве неотразимого аргумента. И надо сказать, аргумент действовал безотказно. Никак нельзя было отказать парню, отправлявшемуся вслед за своим сеньором дракону в зубы. Служанки перед ним млели, так что Адриан поутру вечно появлялся с перепачканными коленками.
Рыцарь же последние дни находился не в самом лучшем расположении духа. Небо было серое, по сторонам дороги тянулись серые перелески, копыта причавкивали, мешая грязь с навозом, и земле оставалось совсем немного до того, чтобы окончательно раскиснуть и залить рытвины вовсе уж жидкой грязью, дрянью неописуемой; дождик моросил с перерывами, снова капал, и эта неопределенность погоды то ли уныния прибавляла, то ли боевой злости, не сразу и поймешь.
Иногда ему казалось, что все зря, что его бессовестно надули. Провели, и человек, за кругленькую сумму продавший сведения о месте обитания дракона, поймал на свою удочку очередного простака и потешается теперь где-то далеко. Плохо, если так. Ибо неизвестно, что больше роняет в общественном мнении – то, что ты так и не решился никогда помериться силами с драконом, или неудачная поездка, безрезультатное шатание по глухим местам и возвращение украдкой. Второе, пожалуй, даже хуже. Поди докажи, что ты действительно приложил все силы к отысканию дракона, а не болтался для виду по постоялым дворам, мнимо горюя, что все никак не попадается чешуйчатый огнедышащий ужас. Докажешь как же…
– Адриан, – окликнул он хмуро.
– Что угодно сеньору? – Широкая плутовская рожа готова была принять соответствующее моменту и настроению хозяина выражение. Но – верен, по-настоящему.
– Я вот подумал, что папы римские по имени Адриан, все четыре, были сволочь порядочная.
– Должность такая, сеньор, – заключил Адриан.
– Ладно, заткнись…
Когда-то, в пору дерзкой, все и вся отрицающей юности, рыцарь думал даже, что никаких драконов не существует вообще. Что все эти «боевые трофеи» – подделка, ложь, обман. Говорили, что еврейские и ломбардские умельцы могут подделать все, что угодно, от мощей святых до останков драконов. Были бы покупатели. Одни верили этим россказням по молодости, другие из вполне зрелого стремления опорочить чужие подвиги, потому что сами совершить такие неспособны. Он-то верил по молодости…
Потом-то он убедился, что о подделках и речи быть не может, осмотрев и поковыряв пальцами драконьи головы, лапы, хвосты и другие части, красовавшиеся в замках. (Что хозяева охотно позволяли гостям и даже настаивали, чтобы гость чуть ли не на зуб попробовал.) Никакой подделки – настоящие останки взаправдашних чудовищ. Правда, драконы смертны, как и все божьи создания, а значит, кое-кто наверняка мог добыть голову не в честном бою, смелом поединке – а отрубив ее от мертвой туши, не успевшей разложиться. Но это уже другой вопрос. Главное – драконы существуют, вот только, похоже, их остается все меньше и меньше. Даже с поправкой на преувеличения авторов старинных хроник приходится признать, что во времена дедов и прадедов драконы встречались не в пример чаще, бродили едва ли не у городских стен и обочин больших дорог. Сейчас в поисках их приходится забираться в дикую глушь, где, как гласит пословица, и странствующий монах гуся не украдет – потому что и гусей нет.
Упомяни о черте… Постоялый двор был настолько захудалым, что паршивее некуда, едва ли не овечий загон, по неистребимой страсти к наживе кое-как приспособленный для ночлега путников. Может быть, он и в самом деле служил загоном еще римлянам. Но и здесь на крыльце в обществе пузатого кувшина угнездился монах, то ли пережидал здесь какие-то внутрицерковные распри, то ли собирал на восстановление отроду не существовавшего храма. А там и хозяин выскочил, стал суетиться вокруг путников. Как ни удивительно для такой глуши, где женщины обычно похожи на своих коров, рядом с ним суетилась более-менее смазливая толстушка, бог ведает, кто она ему там. Ну и местное наречие, конечно, – словно у них каша во рту, сразу и не разберешь слов.
С догов сняли на ночь шипастые ошейники, чтобы псы могли лечь. Они умостили тяжелые угловатые головы на лапы и равнодушно наблюдали, как Адриан подступает к толстушке со старой песней насчет драконоборцев. Ясно было, что и тут выгорит еще до темноты. Хмарь небесная понемногу рассеивалась, так что к утру могло и распогодиться.
Столом здесь служил отесанный длинный камень, вросший в землю неподалеку от крыльца, и рыцарь предпочел есть там – очень уж не понравилась хибара, где крыша могла в любой момент завалиться на голову. Он и ночевать решил под навесом, во дворе – не привыкать хлебнувшему походной жизни.
Ел он без всякого удовольствия, просто следовало, хочешь не хочешь, поплотнее набить живот, едучи на драку. Все эти дни он не прикасался к вину – не по какому-то там обету, просто из прихоти. А теперь потребовал кувшин, предусмотрительно, как путник с большим опытом странствий, пригрозив обрезать хозяину уши и еще что-нибудь, если проглотит с вином какое-нибудь насекомое. Хозяин заученно клялся всеми святыми, что никаких насекомых в его вине не встретится – в силу традиций семи поколений предков-гостеприимцев. Исчезновение Адриана с толстушкой его вроде бы и не волновало – то ли не способен был по возрасту служить святому. Стоятти, то ли закрывал глаза на такие вольности. В силу традиций семи поколений.
Мясо проваливалось в желудок тяжелыми комьями, словно бы глиняными. Темнело, сползшая к горизонту серая хмарь сливалась с серыми перелесками, вот горизонт уже исчез, отовсюду понемногу выползали загадочные тени, ночные звуки зароились в прохладном воздухе, набухали, наливались белым звезды, и где-то беззвучным галопом кружила на перекрестках дорог, подстерегала припозднившихся несчастливцев призрачная Дикая Охота. Покидала дневные убежища нечистая сила. Спят ли ночью драконы, или, глядя во тьму горящими глазами, наслаждаются короткими убогими мыслями о вреде, причиненному ими роду человеческому? Неужели дракон совсем близко?
– Уж это наверняка, – подтвердил незнакомый голос.
Рыцарь сообразил, что произнес последние слова вслух. Он поднял глаза на непринужденно усевшегося напротив монаха. Сердиться не было смысла – постоялый двор всегда на время размывает сословные различия, так уж повелось, все здесь одинаково гости, сведенные случаем, и некоторая доля вольности в общении присутствует. К тому же рыцарь, хоть и старинного рода, не мог похвастаться принадлежностью к влиятельному племени завсегдатаев королевского двора. Это сказалось.
– Почему ты думаешь, что дракон близко? – спросил рыцарь хмуро. – Ты что, его видел? Вас ведь куда только не заносит… Видел? Или слышал что-нибудь?
– Не было необходимости видеть своими глазами.
– Может быть, у тебя есть волшебная ветка, как у лохоходцев, только не на воду, а на дракона?