Страница 5 из 16
Катерина оглянулась, но плакат уже остался далеко позади. Да и черт с ним! Ну что, в самом-то деле, такое красота и почему ее, так сказать, обожествляют люди? Не родись красивой, а родись счастливой!
А счастье – это любовь…
Катерина вдруг ощутила острое, почти неодолимое желание поменяться судьбами с той крепко сбитой, невысокой, до одури влюбленной девчонкой, отдать ей свое стройное, вернее сказать, худое тело, свои длинные ноги, русые волосы и равнодушное сердце. И свое неумение плакать – вот так горько, отчаянно, навзрыд и напоказ. Забрать ее острое, мучительное горе, которое когда-нибудь избудется, потому что даже сейчас, ненавидя себя, девчонка сердцем надеется: это пройдет, жизнь и время залечат раны, появится другой человек, которому нравятся именно такие складненькие, плотненькие дурешки с простодушными мордашками…
Вот на это самое и махнулась бы Катерина не глядя: на надежду! На умение жить в ожидании чуда. Мечтать о счастье, которое не имеет конкретного образа вовремя выплаченной зарплаты или еще какой-нибудь такой же ерунды: просто счастье будущего.
Чего не дано, того не дано. Наверное, раньше, лет десять назад, она тоже была такой, так же таращилась в далекие дали, но уж и не вспомнить теперь, когда это минуло.
Автобус-экспресс промчался мимо ярмарки, свернул на мост, потом на набережную, и картина заката, ранее скрытого высокими домами, вдруг открылась во всей красе. Солнце уже ушло в воду, виднелся только ярко-золотистый край, и это сияние размывалось серо-лиловой полосой, а выше сгущалось немыслимо малиновым цветом, бросавшим яркие отсветы на темнеющие с каждой минутой облака. К востоку их уже не было, там небо казалось лазурно-прозрачным, как дорогой шелк. И на пышную зелень, покрывшую склоны, легли золотистые блики, и Воронья башня кремля, самая красивая из всех башен, вдруг словно бы засветилась изнутри тревожным красным светом… После пасмурного дня с промельком долгожданного дождя этот немыслимый закат был как внезапный подарок. Кому?
«Да уже не тебе», – едко сказала Катерина.
И, словно подтверждая это, автобус резко повернул от Волги. Закат исчез из глаз, и пока автобус медленно тащился в гору, забираясь на площадь Минина, пока ехал по улице того же названия, а потом выруливал на Сенную, небо уже померкло, и когда Катерина вышла на своей остановке, оно было самым обыкновенным, тускло-серым. Еще не стемнело, но свет меркнул с каждым мгновением, и Катерина ускорила шаги.
На эту троицу она обратила внимание сразу. «Стекляшка» была уже закрыта, а они с выжидательным видом топтались у крыльца. Может, правду говорят, что постоянным клиентам спиртное в «стекляшке» продают всю ночь? Да, эти трое очень похожи на постоянных клиентов…
Катерина засмотрелась на них и споткнулась. Не приземлиться на коленки удалось только потому, что спотыкалась она довольно часто и приобрела определенные навыки в этом деле. Однако для случайного зрителя ее пируэт с подскоком выглядел, конечно, глупо, и «постоянные клиенты» дружно фыркнули.
Вновь обретя вертикальное положение, Катерина свернула во двор и с максимальной скоростью устремилась к своему крыльцу. За ее спиной по треснувшему асфальту зазвучали шаги. Эхо, что ли?
Катерина покосилась через плечо. Нет, не эхо: троица двинулась за ней. Возможно, не за ней, но в том же направлении?
За ней! Тоже вошли в подъезд, затопали по ступенькам.
Катерина замерла возле почтовых ящиков.
Пусть эти типы пройдут. А если остановятся рядом, она заорет. Заорет! Господи, да кому она нужна, уродина, ее небось и изнасиловать никому неохота будет, разве только какому-нибудь несчастному маньяку, которому совсем уж некуда деться!
Она изо всех сил таращилась сквозь щелку в темноту ящика, словно высматривала, лежит там какое-то послание или нет. Проще было бы открыть да проверить, но Катерина не решалась достать ключ при этих… Ключ от почтового ящика висел на одном колечке с квартирными, и незачем дразнить гусей. Хотя квартирный, который гаражный, мог в случае чего послужить неплохим оружием: длинный, плоский, отдаленно – очень отдаленно! – напоминающий стилет. Если нападут, можно ткнуть им кого-нибудь в глаз, другого стукнуть по ноге острым каблуком, третьего садануть локтем в бок…
Вот жизнь настала, а, если при встрече с незнакомым человеком нужно первым делом думать, как от него обороняться!
Троица «постоянных клиентов» промчалась вверх по лестнице, даже не взглянув на Катерину.
– Да Витька просто облезет, когда мы к нему завалимся! – слишком высоким, пьяным голосом выкрикнул один из них, в огромной кепке, прикрывающей лицо. – Облезет и неровно обрастет!
Катерина перевела дух и побрела наверх, размышляя, кто же из ее соседей этот Витька, которому уготована столь жуткая участь. Скорее всего, новый муж Светки Ковалевой. Она выходила замуж так часто, что даже фамилию не меняла: какой смысл, все равно ненадолго?
Витькины гости топтались на втором этаже. Так и есть, в Светкину квартиру звонят. Только они не знают, что Светка с новым мужем куда-то уехала с утра на его хорошеньком «Форде». Странно, что у обладателя такой машинки столь зачуханные приятели! Ну, может, друзья детства?
Размышляя об этом, Катерина достала из сумки ключ, вставила в скважину, но в это самое время что-то сильно, больно уткнулось ей под ребро, и незнакомый голос пробормотал:
– Открывай быстро, не дергайся.
Катерина замерла.
Те трое стояли рядом, взяв Катерину в темное кольцо, буквально прижавшись к ней, словно они были друзьями именно ее детства, а не Витькиного. И вдруг Катерина поняла, что и ему они не друзья, что, может, и Витьки-то не существует никакого в природе, а Светиного мужа зовут, к примеру, Никодим или Пафнутий. Именно она была целью этих парней, которые ей с первого взгляда показались пугающими и подозрительными. Особенно тот, худощавый, в огромной кепке, сдвинутой на лицо…
Но хватит стоять столбом! Теперь выхватить ключ из скважины, всадить одному в глаз, другого ударить по щиколотке каблуком, третьего садануть в живот локтем…
Но ключ всегда вытаскивался с усилием: замок давно следовало смазать, а она не смазала. Локти у нее были блокированы: в них вцепились сильные руки. А лягаться не имело никакого смысла, потому что туфли с острыми каблуками стояли дома на полке для обуви, на Катерине же были надеты босоножки на мягкой, плоской подошве вообще без каблуков.
– Крикнешь – застрелю, – раздалось над ухом.
– Соседи… – выдохнула она. – Услышат…
– Не беспокойся, пистолет с глушителем.
Голос был ровный, спокойный, в нем не звучало ни полтона угрозы, однако Катерина поверила сразу.
Один замок, другой, дверь открылась, и торопливое пиканье встретило их на пороге.
– Сигнализация ментовская! – выдохнул кто-то за спиной, и пальцы, стискивавшие левый локоть Катерины, испуганно разжались.
– Отключи, – посоветовал тот, со спокойным голосом, и она послушно выдернула вилку из розетки.
Наступила тишина, за спиной раздался вздох облегчения.
– Заходите, быстро! – велел спокойный голос, принадлежавший, как сообразила Катерина, главному в этой компании. – Надо еще на пульт позвонить.
У нее упало сердце. Она-то надеялась, что эти типы не знают, как на самом деле отключается сигнализация. Тогда у нее был бы шанс, потому что, если не даешь на пульт отбой в течение двух минут, из отдела охраны немедленно посылают дежурную машину с оперативной группой.
– Где телефон?
– На кухне.
Поддерживая под локоть, ее поволокли на кухню. Катерина покосилась вправо и увидела человека, которому принадлежал тот ровный, пугающий своим спокойствием голос. Повыше ее ростом, худощавый, обыкновенно одетый, вроде бы тот самый, что был в кепке. Однако его лицо… Лица у человека не было!
Катерина пережила мгновение дикого страха, прежде чем поняла, что у него не содрана вся кожа с головы, а просто на нее напялен светлый капроновый чулок.