Страница 15 из 16
– Так я не понял: этот старик один живет? – уточнил Павел.
– Теперь один. Раньше – это еще до войны, я совсем девчонкой бегала, – помню, прибрел он сюда и к бобылке Серафиме подселился. Она тоже была староверка, вот они и сошлись. Потом Серафима померла, а дед Никифор Иваныч в ее избе так и прижился. Старый он, слабый совсем. Иной раз как обомрет – вроде совсем преставился. А потом глядишь – отойдет, и опять не хуже молодого.
– И что, он к вам тоже ходил телевизор смотреть? – хмыкнул Сергей. – Это ж у них, у староверов, вроде грех…
– Ничего! Очень даже смотрел. Жаль вот только, сгорела моя «Чайка».
– Ребята, а может, кто из вас в технике понимает? – с надеждой спросила Маришка. – Может, посмотрите, что там с ящиком?
– Ну, если вы просите, Мариночка… – обещающе улыбнулся Сергей. – Я загляну, к примеру, завтра, ладно? Вдруг да получится.
– А чего ж, заглядывайте, – кивнула Маришка приветливо. – В самом деле, вдруг что-нибудь да сладится? А нет, так просто посидим, поокаем…
– Договорились, Мариночка!
– Марья она, – буркнул Петр, вставая. – Не Марина, а просто Марья. Пошли, мужики. Засиделись мы тут.
– Да куда вы пойдете в такую позднотищу? – сладко потянулась Маришка, и сарафан туго натянулся на ее спелой груди. – Ложитесь вон вповалку на сеновале. Там хорошо, дух сладкий от сена идет, живой. Сны хорошие снятся…
– Ой, нет, идите, сыночки, – засмеялась баба Ксеня. – Не то меня Вера с Ольгуней поедом съедят. В кои-то веки на постой к ним кто-то стал, да и те сначала ужинать на сторону пошли, теперь еще и ночевать не придут. Им, бабулькам, тоже небось скучно, хочется живого голоса. А ты, Петенька, у меня останешься по старой памяти.
– Баб, ты что, забыла: у нас же Ира ночует, – недобрым голосом сказала Маришка. – Места больше нет. А Петра дед Никиша к себе звал.
– Да он уже небось десятый сон видит, твой дед Никиша, – отмахнулась хозяйка. – А Петенька на сеновал пойдет, правда, голубочек? Ну, гости дорогие…
Все начали дружно подниматься из-за стола.
– Завтра увидимся? – тихо спросил Павел, наклоняясь к Ирине.
– Конечно, – смущенно кивнула она. – Здесь мудрено не увидеться. Тем более мне тоже нужно к этому деду Никише. Если кто и поможет мне найти старые книги, так это только он. Вы представляете? Этот дурацкий Виталя сказал, что в подвале скита была целая гора старых книг и они все пожгли. Вот варварство, да?
– Вандализм! – Павел даже побледнел от возмущения.
– Что вы говорите? – Сергей, услышав их разговор, наконец-то оторвался от прощания с Маришкой. – Сожгли старые книги?! Невозможно, невозможно поверить… Но, может быть, хоть что-то осталось? Хоть что-нибудь! Как бы попасть в этот скит, поискать?
– Ради бога! – обеими руками схватилась за него Маришка. – Не вздумайте! Еще неизвестно, чего нам сегодня ночью от этого Витали ожидать, а вы опять голову волку в зубы сунуть хотите.
– Да уж, с вашим личным оружием супротив Витали делать нечего, – ехидно подал реплику Петр. – Я все хотел спросить: вы же вроде не курите, зачем с собой такую зажигалочку интересную таскаете?
– Таких дураков пугать, как ты и Виталя, – огрызнулась Марина. – Пойдемте, Сережа, я вас до калитки провожу.
И, подхватив молодого человека под руку, вывела его на крыльцо.
– Может, мне помочь со стола убрать? – робко спросил Павел. – Я очень люблю мыть посуду. А потом мы с вами, Ира, может, немножко прогу…
– Посуда – дело бабье, – буркнул Петр, протягивая ему руку на прощание и очень ловко вытесняя из горницы. – И не до прогулок, поздно уже, спать пора.
– Ира! – крикнул Павел, высовываясь из-за его крутого плеча. – Ваши вещи, они пропали, конечно, у этих мерзавцев, так мы можем завтра съездить в Арень, купить вам чего-нибудь. Денег у меня достаточно, вы не беспокойтесь. И мне все равно надо ехать за продуктами для моей хозяйки, я вас заодно прихвачу. Хорошо?
Последние слова долетали уже из-за дверей.
– А чего ему Маришкино платье не нравится? – удивилась баба Ксеня, беря Ирину за руки и поворачивая так и этак. – Красивенькое, веселенькое, оборочки вон какие… разве что великовато малость, ну так подумаешь!
«Платьице» Маришки было «великовато» Ирине как минимум на четыре размера. Только росту девушки оказались одинакового, а что касается объема… Баба Ксеня дала Ирине хорошенькую плетеную подперезочку и помогла стянуть на груди булавкой обширное декольте, однако та все равно остерегалась наклоняться, зная, что просматривается сверху донизу. Впрочем, ее сегодня уже видели во всяких видах, так что…
Против окна громко, вызывающе расхохоталась Маришка, и Ирина разглядела ее статную фигуру. Рядом маячил высокий мужчина – Сергей. Он заботливо вел ее по колдобинам улицы, поддерживая под локоток, а Маришка жалась к нему, словно в стужу к печке.
– Ох, дорезвится молодка! – пробормотала баба Ксеня, начиная собирать со стола ложки.
Да уж, Маришка ведет себя, извините за выражение… А Сергею, похоже, это очень нравится. Ну так и на здоровье!
Ирина с тоской поглядела на стол, заставленный грязной посудой.
Кошмар! Сейчас придется мыть все это. А горячей воды нет. В смысле ее сначала надо согреть, потом возиться в каком-нибудь тазу, руки жирные будут, противные. Про «Фэйри» здесь небось и не слыхали, придется по старинке, с хозяйственным мылом… Маришка, видимо, отправилась провожать этого долговязого Сергея не только до калитки, а до самой избы бабы Веры. Потом, конечно, он проводит ее… А что ж, в такую ночь только и провожаться до рассвета. Луна таинственно заглядывает в окно, так и манит. Может, и Ирине следовало выйти проводить Павла – тем более что он именно этого и хотел.
Ирина вспомнила его глаза – светлые, широко расставленные, нос – будто ястребиный клюв, губы – твердые, четкие, которые не смягчались даже улыбкой. Красивый парень. Петр тоже очень симпатичный, с этим его не то диковатым, не то добрым взглядом. Он единственный ничего о себе не рассказал за столом. Кем он работает, интересно? Ну, торгует небось, сейчас все торгуют. Хотя вряд ли. Петр – вряд ли! Обветренные щеки, загорелое лицо – наверное, много времени проводит на свежем воздухе. Впрочем, Сергея с Павлом тоже «белыми воротничками» по виду не назовешь. Они между собой чем-то похожи, общим типом, что ли, хотя у Сергея более худощавое лицо и резкие черты. Недобрый излом бровей, пристальный прищур серых глаз. Странно – откуда это ощущение, будто она его видела раньше? Ну, наверное, и впрямь видела – в библиотеке: все-таки он фольклорист, не мог там не бывать. Правда, она раньше и представить не могла, что бывают такие фольклористы. Они все какие-то тухлые, заморенные, а этот вон как махал руками и ногами в драке…
– Поставь, поставь! – воскликнул кто-то над ухом, и задумавшаяся Ирина от неожиданности чуть не брякнула на пол сковороду с остатками картошки.
– Никак посуду мыть собралась? – возмущенно спросила баба Ксеня. – Да ты и так еле на ногах держишься. Иди, иди спать! Вон, заверни в задец по нужному делу да и поднимайся в Маришкину светелку. А она в боковушке ляжет ради такого случая.
– Да не надо, это неудобно, я сама могу в боковушке, – смущенно пробормотала Ирина.
– Нечего, нечего! Гостю честь и место, – напористо подталкивала ее баба Ксеня в сени, связанные дверью с крытым двором, в котором и размещался знаменитый задец, а попросту – маленький деревянный туалетик. – Там же рядом умывальник висит, зубы вон почисть, а потом – спать, спать.
У Ирины заплетались ноги и закрывались глаза. Она кое-как взобралась по кривой лестничке в мезонин и вошла в комнатенку с покосившимся потолком. С улицы несся заливистый Маришкин смех. «Ох, дорезвится молодка!» – вспомнила Ирина. Хотела выглянуть, но окошко оказалось затянуто марлей от комаров. Луне, однако, марля была не преграда: на полу лежал бледный, дымчатый квадрат, да и вся комната, чудилось, плавает в голубоватом тумане.
Кровать была жутко старомодная – железная, с шишечками на спинке. И до чего узкая! Как только объемистая Маришка на ней помещалась?