Страница 9 из 31
Она не могла тут больше оставаться и выслушивать эти оскорбления. Проще всего было бы выбежать из комнаты, прочь от его отвратительных обвинений, и забыть эту грязную сцену!
Но бегство — не выход.
У Ника навсегда останется память о ней как о дешевой маленькой шлюшке, которая среди друзей Орландо чувствовала себя как рыба в воде и готова была принять все их отвратительные ценности.
Этого ей просто не вынести. И речь идет не о гордости. Ее долг перед отчимом, который подарил ей так много любви и которого Ник тоже боготворил, — вывести Ника Харрингтона из заблуждения, стереть то ужасное впечатление, которое она, должно быть, на него произвела.
— Ник… — осторожно начала она.
Его лицо оставалось холодным. Он лишь окинул ее презрительным взглядом:
— Что?
Абигейл вздохнула, прежде чем начать исповедь.
— Послушай, я хочу объяснить…
— Послушать будет действительно интересно, саркастически откликнулся он.
— Мой брак не был счастливым…
Но он прервал ее, громко рассмеявшись. Этот циничный хохот эхом отдался в ее голове, — Правда? — вопросил он с издевкой. — Ты удивляешь меня, Абигейл. Можно подумать, что беспорядочные связи способствуют согласию между супругами!
Ее терпение подходило к концу, но Абигейл решилась продолжать до тех пор, пока не выговорится, пока не скажет что-нибудь, что избавит ее от этого пугающе холодного, разочарованного взгляда зеленых глаз.
— Одно то, что он не был счастливым, еще не значит, что он был «свободным», как ты все время подчеркиваешь! — огрызнулась она…
— Так вы были верны друг другу? — немедленно отреагировал Ник.
Волнуясь, она опустила глаза и начала перебирать пальцами шерстяную ткань своей черной юбки, как ребенок теребит свое одеяльце.
— Это… это все не так просто, — сказала Абигейл уклончиво.
— Ну да, так я и думал. — Его голос звучал резко. Просто ответь — да или нет. Нет ничего проще!..
Указательным пальцем она чертила круги на своей ладони. Как много можно рассказать ему? Подняв голову, она встретила настороженный взгляд зеленых глаз, но своих не отвела.
— Я была верна ему, — произнесла Абигейл, и ее глаза потемнели от боли.
— И ты ждешь, что я в это поверю? — хмыкнул он.
Она покачала головой.
— Я ничего от тебя не хочу, Ник! Но ты мог бы по крайней мере проявить вежливость и выслушать меня!
— Ты думаешь, мне интересно тебя слушать? холодно сказал он. — Разве это не пустая трата времени? Я имею в виду, разве у тебя это не в крови?
Абигейл застыла. Она поняла, о чем он говорит, но все-таки хрипло спросила:
— В каком смысле?
— Ты лишь дочь своей матери, — спокойно заметил Ник. — И так же неразборчива в связях, как и она.
Это не было таким страшным оскорблением, каким должно было бы стать. В конце концов, у Ника просто хватило смелости вслух заявить о том, о чем другие годами лишь шептались по углам. Абигейл любила свою мать, но слишком хорошо знала о ее прегрешениях.
Бессознательно, детским жестом поймав выбившуюся прядь волос, она начала накручивать ее на палец, как яркую, блестящую нитку.
Как поступить теперь? Чем ответить?
Дать отпор, поругаться и приказать ему покинуть дом? Или же поступить как более зрелый человек?..
Она оставила в покое свои волосы.
— Я не собираюсь отрицать, что у моей матери были любовники, когда она была замужем за Филипом, — сказала Абигейл, изо всех сил сдерживаясь, но все же не смогла скрыть горячий румянец стыда, вспыхнувший на ее бледных щеках. — Об этом знали все. — Она сделала паузу и прямо посмотрела ему в глаза. — Включая Филипа, — добавила она, ожидая, что Ник удивится.
— Да, — невыразительным голосом согласился он, никакого удивления не было.
— Ты знал? Знал, что Филипу было известно…
— Об изменах твоей матери? — Он кивнул, затем невесело засмеялся. — О да, Абигейл, я это знал! Филип любил твою мать, но это не закрывало ему глаза!
Она всегда, с детства, тосковала по полноценной семейной жизни и именно этого счастья была лишена. И Абигейл очень тихо сказала:
— Если честно, Ник, у мамы были свои причины для этого.
— Разумеется, были, — согласился он холодно. Похоть обычно главная причина измен, не так ли?
— Ох, Ник, — печально сказала Абигейл. — А теперь у кого только черное и белое? Филип — замечательный человек, но он был почти на сорок лет старше моей матери…
— И это должно заставить меня ее пожалеть, так, что ли? — вопросил Харрингтон. — Заставить с пониманием отнестись к ее неверности, а возможно, даже смириться с этим? Ты в самом деле так думаешь, Абигейл?
— Я только пытаюсь объяснить…
— Никаких объяснений не нужно! — безжалостно оборвал он. — Твоя мать знала, что Филип почти старик, когда выходила за него замуж. Она была сломлена, осталась без поддержки, а Филип был очень богатым человеком, который предложил ей надежную, обеспеченную семейную жизнь!
— И она была к тому же молодой, красивой и страстной женщиной! защищалась Абигейл. — С нормальными желаниями для женщины ее возраста, которые Филип не мог удовлетворить!
— Тогда ей надо было выйти за кого-нибудь, кто был ей ближе по возрасту и мог бы удовлетворять ее, тебе так не кажется? А не выбирать вместо этого материальное положение и роскошь, которые ей дал Филип Ченери! — прямо заявил Ник. — Она выходила замуж, прекрасно понимая, что делает. Она продавала свою молодость и красоту за деньги. Это был бы равноценный обмен, если бы твоя мать соблюдала свой пункт договора. — Он улыбнулся странной улыбкой. — Ты знаешь, как говорят: за все надо платить.
Как могла она спорить с ним, если в душе была согласна с каждым его словом? Абигейл помнила, какая напряженная атмосфера была в доме, когда ее мать завела очередную интрижку, ставшую одной из причин, по которым ее, Абигейл, отослали назад в Англию, в школу-интернат. На этом настоял Филип.
И когда она вернулась в Америку на долгие летние каникулы, тот же Филип окружил ее любовью и вниманием, которых она так жаждала! Фактически отчим был для нее матерью больше, чем ее собственная мать!
Абигейл вздохнула и потерла затылок, пытаясь унять тупую ноющую боль, которая, казалось, не собирается оставлять ее.
Ник наблюдал за ней, и ее усталое движение отрезвило его. Он поднял тяжелый серебряный чайник и стал разливать чай по чашкам. Только увидев это, Абигейл сообразила, что почти ничего не ела и не пила вот уже сутки.
Ник поднялся, подал ей чашку, и она заметила в душистом чае тончайший ломтик лимона.
Он все помнит! Она уже собралась улыбнуться, но тут же одернула себя: только то, что Ник Харрингтон помнит, какой она любила чай, еще не значило, что нужно рассыпаться перед ним в благодарностях! Что ж! Я все еще потерявшаяся одинокая маленькая девочка, подумала она с отчаянием, все так же жаждущая любви, которой не дала мне моя красивая, но очень уж легкомысленная мать! И Абигейл приняла чашку.
— Спасибо, — с автоматической вежливостью произнесла она, но затем поняла, что зря это сказала, и воинственно уставилась на Ника. — С какой это стати я тебя благодарю? — спросила она больше себя, чем его. — Если последние десять минут ты только и делал, что меня оскорблял?
На его лице появилось что-то отдаленно похожее на улыбку; он сидел и потягивал чай.
— Уже лучше, — заметил он спокойно. — Думаю, ты мне больше нравишься как обвинитель, чем как жертва.
Она пожала своими узкими плечами и глотнула чаю.
— Не могу понять, почему ты все еще здесь.
— Не можешь?
Она взглянула на него, прищурив глаза. Он ссылается на недавнюю сцену? Возможно, он ожидал…
Она покачала головой:
— Нет…
Чашка тонкого фарфора была уже на полпути к его губам, но после небольшой заминки он поставил ее на блюдце.
— Меня поражает, как много тебе потребовалось времени, чтобы наконец об этом спросить. — В его зеленых глазах зажегся луч света. — Или ты воображала, что я просто слоняюсь поблизости, надеясь довести до конца то, что мы начали немного раньше на кровати?