Госпожа министерша

Васа (стоит возле Живки). Конечно, еще увидимся. Это только так… мы еще увидимся.

Живка. Как ты живешь, тетя Савка?

Савка (обиженно). Хорошо…

Живка. Де, де, де… знаю, на что ты сердишься, не думай, что я о тебе забыла. А ты, тетя Даца?

Даца. Ию, сладкая моя, ты уж меня прости. Я с каких пор говорю моей Христине: пойдем к Живке, надо ее поздравить, кто же это сделает, как не мы, ее родня. А она мне: «Нет, мама, мы целый год не переступали ее порога, а теперь она будет говорить – вот, прибежали, потому что я министерша!» А что мы твоего порога не переступали, верно! Ты ведь знаешь, это потому, что ты обругала Христину, ну а я ей говорю: «Пусть, пусть люди говорят, что мы теперь прибежали, потому что она министерша, а кому же еще бежать, как не нам, ее кровным родственникам!»

Живка. А как ты, дядюшка Панта? Давно тебя не видала.

Панта. Да как тебе сказать, Живка, так себе: все шиворот-навыворот. Ну, говорю, теперь уж у меня немного прояснится, пока ты у власти. Рассчитываю, знаешь, на тебя, что ты о нас позаботишься и поддержишь своих.

Васа. Ну. конечно, кто же еще, если не она.

Живка. И тебя не видала, Соя.

Соя. Странно, а обо мне как раз говорят, что меня часто видят. Не может человек всему свету угодить. Забьюсь к себе в дом – ругают, выйду на люди – опять облают. Но, пусть бы хоть посторонние ругали, тогда можно не беспокоиться, а то родня, кровная родня.

Васа. А кто же еще станет, как не родня!

Даца (злобно и как бы про себя). Никто никого не ругает, если не за что.

Соя (возбужденно). Ну, что ты говоришь, тетя Даца, ведь разве твой дом облаяли бы, если не было б за что.

Даца. Облаяли такие, как ты!

Соя. Уж какая есть, только я на аттестат не сдавала.

Даца (вспыхивает и вскакивает). Ты свои экзамены со всем светом держала, тварь!

Соя (также вскакивает и, приблизившись к Даме, прямо в лицо). Может быть, a на аттестат не сдавала.

Даца. Ию, ию, ию, пустите меня!.. (Подлетает и хватает ее за волосы.)

Васа (становится между ними и разнимает). Ну как вам не стыдно! Неужели вы не можете и пяти минут поговорить по-семейному.

Подбегают и остальные мужчины, разнимают их.

Даца. Конечно, когда в родне есть такие!

Соя. Заботься лучше о своем доме, а потом уж на других лай.

Васа. Тихо, я вам говорю! Стыд один, а еще считаете себя, как говорится, министерской родней

Живка (Васе). Я же говорила тебе!

Васа. Да! То сами окружили меня: «Пойдем, дядя Васа, сведи нас к Живке!» А зачем? Чтобы осрамить и меня и себя. Ну-ка, идите каждая на свое место, выйдете на улицу, тогда и ругайтесь, пока у вас волос на голове не останется.

Они отходят и садятся.

А ты, Живка, прости. Это, знаешь, такое, несколько фамильярное объяснение.

Живка. Мне не совсем приятно, но… (Хочет замять дело.) А как ты, дядюшка Яков?

Яков. Знаешь как, когда человек на гроши живет… Черт знает, что за судьба у меня: на гроши учился, на гроши торговал, за гроши служил. Все как-то не так – ничто не идет мне в руки. Но, знаешь, я всегда себя утешаю, говорю-«Подожди, Яков, может, и твой день когда придет?» Вот так и жду, ведь ничего другого не остается.

Живка. Ну а ты, Сава?

Сава (толстый, с большим животом). Не спрашивай. Иссушила меня забота.

Живка. Почему?

Сава. Из-за несправедливости. Всю жизнь она меня преследует.

Живка (Каленичу). А… (В недоумении.) Вы? (Васе.) Этот господин тоже наш родственник?…

Васа. Говорит, что родственник.

Каленич. Конечно, я родственник.

Живка. Я его не помню.

Васа. И я! Может быть ты, Савка?…

Все разглядывают Каленича.

Савка. Мне не известно, чтоб этот господин был нашим родственником.

Даца. И мне!

Несколько других (пожимая плечами). И мне!

Каленич. Я ведь, знаете, родственник по женской линии.

Соя. Ну, я сама по женской части, но вас не знаю.

Даца (сквозь зубы). Странно!

Васа. Ладно, раз ты по женской линии, чей ты будешь?

Каленич. Моя мать умерла двенадцать лет назад и сказала мне умирая: «Сынок, ты остаешься на свете не один, если тебе что в жизни понадобится, сходи к тете Живке, министерше, она тебе родня».

Васа. А как звали твою покойную мать?

Каленич. Мара-

Васа. А отца?

Каленич. Крста.

Васа. Убей, не помню никаких Мары и Крсты в нашей родне.

Живка. И я не помню.

Каленич. Все недоразумение происходит оттого, что мы прежде были не Каленичи, а Мирковичи.

Васа. Мирковичи? Теперь я еще меньше понимаю.

Каленич. Все это, в общем, дела не меняет. Я знаю, что вы мне родня, и от этого не отрекусь. Скорей я погибну здесь, чем отрекусь от родни.

Васа. Разве дело за это гибнуть…

Живка. Ну, раз человек говорит…

Васа. Да, раз человек говорит, что поделаешь…

Живка. Ну, как вы поживаете?

Каленич. Спасибо, тетя, благодарю за внимание. Мне очень приятно, что я вижу вас такой свежей… Вы, тетя, в самом деле блестяще выглядите!

Васа. Знаешь что, Живка, ты ведь очень занята, мы все это знаем, и, если хочешь, переходи прямо к делу. Ну-ка, братец мой, спрашивай всех по порядку, кому что надо, и посмотришь, что ты кому сможешь сделать.

Панта. А если ты и теперь для нас ничего не сделаешь, то я уж не знаю, когда же еще.

Васа. Пусть каждый толком скажет, что у него на сердце, я запишу; а потом Живка посмотрит, что можно – то можно, а чего нельзя – то нельзя.

Даца. Коль захочет, все сможет. Вопрос только, всякому ли надо делать, потому что есть и такие…

Соя (перебивает ее). Я буду просить тебя, Живка, только об одном, помоги мне получить аттестат зрелости.

Даца (вспыхивает). Вот, опять она свой язык распускает

Baca. Ну, тихо, я вам говорю!

Сава. Прекратите, если вы меня разозлите, я вам обеим рты заткну!

Каленич. Послушайте, тетя Даца, и вы, родственница Соя. Вы видите, тетя Живка нас приняла хорошо, как и подобает принимать родню. Каждый из нас теперь должен сказать ей свое желание и просить заняться нами. Я уверен, тетя Живка займется. Вы сами знаете, какое у нее доброе сердце. Нас для того и позвали, чтобы мы выразили уважение ей и ее дому, в данном случае министерскому дому. А если мы будем так себя вести и оскорблять друг друга, то тем самым выразим свое неуважение к этому дому. Поэтому я вас очень прошу, тетя Даца и родственница Соя: воздержитесь!

Даца (Савке, которая сидит возле нее). И с какой это стороны я ему тетя?

Савка. Не знаю я его, не знаю, кто он такой.

Даца. А разве я его знаю!

Панта (Якову, сидящему возле него). Господи, а ты знаешь, кто этот?

Яков. Никогда в жизни его не видал и не слыхал.

Васа. Итак, оставим все остальное и перейдем к делу, ведь у Живки мало времени.

Живка. Правда, мало. Как раз сегодня у меня должен быть один важный дипломатический визит.

Васа. Право. Ну-ка! (Вынимает бумагу, чтобы делать пометки.) Ну, тетка Савка, о чем ты просишь Живку?

Савка (все еще обиженно). Пусть Живка сама спросит, я ей скажу.

Живка. Ты у меня, тетя Савка, с твоими двумястами динаров, вот где сидишь! Пропусти ее, Баса, раз она не хочет по-человечески да по-родственному, по-хорошему разговаривать, а все наперекор.

Савка. Ничего не наперекор. Я хочу только свое получить.

Живка. Э, получишь. Запиши, Васа, чтобы ей отдать. Ну, вот!

Васа (записав). А ты, Даца, о чем будешь просить Живку?

Даца. Я-то о Христине. Я хотела просить, Живка, чтобы ты приказала признать ее экзамен и чтобы девочку приняли назад в школу, ведь она осталась на полдороге. Да, она провинилась, признаю – прошу известную особу не кашлять, – я это признаю, но теперь ошибаются профессора, не только что ученицы. Она-то провинилась не из-за распущенности или испорченности, как некоторые, а опять-таки из-за науки. Прошу известную особу не кашлять!