Арина

– Как восемнадцать! Ты намекала, что тебе по меньшей мере двадцать.

Было похоже, что она обманула его в вопросе, имевшем принципиальное значение.

– Восемнадцать лет! – повторял Константин. – Восемнадцать!.. Невозможно вообразить! Ей только восемнадцать! Значит, когда я познакомился с тобой, тебе было семнадцать! Ты должна была сказать мне, должна была сказать!

Он окончательно разволновался. Она успокаивала его:

– Что за важность – мой или ваш возраст – для наших отношений? Я никогда не спрашивала, сколько вам лет. Когда мы познакомились – благословен будет тот день, – бросила она иронически, – мне было без месяца восемнадцать. Что значит месяц?.. Не будем же мы ссориться из-за одного месяца.

Но Константин долго еще не мог успокоиться, а то, что он назвал „новым фактом", возымело скорое и неожиданное последствие как для него, так и для его любовницы.

Арина рассказывала ему о своей тетке Варваре. Она говорила о ее житейской мудрости, гармонично устроенной жизни, ее искусстве получать от любви розы, не уколовшись шипами.

– Тетя Варя рассказывала мне, – говорила Арина, – что она ни одному любовнику не дарила целой ночи. В нужный момент надо уйти самой или суметь выдворить возлюбленного. По ее мнению, спать вместе – верное средство убить любовь. Плохой сон ведет к дурному утреннему настроению. Люди некрасивы при утреннем свете. Встречаться с любовником следует только хорошо причесанной и нарядной, а одеваться и раздеваться так, чтобы ему понравиться. Быть постоянно на глазах друг у друга – это подходит только женатым. Но ведь в браке нет ни любви, ни удовольствия…

– Твоя тетушка, – прервал ее Константин, – со всем ее опытом ничего не смыслит в жизни. При всей ее видимой свободе эта женщина вполне предсказуема, и из того, что ты мне теперь рассказываешь, я невысокого о ней мнения. Для людей, любящих друг друга, моя маленькая, время, проводимое вместе, течет незаметно; они не расстаются ни днем, ни ночью, завтракают и ужинают за одним столом, засыпают и просыпаются бок о бок. Скажи мне, неужели, когда мы лежим вместе в постели и когда мы так близки, что рушатся все телесные и душевные преграды, когда тепло общего ложа проникает и обволакивает нас, когда от кончиков пальцев ног и до макушки головы ты чувствуешь мою близость, твое тело сливается с моим и кажется, что мы проживаем одну и ту же жизнь, а наши сердца бьются в унисон – так неужели ты находишь приятным отрываться от меня, подниматься и облачаться в одежды? Разве ты не чувствуешь, что с каждой принадлежностью туалета, которую ты на себя водружаешь, воздвигается стена между нами? Ты снова становишься чужой и враждебной.

Константин необычайно разгорячился и сам удивился этому. Арина насмешливо зааплодировала:

– Какое красноречие!

– Это россказни твоей тетки привели меня в ярость! – заметил Константин. – Речь не о тебе и не обо мне. Ну ее к дьяволу со всеми ее глупостями, что она вбила тебе в голову!

Константин долго ходил по комнате. Арина молчала.

Внезапно он остановился перед ней:

– Знаешь, что мы предпримем? Когда у тебя последний экзамен?

Она назвала дату на будущей неделе.

– Хорошо, – продолжал он, – к этому времени я вернусь из Киева, а ты закончишь занятия. Тебе надо отдохнуть, да и я не прочь. Я слишком много работал, к тому же Москва действует мне на нервы. Я повезу тебя в Крым, мы проведем две недели под южным солнцем, у красных скал на берегу моря, среди цветов и деревьев. Будем жить, как боги, ни о чем не думать и не спорить. Вот мое решение, не подлежащее обсуждению. Тебе остается только слушаться.

Едва кончив говорить, он был ошеломлен тем, что сказал. В какую еще авантюру пускается он, да еще в момент, когда решил порвать с любовницей? Поистине раздражение, провоцируемое в нем Ариной, заставляет его терять голову.

Между тем, спокойно и рассудительно, она стала приводить возражения. После экзаменов тетка ожидает ее возвращения, посылает по три-четыре письма в неделю, в которых заклинает не тянуть ни дня с отъездом. Отношения Варвары с красавцем доктором превращаются в драму. Присутствие Арины там необходимо. Друзья тоже предъявляют права на нее, рассчитывая на ее приезд. Есть и еще одна причина (на которую она неясно намекнула), вынуждающая ее вернуться к определенной дате.

По мере того как она говорила, Константин находил свой план все более совершенным. Он заключил беседу тем спокойным и уверенным тоном, который так безотказно действовал на Арину:

– Я хочу поехать с тобой в Крым. С этого я начал, тем же кончаю. Так тому и быть. Ты никогда не убедишь меня, что такая изобретательная девушка, как ты, не может высвободить две нужные нам недели. Возьми эту заботу на себя, я остерегаюсь что-либо советовать. Сегодня восемнадцатое. Из Киева я возвращаюсь двадцать восьмого. В тот день ты сдаешь последний экзамен, и назавтра мы сядем в скорый севастопольский. Ты снова станешь хозяйкой своей судьбы между пятнадцатым и двадцатым июня.

На этом всякие споры были прекращены, и на следующий день он стоял с Ариной, согласившейся проводить его, на перроне Киевского вокзала. Впервые после шести недель знакомства он уговорил ее принять от него подарок в честь восемнадцатилетия, и новые часы-браслет красовались на ее запястье.

– Готовь багаж к двадцать девятому, – сказал он.

– Это невозможно, уверяю вас.

Раздался удар колокола. Он обнял девушку. Ему почудилось, что она никогда прежде не прижималась к нему в таком страстном порыве, никогда не отдавалась ему так полно, как в миг этого торопливого поцелуя на перроне вокзала.

Он долго еще раздумывал об этом в поезде. „Неужели я заблуждаюсь? Неужели это только плод воображения?.. Нет, нет, вот она, правда. Это девушка, так превосходно владеющая собой, на этот раз выдала себя".

VII

КРЫМ

Константин возвращался из Киева через неделю с небольшим. Каждый день, окончив работу, он с пяти до семи часов, пока не стемнеет, просиживал на террасе Рыночного парка. Вид, который отсюда открывается, – один из самых прекрасных в мире. Внизу, влево от террасы тянулись бедные кварталы, примыкающие к порту; справа из зелени поднимались белые стены и золотые купола Печерской лавры, самой известной российской святыни. Далее медленно нес свои воды Днепр, степенный, с широкими излучинами; по реке сновали пароходы, шли караваны барж и шаланд, откуда поднимались клубы дыма и доносились свистки и вой сирен; а еще дальше уходила к горизонту ровная, как скатерть, степь, заканчивавшаяся на востоке темным пятном леса. Необъятный пейзаж, кипящий жизнью на переднем плане, а в отдалении отмеченный спокойствием бесконечного пространства; в нем нет ничего живописного, но и ничто не утомляет глаза, и сам он меняется в течение дня в зависимости от освещения, игры красок. Наступившая в мае жаркая погода делала вечерний воздух мягким, небо казалось глубоким, а цветы наполняли мирные сумерки благоуханием. Константин разглядывал светлые платья женщин, мундиры офицеров, суетящуюся на террасе толпу, потом обращал взор к равнине, которая у его ног погружалась в сон.

В этой величественной декорации московское приключение казалось лишь незначительным эпизодом, и Константина удивляло, что он вложил в него столько страсти. Он уже не понимал, почему прошлое Арины так волновало его: „Слава Богу, она не обманула меня. Ее неслыханное чистосердечие, возможно, спасло меня. Будь она так же беспринципна, как ее западные сестрички, сыграй она ловко сентиментальную комедию, в которой мы так охотно участвуем, попытайся она заставить меня поверить в свою любовь и в то, что, вопреки ее многочисленным связям, я – первый мужчина, завоевавший ее сердце, и, кто знает, не угодил бы я в ее сети? Но с ней невозможны никакие иллюзии, которые заводят нас так далеко. Я никогда еще не встречал существа, столь не подверженного эмоциям. Она позволяет разглядывать себя, как анатомическую схему. То, что женщины обычно скрывают, она выставляет напоказ. Держу пари, что по возвращении из Крыма я буду точно знать количество бывших у нее любовников. Не будем забывать, что я лишь очередной номер в ее списке и должен быть благодарен этой очаровательной девушке, что так откровенно подарила мне себя и помогла нам обоим избегнуть долгих колебаний и бесполезной лжи".