Здравствуй, Галактика! [Сборник]

Кешка, тоже воспитанник тети Поли, выдернул свой качающийся зуб на спор. Очень ему захотелось иметь розовый кристаллик, который Малышу подарила мама. Мама сказала, что он привезен с Удивительной планеты кристаллов, на которую она летала в командировку, и Малыш дорожил подарком больше всего на свете. Но Кешка пристал, и Малыш согласился, совершенно уверенный, что выспорит. Проспорил. И со зла наградил Кешку кличкой — Беззубый.

— А я уже не боюсь, — сказал Малыш, не открывая глаз. — Что я, неба не видел?

Ему вдруг подумалось, что хорошо бы залезть на небо, раз оно такое твердое, и крикнуть сверху тете Поле, всем мальчишкам и девчонкам. Вот бы удивились. А Кешка пускай бы себе все зубы повыдергивал от зависти…

— Я ничего не боюсь! — твердо сказал Малыш и открыл глаза. Перед ним по-прежнему все плыло и качалось, откуда-то возникали белые облака и неожиданно исчезали в пульсирующем сине-бело-розовом пространстве. А то совсем близко появлялся лес, а то поле и знакомая речка, а то их детский сад с бегающей по двору ребятней. Появлялись и терялись, как в калейдоскопной игре цветов и форм.

— Уже пришли, — сказал Антошка. — Тут где-то дверь.

— Дверь в небе? И мы увидим, что за небом?

— Все увидим. Вот гляди — ступени.

Ступени были точно такие же, как в детском саду, из желтого шершавого пластика, только совсем новые, неисхоженные. Их было восемь. Над ступенями в зыбком мареве виднелось что-то похожее на дверь трудноразличимой формы: то ли квадратная, то ли овальная.

Дверь открылась сама собой, едва они ступили на верхнюю площадку. С порога Малыш оглянулся и ничего не разобрал — было сплошное переливчатое сине-бело-розовое сияние.

За дверью начинался короткий коридор, упиравшийся в другую дверь. Справа и слева тянулись то ли плафоны, то ли иллюминаторы, из которых лился ровный свет. Из-за стен слышалось тихое, монотонное гудение. Малыш разглядел, что один иллюминатор не светится, подошел, привстав на цыпочки, заглянул в него. За твердой прозрачной пленкой в ярком свете виднелись какие-то огромные цилиндры, трубы, таинственные агрегаты.

— Небесная механика! — насмешливо объяснил Антошка. — С помощью этих агрегатов малышне головы морочат.

— Кто морочит? — удивился Малыш.

— Кто-то, не я же.

— А что это за коридор?

— Почем я знаю?

Это было не похоже на Антошку: то все знал, а то вдруг сам признается, что не знает.

— Коридор и коридор. Главное, что дальше.

— А что дальше?

— Иди — увидишь. Такое увидишь — умрешь от удивления.

— Умру?

— Не по-настоящему, конечно.

— А как это «не по-настоящему»?

— Надоел ты мне: что да как? Иди знай.

Они разговаривали полушепотом, словно боялись, что их подслушают, удивляясь необычной тишине, в которой даже шепот странно позванивал.

— Иди, чего встал.

— Иди ты вперед.

— Опять испугался?

— Ничуточки.

— Тогда иди.

— А почему не ты?

— Она передо мной не откроется. Там дверь, которая открывается только перед теми, кто первый раз идет.

— Откуда она знает?

Антошка пожал плечами.

— Проверено.

С опаской Малыш подошел к двери, и она бесшумно скользнула куда-то вбок, открыв черный провал.

— Иди! — зачарованно шепнул за спиной Антошка.

Малыш не боялся темноты, но впереди, как ему вначале показалось, была не просто темнота, а пустота, ничто. Словно там, за дверью, сразу начинался черный-пречерный, беззвездный космос, о котором так много рассказывала тетя Поля.

— Ты хотел быть космонавтом?

— Хотел.

— Ну так иди.

Только присмотревшись, Малыш разглядел, что за дверью есть небольшая, слабо освещенная площадка. Он шагнул на нее, потом еще шагнул и уперся лбом в холодную, совершенно невидимую стену. Дверь сзади закрылась, и они с Антошкой остались вдвоем на темной площадке, зачарованные безбрежностью пустоты, раскинувшейся перед ними. Глаза уже привыкли к темноте, и теперь ребятишки видели бесчисленные разноцветные звезды, усыпавшие беспросветную черноту.

— Ух ты! — воскликнул Малыш.

— А ты думал! — тоже восхищенно сказал Антошка. — Еще и не то увидишь.

Звездное небо было совсем не таким, какое привык видеть Малыш над своим детским садом. Там он знал многие созвездия, мог отыскать и Большую Медведицу, и Льва, и Кита, и Рыбу. А тут все было незнакомое — бессмысленный хаос звезд.

Они долго смотрели на звезды и не могли оторваться от величавой картины этого чужого неба, пугающего и манящего.

— Послушай, Антошечка, — ласково сказал Малыш. — Ты ведь все знаешь. Расскажи, что это такое, а? Знаешь ведь?

— Давно бы спросил. А то идет и не спрашивает. А я что — не спрашиваешь, и не надо…

— Расскажи, пожалуйста. Может, это нам снится?

— Что нам, один сон снится?

— Это мне снится. А ты в моем сне. А?

— Как бы это я привел тебя в твой собственный сон? — заинтересовался Антошка.

— Как, как, очень просто.

— Я вот тебе сейчас дам в бок, а ты соображай — во сне это или не во сне.

— Ты лучше так расскажи.

Антошка отступил на шаг и в звездном полумраке показался Малышу большим, совсем взрослым.

— Тебе тетя Поля рассказывала о космосе? — спросил он.

— Сколько раз.

— И все хвалила да хвалила?

— Конечно.

— Знаешь, зачем она это делала? Чтобы вы, кильки малолетние, забыв про свою манную кашку, с утра до вечера глядели в небо.

— А зачем?

— Чтобы мечтали о космосе.

— А зачем?

— Ну чтобы хотели полететь.

— А зачем?

— Заладил. Да затем, чтобы радовались, узнав, что уже летите.

— Кто летит?

— Все мы. И наш детский сад вместе с лесом, полем, речкой.

— А, знаю, — обрадовался Малыш. — Тетя Поля говорила: вся Земля — все равно что космический корабль, только большой.

— Тетя Поля, тетя Поля, — передразнил Антошка. — Я говорю о настоящем космическом корабле, на котором мы с тобой находимся. А на Земле мы никогда и не жили. Вот.

— Врешь ты все.

— Вру? А это что? — Антошка широко показал на черный звездный простор, подался вперед, хлопнул ладошкой по невидимой холодной сфере. — А это? Тебе мало? Пошли дальше, еще покажу.

— Куда дальше? — Малыш огляделся. Ему казалось, что отсюда одна дорога — обратно. И вдруг в темном углу он увидел такой же темный провал туннеля, а возле него поблескивающие глаза робота-десятинога.

— Там Киса! — испуганно вскрикнул Малыш.

Точно такой же робот был у них в детском саду, бегал днем и ночью по коридорам, всегда чем-то занятый, все знающий, все замечающий. И если шаловливая ребятня изобретала сотню способов разжалобить, а то и просто обмануть тетю Полю, то десятинога провести еще никому не удавалось. Он терпеливо сносил проделки ребят, их шуточки, даже издевательства и упрямо делал то, что велела тетя Поля. У десятинога было много прозвищ и кличек. Малышня звала его Кисой за упругие усики-антенны на сером носу. Те, кто был постарше, почему-то ругали робота Сороконожкой.

— Подумаешь, Киса! — сказал Антошка. Он смело подошел к десятиногу и пальцем принялся щекотать ему усы. Робот вытянулся на всех своих ногах и стал похож на высокую тумбочку с выпуклой крышкой. Три пары его розовых глаз замутились, словно он жмурился от удовольствия.

— Киса? — сказал Малыш, погладив гладкую мягкую кожу робота. — Ты почему ребят оставил? Как они без тебя?

Робот молчал. И тут Малыш увидел, что это совсем другой робот. У их, детсадовского, не хватало слева четырех усинок-антенн — повыдергала ребятня, а у этого все были целы.

— Пошли, — сказал Антошка.

— А Киса?

— Кису только пощекотать. Полчаса будет жмуриться. Пошли.

Робот и в самом деле не двинулся с места, когда они шагнули мимо него в темный провал туннеля. Но потом покатился следом за ребятами. Туннель был длинный, где-то далеко, в конце его, светлел выход.

Мальчишки запыхались, пока добежали до этого выхода. Выскочили в ослепительный сияющий простор и заморгали, привыкая к яркому свету. Свет лился, казалось, отовсюду. Когда пригляделись, поняли: и в самом деле отовсюду. Матово подсвечивал пол площадки, на которой они оказались. И высокие перила ограждения, и стены, и близкий потолок над головой — все это словно было выткано из света. Потому и казалось, что впереди воздушный, залитый солнцем простор. И только переливающиеся тенями полосы на полу и перилах напоминали о границах этого светового мира.