Страница 101 из 131
— Так… так… Что такое? Надо разобраться… — забормотал Петр, поспешно одеваясь.
По погоде, не в пример странному народу за окном. Надо мчаться к Иешуа и вместе соображать, что происхбддгг. Его вчерашнее «еще не все» явно относилось к этому.
Людской поток на улице был столь плотен и небыстр, чего, едва влившись в него, Петр понял, что до Иешуа он доберется с такой скоростью в лучшем случае к обеду. О передвижении на машине и речи быть не могло — так еще медленнее получится. Ладно, черт с ней, с корректностью…
«Расступись!»
Петр кинул мысленный приказ, как тогда, давным-давно, — в прошлой жизни? на тесной улице Иершалаима, во время праздника Песах, когда спешил вместе с техником Жан-Пьером за уходящим домой в Нацерет маленьким Иешуа. Толпа тогда мещала догнать мальчика… Сейчас она мешает Петру пробиться к тому же самому Иешуа, только повзрослевшему и помудревшему на две тысячи лет.
Приказ сработал, а он и не мог не сработать — мастерство есть мастерство! — толпа разошлась, образовав неширокий проход как раз для одного человека. Петр шел, а за его спиной отвлекшиеся и отошедшие зачем-то в сторону люди вновь смыкались в плотную массу. По пути Петр догадался, что заставило многих из этих людей одеться так странно: спешка. Спешка и массовость не позволяли осуществить обычную процедуру ухода из Храма. В нормальных условиях, если прихожанин решил покинуть Храм, то он ставил об этом в известность администрацию, которая регистрировала его как выбывшего и предоставляла транспорт для перевозки его самого и его вещей. Еще и упаковывать помогали. А на такое количество народа, естественно, никакого транспорта не хватило бы, Да и, похоже, в администрацию никто не обращался… Вот и пришилось людям тащить самим все свои пожитки, а что не влезло в Кофры, чемоданы и сумки — напялить на себя.
Это ж надо так хотеть уйти!
— Куда идем-то? — спросил Петр первого попавшегося чело-ка, потеющего в трех пиджаках и сгибающегося под тяжестью Здоровенного рюкзака.
— Подальше отсюда! — зло огрызнулся тот в ответ.
— А разве здесь плохо? — Петр простецки улыбнулся.
— Здесь не может быть хорошо… — ответил и смешался толпой.
Неконкретность ответа одного навела Петра на мысль, что другие, если не все, ответят так же расплывчато и загадочно. Значит, терять время на пустые вопросы нет смысла. Надо спешить.
Попутно Петр решил связаться с дежурным по Храму, выяснить обстановку в целом.
— Доложите ситуацию! — Командир должен быть краток и конкретен, а подчиненные должны уметь угадывать несказанное. Причем угадывать правильно.
— Наблюдаю большое скопление народа на площади перед Главными воротами. Обстановка спокойная, очагов агрессии не отмечено. Люди подходят постоянно, с разных направлений. Общее число находящихся на площади — приблизительно двадцать тысяч.
Нехило, подумал Петр. Вчера — три тысячи, сегодня — двадцать, а завтра сколько?.. — А за ворота они не идут?
— Никак нет. Ворота закрыты.
— Почему? — В мозгу Петра пронеслась картинка: людская давка перед закрытыми воротами, жертвы, раненые…
— До вашего распоряжения… — нерешительно пробормотал дежурный.
«Пусть открывают, скажи им. Не надо держать людей».
Прорвавшийся вдруг — или не вдруг? или слушал? — комментарий Иешуа к закодированной радиобеседе Петра и дежурного был, как обычно, рассудителен и спокоен. И неудивителен.
— Открыть немедленно! — приказал Петр. — Они же подавят там друг друга!
— Так точно! — выпалил дежурный.
«Иешуа, брат, угадай, о чем я тебя спрошу?»
«Угадал, хотя мне сейчас и не до иронии. Люди уходят от нас, Кифа. Люди уходят из Храма. Люди уходят от меня».
«Но почему?»
«Их ведет страх».
«Страх чего?»
«Ничего. Беспричинный страх».
«Откуда-то он возник…»
«Ответа на этот вопрос я не знаю точно…»
«Даже ты не знаешь?»
«Даже я».
«Кого же тогда спрашивать, Иешуа?»
«Может быть, твоего знакомого — Дэниса?»
Петр не ответил. Да, главнокомандующий этой войны с той стороны — Дэнис предпринял очередной маневр, эффективный и разрушительный. Покруче, чем все встречавшееся ранее. Пожар, негритянские волнения, мафиозные разборки — все это были лишь маленькие, подготовительные шажки, направленные на одну глобальную цель — дестабилизация обстановки, по-военному, или по-человечески — отсутствие покоя. Душевный комфорт, уверенность в завтра, ощущение безопасности — все то, что раньше Храм давал людям по полной программе, теперь стало редкостью и дефицитом. Люди, приезжавшие в Храм, очень скоро переставали смотреть телесеть, чтобы не видеть всего того хаоса, что творится во всем мире. Во всем остальном мире… Стрельба, огонь, бунты, похищение — все это раньше оставалось за воротами, за периметром Храма. Но теперь проникло и сюда. И стало грандиозным людским разочарованием. Человек, нашедший было в Храме душевное, духовное и телесное успокоение, расслабившись и доверившись окружающей его умиротворенности, теперь испуганно уходит из Храма, из того места, где, как ему казалось, можно избежать веек тех потрясений, что так достали дома! Оказывается, нет, оказывается, и здесь, как и везде, человек — или люди, тысячи людей! — обнаруживает грязь, ложь, подлость и страх. Страх — ключевое слово и ключевое чувство! И регулярные проповеди Иешуа, Педро и Никодима не спасают. Бежать, бежать! Домой, в тот мир, где привычно рвутся бомбы террористов в супермаркетах и аэропортах, где крадут детей для продажи в публичные дома, где наркотики свободно продаются в школах. Пусть эта реальность тяжела, но к ней уже выработался определенный иммунитет — некая форма безразличия к событиям, пока они не происходят с тобой или твоими близкими. Там у страха есть конкретные и осязаемые причины. А здесь — в самом желаемом месте Земли — страх беспричинен. И оттого особенно страшен… Разрушение иллюзий — это, оказывается, так тяжело!..
Людской поток с энтузиазмом хлынул в открывшиеся ворота. Площадь пришла в движение, началась давка, которой так опасался Петр, люди сбивались с ног, падали, придавленные тяжестью собственных вещей, на них сверху наваливались другие, споткнувшиеся о первых… Все это с криками, многоязыкой руганью, тычками и ударами. Не люди — стадо. Петр едва успел прижаться к стене дома и схватиться за какое-то архитектурное излишество, оказавшееся очень к месту, чтобы не быть сметенным массой, пришедшей в неконтролируемое движение. Ни о каких мысленных приказах речи и быть не могло — единственную, но такую мощную мысль целой толпы не перешибешь паранормальным умением одного человека. За Петра тоже хватались, пытаясь удержаться на ногах, разные люди, одних отрывало потоком, вместе с деталями одежды Мастера, другие падали на землю, закрывая руками голову, в надежде остаться непокалеченными. Какую-то девушку прибило к Петру, прямо-таки выплеснуло из толпы. Она обхватила его руками, обняла крепко, не спрашивая, — о чем тут спрашивать, выжить бы! — прижалась, уткнулась лицом в грудь. Вещей при ней не было, видно, потеряла где-то, одежда кое-где порвана, на ногах нет обуви, руки поцарапаны. Петр высвободил одну руку, зафиксировал девушку покрепче. Так и стояли молча, тяжело дыша, ожидая наступления штиля.
Постепенно истерия сменилась на целенаправленные, рассчитанные действия. Каждый для себя понял, как ему следует себя вести в тех, прямо скажем, экстремальных условиях, в которые он попал, и жалость по отношению к самому себе, отступив, далг место безжалостности к окружающим. Наиболее сильные кулаками и пинками расчищали себе место, избавляясь от слабых, заставляя их тонуть в несущейся толпе. Естественный отбор — выживает сильнейший. Страх не выжить — основа естественного отбора.
Через некоторое время — Петр сам не понял, через какое, — буря утихла: те, кто хотел выбраться за ворота, всеми правдами в неправдами сделали это, а те, кто не сумел, остались лежать на земле или сидеть, прижавшись к стенам и закрывшись руками Петр похлопал девушку по спине: все, мол, кончилось вроде. Он испуганно оглянулась, вскрикнула, вновь спрятала лицо на груди Петра. И впрямь картиночка была не из приятных — много раненых, стоны, крики, кровь, разбросанные тряпки, некогда бывшие одеждой, битое стекло…