Майерлинг

Подобный инцидент, произойди он месяцем раньше, ужасно напугал бы Марию. Но в тот Вечер он оставил ее почти равнодушной. Она чувствовала себя игрушкой опасных и неподвластных ей сил, способных расправиться с ней по своему усмотрению. Не все ли равно, что в Вене распространялись сплетни о ее связи с принцем? Требовалось время, чтобы слухи достигли ушей ее матери, – все эти „говорят, что…“ не были подкреплены фактами. Время! С некоторых пор она не загадывала дальше трех дней вперед. Кто мог с уверенностью сказать, где она будет через месяц или неделю?

Рудольф к тому же был в очередной двухдневной отлучке. Ее заботило только это. Что нового привезет он? Получит ли телеграмму из Рима? Ее жизнь висела на этой короткой ниточке.

Вернувшись после двух дней охоты из замка Орт на Дунае, принц не обнаружил так нетерпеливо ожидаемого ответа от папы. Надо полагать, услышанное им в Хофбурге вынудило его принять дополнительные меры предосторожности при свиданиях с Марией. Опасаясь скандальной выходки со стороны принцессы, которая несколькими двусмысленными словами намекнула, что знает о его последней связи, он не осмелился пригласить любимую к себе и попросил свою услужливую кузину привезти Марию в Пратер к девяти вечера. В зимний сезон в конце дня Пратер был самым надежным местом для свиданий.

В ландо Братфиша Мария с удивлением обнаружила если не веселого, то достаточно спокойного Рудольфа, который говорил о чем придется с непривычным для Марии безразличием. Он завернул ее в полу своего широкого манто, а она удобно устроилась в его объятиях, зябко прижавшись к нему. Дороже ее у него не было ничего на свете, и в этот вечер он и не просил большего у жизни. Рудольф не желал внимать слухам, расползавшимся вокруг них, не придавал значения завуалированным угрозам со стороны жены. Ответ от папы задерживался – ну что ж, если папа откажет в поддержке, придется обойтись без этого.

– До тех пор, пока я уверен в тебе, – нежно сказал он Марии, – ничто не сможет выбить меня из седла.

Легко вообразить радость, испытанную Марией при этих словах. Только для того, чтобы еще раз услышать их из уст любимого человека, она готова была пойти на все муки ада.

Ночные тени окружали их. Вдали мерцали огни враждебного города. Мороз покрыл инеем окна кареты, которая пусть ненадолго увозила прочь от людей два существа, отрешенных от всего на свете, кроме высшего счастья быть вместе.

VI

ИМПЕРАТОР И СОЛДАТ

Суббота 26 января должна стать, как они думали, счастливым днем: утром они предполагали увидеться тайком в Хофбурге, а вечером встретиться на балу, который давал немецкий посол, принц Ройсский. Марии предстоял первый выход в высший свет. Рудольф будет на балу с принцессой. Мария готовила свой самый изысканный наряд, намереваясь украсить прическу бриллиантовой диадемой матери и надеть подаренный ей Рудольфом перстень. Она сказала матери, что перстень этот – подарок по случаю ее светского дебюта, сделанный их дорогой приятельницей графиней Лариш.

Однако колесо фортуны повернулось совсем в иную сторону, нежели предполагали двое влюбленных.

Уже утром она нашла Рудольфа весьма озабоченным, и, хотя он постарался скрыть свое состояние от Марии, ему этого не удавалось – Мария слишком хорошо его знала. Из Рима не поступило никаких известий. Только ли из-за этого он был печален? Пытаясь развеять его, она прибегла к средству, которое часто оказывалось успешным: стала говорить об ожидающих их счастливых днях, когда Рудольф, отрекшись от своего сана, получит возможность как частное лицо жить с ней вдали от Австрии. Никакая другая перспектива не была близка сердцу Рудольфа. Если же папа даст согласие на признание его брака недействительным, он сохранит титул наследного принца со всеми вытекающими из этого высокого положения обязанностями, функциями, ответственностью и постоянной утомительной работой. Конечно, у него оставалась надежда получить согласие своего отца на морганатический брак с Марией. Но осуществима ли она? Марию приводила в ужас сама эта идея. „Счастья на людях не бывает“, – говорила она. Жить вдали от высшего света – как дорога была эта мечта им обоим!

В то утро она вновь заговорила на эту неиссякаемую тему.

– Ты знаешь, – рассуждала она, – я боюсь, не будет ли тебе в тягость безделье. Ведь ты к нему не привык.

– Два десятилетия отдыха будут едва ли достаточны, чтобы сбросить накопленную усталость. Куда мы поедем?

И вот они уже мысленно отправлялись из Андалузии в страну басков, из Алжира в Нормандию, с островов Тихого океана на Цейлон.

Итог подвела Мария.

– Какая мне, в сущности, разница, куда ехать? Рай – это то место, где я смогу никогда с тобой не расставаться.

Рудольф обнял ее.

– Я заключаю тебя в твою собственную тюрьму!

Мария вернулась к более конкретному примеру.

– Ты забыл, что уже давно должен показать мне зимний лес? Как я могу верить человеку, который не выполняет своих обещаний?

– В следующий понедельник и вторник я буду на охоте в Майерлинге, посреди Венского леса, где начинаются горы. Там у меня небольшой охотничий замок. Хотелось бы провести эти дни с тобой, но пока это, увы, невозможно!

– А как бы я была там счастлива! Но будь осторожен, Рудольф, если ты возьмешь меня с собой, я никогда не вернусь в Вену.

– Хорошо, будь по-твоему. Когда нам уже не надо будет расставаться, я повезу тебя туда.

Именно в этот момент донеслось поскребывание со стороны двери, которым Лошек давал о себе знать, и настроение принца мгновенно изменилось.

– Ты видишь, – сказал он Марии, – они не оставляют меня в покое. Они сговорились… Что я им сделал? Неужели они не могут забыть про меня хотя бы на день?.. Входи! – крикнул он Лошеку.

Появился старый слуга.

– Что там еще, почему ты меня беспокоишь? – В голосе принца прозвучала тревога.

– Мой принц, адъютант Его Величества желает говорить с Вашим Высочеством.

Рудольф повернулся к Марии.

– Пройди на минуту в мою комнату. Наверняка ничего важного, но мне необходимо его принять.

Как только Мария исчезла, Лошек ввел офицера. Тот пришел уведомить принца, что император желает его видеть сию минуту в своем кабинете.

Адъютант еще не закончил фразу, а Рудольф уже понял, что отец вызывает его по самому важному для него делу и их беседа решит его участь.

– Я следую за вами, – ответил он.

Офицер вышел. Рудольф открыл дверь комнаты, где находилась Мария. Она заметила, что его лицо переменилось.

– Я должен идти к отцу. Он всегда многословен. Я не могу заставлять тебя ждать, любовь моя.

Марию объял ужас.

– Он будет говорить с тобой обо мне?

– Маловероятно. Скорее, речь пойдет о скучных служебных проблемах.

Тревога не покидала Марию.

– Я так боюсь! Рудольф обнял ее.

– Ничего не бойся, дорогая. Ты знаешь – ничто уже не может нас разлучить. В крайнем случае мы вместе отправимся в Майерлинг, готовые к тому, чтобы никогда оттуда не вернуться… Я попытаюсь после полудня послать тебе записку. Если удастся, найду способ вечером в посольстве дать тебе понять, что нас ожидает.

В страстном порыве они бросились в объятия друг друга.

Несколько минут спустя Рудольф входил в кабинет императора – просторное неприветливое помещение, в котором мебель никогда не меняли местами. Стулья и кресла напоминали строй солдат, ни одной бумаги не было забыто на столе или бюро, ни одно перо, ни один карандаш не покидали того места, где им надлежало быть. Свет в кабинет поступал через два больших окна, окаймленных зелеными, прямо ниспадающими гардинами. Когда принц вошел, в кабинет проникал печальный зимний свет низкого серого неба.

В этот день у него были самые серьезные причины опасаться разговора с отцом, и, поскольку Рудольф боялся, что в предстоящем поединке силы окажутся неравными, его охватило тягостное чувство, которое, постепенно усиливаясь, стало невыносимым. Холодная обстановка кабинета представлялась ему полем битвы, где два противника сойдутся в рукопашной, которая закончится гибелью одного из них. Увы, заранее предназначенный на роль жертвы, он опасался, что нервы его не выдержат. Какое оружие пустит в ход отец? В их разговорах темы личной жизни Рудольфа не затрагивались, и он не мог себе представить, каким окольным путем император приступит к ним. „Лишь бы он оставался официальным!“ – думал Рудольф.