Страница 96 из 103
«Почему я не мог принять такого решения? — подумал Селиванов и тут же успокоил себя: — У меня нет полуглиссеров».
Даже когда катер обогнул дымовую завесу, по нему не открыли плотного огня. Словно случайно упало невдалеке несколько мин, но зато перед завесой все было по-прежнему.
— Капитан-лейтенант точно рассчитал, — услышал Селиванов разговор пулеметчиков. — Поставил дым, сам ушел, а полуглиссер его и лупит сквозь дым. Панику наводит.
Действительно, временами из пелены дыма высовывался нос полуглиссера, раздавалась длинная очередь, и к берегу тянулась белая лента трассирующих пуль.
Фашисты с остервенением били по дыму, думая, что там до сих пор в нерешительности топчутся главные силы десанта.
А утром случилось несчастье. Катер намотал на винт трое и приткнулся к левому берегу в Куропаткинской
Воложке.
— Не было печали, так черти накачали! — выругался
Селиванов и швырнул изжеванный окурок в черную воду реки.
— Что прикажете делать, товарищ лейтенант? — спросил Крамарев, подходя к Селиванову. После возвращения с Дона он выпросился с полуглиссеров на тральщики.
— Загорать! — огрызнулся Селиванов.
— Погода неподходящая, — ответил Крамарев таким тоном, словно если бы не мелкий моросящий дождь, он бы не прочь полежать на солнце.
И Селиванов покраснел. Матрос подсказал ему, как должен вести себя командир, доказал, что нервы на время нужно спрятать, «сдать в баталерку», как говорили моряки.
— Понимаешь, Крамарев, честно тебе скажу: сам не знаю, что делать… Самосплавом, что ли, спускаться?
— Можно и самосплавом… А ежели самим попробовать трос распутать? Уж больно неохота тащиться на буксире…
— На буксире, на буксире! — снова вспылил Селиванов. — Что мы с гулянки возвращаемся? Пойдешь и на буксире!
Оно, конечно. На бесптичье и лягушка соловей… Только хлопцы говорят, что попробовать можно, а там видно будет…
— Без водолазов не получится.
— Надеть противогаз — и в воду.
Так родился новый «водолазный костюм». Селиванова уговаривать не пришлось. Он рассудил правильно, что если из этого даже ничего не получится, то катеру хуже не станет, а самосплавом спуститься всегда можно.
Первым в воду полез Крамарев. Он надел противогаз, а к его гофрированному шлангу присоединили еще несколько таких же. Поеживаясь, Крамарев ступил в воду. Селиванов видел, как судорожно втянулся его живот и, чтобы скорее привыкнуть к холодной воде, матрос окунулся. Его загорелая кожа подернулась синевой, стала шершавой, но он пошел вперед и скоро скрылся под кормой катера.
Из шланга со свистом вырывалось его дыхание. Прошло минут пять, и Крамарев вынырнул. Сорвав с себя противогаз он в несколько взмахов достиг берега, вскарабкался на него и запрыгал, заприседал, стараясь согреться.
— Стальной… Огторожно надо, — только и поняли из его выкриков
Когда работа подходила уже к концу, показался один из катеров отряда Норкина. Он медленно шел вниз по течению, и вода плескалась почти у самых его иллюминаторов. «Ишь, как поздно возвращается, — подумал Селиванов. — Жадный Мишка до работы. Все ушли, а он еще наверняка два рейса сделал… Подзову его к себе. Чуть что;— он и отбуксирует»
Но подзывать катер не пришлось Он сам развернулся и почти выбросился на песок метрах в двадцати от катера Селиванова. Едва матросы набросили петлю швартовых на пенек, как Норкин, стоявший в рубке у штурвала, убежал в машинное отделение.
Леня вошел на катер. Черная дыра зияла там, где обычно палуба прикрывала кубрик В кубрике тихо плескалась вода, а из нее торчали ноги матроса.
Так вот почему глубоко сидел катер в воде… Он весь как решето. Просто чудо, что дотянул до берега…
Из машинного отделения показался Норкин. Он сгорбился больше обычного.
— Где это тебя так разукрасили? — спросил Селиванов, протягивая руку.
— Там, — буркнул Норкин.
Глупый вопрос задал Селиванов. Любому было ясно, где разукрасили катер, но у Лени частенько получалось так, что он спрашивал невпопад.
— Тянул, тянул и еле до тебя добрался, — продолжал Норкин, прикуривая папиросу. Руки его дрожали, и сломанные спички падали на потемневшую от огня палубу катера. — А ты чего стоишь?
— На винт намотал… Скоро пойду…
— Давай рядком? У меня только три человека из команды осталось… Еле успевают воду откачивать.
Селиванов не успел ответить, как из-за леса вынырнули три бомбардировщика. Заметив катера, они перешли в пике и с воем бросились на них.
— Воздух! Укрыться в щелях! — крикнул Селиванов. Норкин один остался стоять на катере. Как подброшенное пружиной, подпрыгнуло небольшое деревце и упало, хлестнув по воде своей почти голой вершиной. Самолеты сделали только два захода и ушли дальше, решив, что большего эти малютки-катера не заслуживают. Не успел еще стихнуть гул их моторов, как с берега потянулись моряки. Некоторые из них прихрамывали.
— Чудак ты, Мишка! — набросился Селиванов, как только подошел к Норкину. — Перед кем свою смелость показываешь? Выпятил грудь с орденом и стоишь! Герой!!!
— Почему твои пулеметчики не стреляли по самолетам?
— Из чего? Из этого? — и Селиванов положил руку на кабуру. — У тебя пулемет словно корова языком слиз-йула, а у меня ни одного завалящего патронишки нет!
— Значит, довоевались сегодня мы с тобой? — криво усмехнулся Норкин. — Даже огрызнуться не можем.
— А ну тебя!.. Ты долго еще геройство показывать будешь?
— Какое геройство?
— Да торчать во весь рост на палубе во время бомбежки. Думаешь, мне тебя, дурака, жалко? Пропадай ты пропадом!.. Да ведь сейчас многие с тебя пример берут!
— Чего ты раскричался? Ну, стоял во время бомбежки, а дальше что?.. Я, Леня, жить хочу… Как никогда, жить хочу!.. Вот поэтому и остался на катере.
— Здрасте!
— Можешь не раскланиваться… Ты побежал на берег. А есть там щель? Чего молчишь?
— Ну, нет.
— А ты бежишь… Если бомбы упадут в воду, то часть их осколков и останется там, а другая будет ослаблена… На берегу — другое дело. Все осколки работают… И камни впридачу. Где безопаснее? На катере… Стою я здесь, а спина у меня катером прикрыта… Теперь разумеешь? А ложиться бесполезно. При прямом попадании так и так конец.
Все это Норкин сказал спокойно, без рисовки, и в другом свете увидел Леня своего друга.
— Так вот ты какой стал, — наконец сказал он. — Какой?
— Ученый.
Глава шестнадцатая
С АТТЕСТАТОМ ЗРЕЛОСТИ
В ушах стоял какой-то непонятный, тревожный, непрерывный гул. Коробов попробовал пошевелиться, но не смог. И тогда он поднял отяжелевшие веки. В нескольких сантиметрах от своих глаз он увидел чей-то восковой нас. Еще были видны кусочек ясного неба и желтая осыпь воронки.
Коробов постарался разобраться в случившемся. Утром, когда над балками еще клубился туман, фашисты ринулись в атаку. Их танки лезли напролом, волчком вертелись над выдвинутыми вперед ячейками истребителей, и непрерывно стреляли из пушек и пулеметов.
— С туза, подлец, пошел, — пошутил кто-то из матросов, показывая автоматом на головной танк, на лобовой броне которого был намалеван трефовый листик.
— Будут им казенный дом и бесполезные хлопоты, — немедленно откликнулся другой.
Матросы шутили, но голоса их звучали тревожно. «Туз» утюжил землю, его гусеницы рвали ее, а сам он, покачиваясь, все шел и шел вперед. Не один Коробов видел, как от его лобовой брони отскакивали пули. Танк казался несокрушимым.
Непрерывно хлопали противотанковые ружья. Уже много танков горело, а этот все шел.
Из своей ячейки выскочил Семин и побежал к окопам. Короткая очередь — остановился Семин, упал. Еще через минуту тяжелый танк навис над ним блестящей гусеницей и рухнул вниз.
А за танками, как всегда, шла пьяная пехота.
— Гвардия! — донеслось издали.
Не приказание, не команда, не обрывок фразы, а только одно слово: