Город Солнца

Мы шагнули из люка в холодное, сырое утро. Стоял лёгкий туман, но я решил, что он скоро рассеится. Солнце казалось очень большим и бледным, вися над горизонтом на востоке.

Город был скрыт от нашего взгляда довольно протяжённым, но не высоким холмом. Надо было долго спускаться в узкую долину и подняться вверх по пологому, но протяжённому склону прежде, чем мы добрались бы до вершины холма и смогли глянуть на долину, в которой располагался город и его возделываемые земли, и на реку.

Вокруг корабля в радиусе около тридцати метров растительность была высотой по колено, но затем покрытые жёлтыми цветами растения стали менее густыми, и мы смогли обходить наиболее неудобные участки. Все стебли были влажными, но они не цеплялись к нашим ногам, когда мы проходили среди них или их переступали. Наши башмаки выдавливали сок из побегов и листьев, и везде, где мы ступали, оставались следы ног, которые должны были быть заметными в течение некоторого времени.

Те деревья, которые нам попались, были маленькими, тонкими, с коротким стволом, но с множеством тонких ветвей, чьи листья ещё полностью не распустились. Была ранняя весна. Многие из видов были пока в состоянии роста, ещё не зацветя — преобладание такого ландшафта, который оживлялся лишь бледно-жёлтыми цветами, не должно было продлиться слишком долго.

Похоже, вокруг было очень мало насекомых, но и это я списал на время года. Мы не слышали никаких шорохов в зарослях, которые могли бы выдать присутствие маленьких млекопитающих, но податливость стеблей вероятно позволяла подобным созданиям передвигаться в полной тишине. Несколько маленьких птиц, похожих на жаворонков, вились высоко в небе над холмами, издавая раз за разом звонкое чириканье, но мы не видели ни одной вблизи.

Дул лёгкий влажный ветерок, который делал утро несколько промозглым.

— Замечательно, — прокоментировал я.

— Они все выглядят отлично, — ответил Натан, не проявляя особого энтузиазма, — но у них у всех, похоже, что-то припрятано за улыбками.

Похоже, что и он тоже был слегка потревожен, будучи на грани сна.

— Можно то же самое сказать и о Земле, — заметил я.

— Это вдвойне касается Земли, — сказал он. — Или даже более того. Если эти миры не лучше Земли…

Как только след приветливости исчез, я уверился, что он собирается к своей старой скользкой теме. — Они назвали её Аркадией только из-за этой области, — подумал я вслух. — Этот мир обладает достаточно суровыми пустынями в районе экватора, и целыми континентами тундры. Я бы не назвал его вершиной удачной эволюции, даже по земным стандартам. Не полностью полу-приветливый, но, с другой стороны, и не совсем гостеприимный. Только море действительно богато жизнью океаны, похожие на океаны Флоры, мелкие и полные водорослей, кишащие рыбой. Большие травоядные, также — млекопитающие преимущественно вернулись в море. Речной скот. Если бы я был на их месте, я бы остался на земле. Некоторые из самых мерзких хищников находятся в море.

— Я не собираюсь много плавать, — заверил он меня.

— Конечно, — прибавил я, — в холмах водятся стаи волков. Никому не дано жить свободной и лёгкой жизнью, даже здесь.

Мы карабкались по широкому склону холма, который стоял между кораблём и городом. Он был очень пологим, но на этот раз мы были на борту корабля в течение трёх недель — достаточно долго, чтобы растерять свою ловкость. На корабельном пайке не растолстеешь, но достаточно легко мышцы могут облениться. Я ощутил последствия пешей прогулки и ногами, и лёгкими. Так же, как и Натан. Вершина холма казалось непрерывно отдалялась по мере того, как мы подходили к ней.

— Где прославленные колониальные водоросли? — Спросил Натан, жестом руки показывая, что ни одной из них не видно по-близости.

— В море, в основном, — сказал я ему. — Те, которые выбрались на сушу достаточно далеко ушли от более примитивных форм и больше не могут быть причислены к водорослям. Даже те, что в море, называются водорослями только потому, что колониальная форма организации присуща водорослям на Земле.

Колониальные водоросли, на Земле, являются своего рода эволюционным возвратом в воду. Тупиковый конец. Зачем множеству независимо жизнеспособных клеток жить в сообществе с едва отошедшими от начала функционального разделения труда организмами, если можно иметь много-клеточный организм, в котором может быть достигнута полная специализация функций? Колониальные формы, сохранившиеся здесь на Аркадии, достигли определённой степени многогранности — особенно важной среди паразитических форм — но всё же недостаточной, чтобы их можно было поставить в пример с точки зрения сложности или эффективности. Они являются всего лишь причудой природы, которую естественный отбор почему-то пощадил. Не то, чтобы Аркадия являлась молодым миром, по сравнению с Землёй — на самом деле она несколько старше — но, как буквально во всех колонизированных мирах, темпы эволюции отличались от земных из-за отсутствия заметных приливов. В действительности, это Земля являлась причудой, будучи частью двойной системы.

— В действительности, — сказал я Натану, — можно видеть несколько колониальных протоводорослей. Они просто не слишком заметны. Это пучёчки, которые выглядят маленькими иголочками на траве там и сям.

Я обратил его внимание на сомнительные растения — они были не больше ногтя, хотя каждое состояло из миллионов особей.

— Вижу, — сказал он безо всякого энтузиазма.

— А штуки, похожие на коричневую паутину вокруг венчиков цветов, вон там? — Сказал я, на этот раз указывая на более близкую кучку жёлтых цветов.

— Я думал, что это и была паутина, — сказал он, на этот раз глядя несколько более внимательно. — А в этой в углу сидит паук.

— О, — произнёс я. — Эта как раз является паутиной. Но не эта, видишь? Замечательная копия, но другая структура и светлее цвет. Муха, попавшая сюда, съедается паутиной, а не пауком.

— Как исключительно экономично, — сказал Натан. — Я всегда думал, что пауки могли бы оказаться излишеством, если бы только природа ещё немного постаралась.

С Натаном подобного рода вещи всегда сводились к шутке.

— Если бы всё на Аркадии исчезло, за исключением колоний протоводорослей, — вещал я, — ты видел бы всё в призрачном ореоле. На Земле то же, предположительно, было бы верным в отношении нематодных червей, хотя никто в действительности не пытался ставить такой эксперимент. Здесь паразитирующие протоводоросли играют значительно большую роль благодаря преимуществам колониальной организации. Как ты думаешь, не скрывается ли за этим какая-то мораль?

— Возможно, — ответил он. — Если нам когда-нибудь прийдётся сражаться с нематодными червями за владение галактикой.

— Колонии протоводорослей обладают огромной приспособляемостью. Они не слишком продвинулись в плане специализации. Они всего лишь обрушиваются и заражают практически всё что угодно. Они не слишком беспокоятся по поводу получения рапортов от поисковых отрядов, международных финансов или политических приоритетов.

— Я тебе верю, — сказал он.

Между тем, мы наконец поднялись на вершину холма и глянули на человеческий мир Аркадии.

Следуя очертаниям склонов холмов, аккуратно раскинулись поля. На них было очень мало ограждений, но несколько изгородей было поставлено в качестве защиты от ветра. Большая часть обработанных участков зеленела молодыми всходами, которым было ещё далеко до зрелости. На повёрнутом к югу склоне одного из холмов виднелись ряды крон фруктовых деревьев. Было видно очень мало животных — никаких пасущихся стад, только случайная пара созданий, которые издали выглядели помесью яка с северным оленем. Трудно было причислить их к какому-то конкретному виду, но поскольку они несомненно использовались как для езды, так и для пахоты, логично было назвать их быками. Во всяком случае это название подходило им значительно лучше, чем название «лошади».

В полях были видны также и люди — некоторые участки были засажены, а другие боронились перед посевом. Все люди находились достаточно далеко, и большинство из них были одеты в простые туники белого или жёлтого цвета.