Мелодия мотылька

Что же касается венчурных фирм, спокойно продолжает Джилин, то это просто обманка, капканы, расставленные для дураков. Все венчурные фирмы давно скуплены корпорациями. Подписав свободный контракт, ты в действительности начинаешь работать на тот же «Вейкон», «Зиб-Моддер» или «Би-Ти». С одной только разницей – платят тебе двое меньше. Соответственно, вдвое легче твой социальный пакет… И наконец, говорит Джилин, предположим, что ты и в самом деле устраиваешься в какую-нибудь приличную корпорацию. Кстати, препятствий тебе в этом чинить не будут – зайди на свободный рынок, посмотри предложения. Однако, тут есть принципиальный момент. При переходе из одной фирмы в другую ты лишаешься корпоративного стажа, а значит и практически всех накопленных льгот. Первые три года, вспомни как это было, тебе придется платить полную цену за все.

– Ха!… – опять восклицает Петтер. – Ты даже нормальный коктейль не сможешь себе купить!..

Он с ужасом смотрит на опустевшую баночку, а потом, содрогнувшись, видимо, от такой перспективы, машет обеими руками мэтру, наблюдающему за залом.

– Эй!.. Эй!.. Эй!..

Мэтр Жосьен неторопливо кивает.

Тотчас подскакивает к столику официант с новым набором. Петтер вскрывает баночку и делает здоровенный глоток. У него вновь выступают светлые капли пота на лбу.

– Вот!.. А ты – ха! – мотыльки!..

Глаза у него становятся, как стеклянные. Он откидывается на стуле и начинает нести обычную свою ахинею про Тайный ключ. Дескать, есть в одном из свободных миров такая тропочка, незаметная, ведущая через Бронзовый лес. Если его пройти, что, кстати, надо обязательно сделать от зари до зари, то откроется озеро, наполненное необыкновенно синей водой. Посередине озера – остров, всегда покрытый туманом, а посередине острова – камень, похожий на бычью голову. Из камня же торчит Тайный ключ. Вот это проход во все существующие миры – все коды доступа, все пароли, все трафики, все аватары… С Тайным ключом можно проникнуть в любой виртуал. Хоть в Шамбалу, которую охраняют альрауны, хоть в Аид, где на молекулярных пластинах хранятся копии всех живших душ…

Гликк слышал эту историю тысячу раз. Он отворачивается и смотрит в окно, где до Стены, образующей охранный периметр, тянутся кусты глянцевых роз. В действительности это тоже охранный барьер. Всякий, кто попытается его пересечь, получит дозу усыпляющего наркотика.

Что-то сверкает поверх стены. Часть кустов, ближе к дорожке, сминается, как будто их придавливает невидимый палец. Вспучивается земля, переворачиваются в воздухе лохмы дерна. Свет в баре тускнеет. По всей картине – будто хлынул мазут –стекают черные неопрятные полосы. Гликк с изумлением смотрит на Петтера, который, оказывается вовсе не швед, а то ли малаец, то ли индонезиец, причем весьма преклонного возраста. Джилин, в свою очередь, прижимает руки к лицу, однако все равно видно, что это девчонка явно европейского облика. Ей лет двадцать, не больше.

Впрочем, через мгновение все заканчивается. Опускаются жалюзи. Серверы восстанавливают исходный пейзаж. Мэтр Жосьен за стойкой поднимает ладони и поводит ими, как фокусник, показывая, что все в порядке.

Только расползается по столу лужа из опрокинутых баночек.

Петтер резко отодвигается.

Щеки у него багровеют, а бледный пух вокруг лысины ощутимо шевелится.

– Что за хрень!.. – с негодованием говорит он. – Что это вообще за дела?.. Нельзя нормально провести вечер…

Конечно, ему следует хотя бы на секунду остановиться. Конечно, ему следует хоть чуть-чуть опомниться и немного подумать. Быть может, та цена, которую требуется заплатить, для мимолетного развлечения чересчур велика? Однако остановиться он уже не способен. Он уже не может ни думать, ни глянуть со стороны, ни трезво оценить ситуацию. Звенят шпаги, несущие на остриях быструю смерть, гремит музыка карнавала, взметывающая разноцветные маски, словно освобожденные души, летят мотыльки, чтобы через мгновение раствориться в заколдованной вечности. Это для него вовсе не мимолетное развлечение. Это жизнь, которая впервые приоткрывает некие загадочные пространства.

Они с Зенной снова едут в Венецию. Только это уже не общий, с корпоративными скидками, банальный ознакомительный тур, где можно для запланированного «приключения» оторваться от группы не более, чем на час. Это так называемый «тур-интим»: сюжет здесь заранее не размечен, а разворачивается сообразно желаниям. Правда, стоит он столько, что в бюджете у Гликка образуется серьезная брешь. Тем более, что для тура он, как впрочем и Зенна, заказывает себе аватару самого высокого класса. Разумеется, не уровень «А», где, согласно проспекту, обогащаются даже обыденные ощущения. Уровень «А» для него все-таки недоступен. Но это уже вполне приличная, продвинутая модель, гарантирующая, опять же согласно проспекту, весь чувственный диапазон.

Гликк с легким сердцем перечисляет деньги на счет.

И, надо сказать, что ничуть не жалеет об этом. Уже первые впечатления, хлынувшие в него на набережной Гранд-канала, убедительно демонстрируют, насколько индивидуализированная аватара, подогнанная по скану личности, за что, собственно, и пришлось заплатить, превосходит по эмоциональной насыщенности стандартный туристический манекен, выдаваемый, правда и за гроши, в прежних корпоративных поездках.

Солнце как будто заново народилось: в пустотах улиц, в навесях необъятных небес сияет мягкий золотистый туман. Вода необыкновенно блестит, мосты, выгнувшиеся над ней, точно наколдованы снами. Арки манят прохладой, дворцы – сумрачной тишиной. Воздух же, трепещущий буквально от каждого шага, кажется пропитанным легким виноградным вином. В нем проступает даже некий ускользающий звон… В общем, был глухой, слепой, обмороженный, протискивающийся сквозь жизнь как неодушевленный предмет, стал зрячий, слышащий, необъяснимо живой, пробудившийся, вдыхающий счастливые подробности бытия.

Больше всего их будоражат прикосновения. Это уже не тупое механическое ощущение, свидетельствующее о том, что пространство рядом занято чем-то другим, а – горячее счастье, сердцебиение, близость, обжигающая, как огонь.

Они еле удерживаются, чтобы не начать целоваться – в первый же миг.

Именно так у них и было в Париже.

Правда, Джилин считает, что в Париже был просто механический резонанс.

Наложились и усилили друг друга два разных сюжета.

Но это – все равно, все равно!

Целое утро они неторопливо бродят по городу. Времени у них много, гостиница предоставляется им только во второй половине дня. Они стоят на мостах, под которыми проплывает плеск сонной воды, исследуют набережные, то и дело упираясь в неожиданные тупики, катаются на гондоле (что входит в оплаченную ими часть тура), бродят по пустынным палаццо, где мрамор залов, колонн, галерей сопровождает их эхом шагов. На пьяцца Сан-Марко они, купив хлебных зерен у продавца, бросают их голубям, которые слетаются к ним шелестящими стаями, а во Дворце Дожей, прямо во дворике, выпивают по чашке кофе, что тоже входит в оплаченную часть тура. Им никто не мешает. Город пуст, как ему и положено быть в индивидуальном сюжете. Редко-редко покажется вдалеке прохожий, впрочем тут же сворачивающий неизвестно куда, и еще реже, реагируя на их приближение, улыбается им хозяин кафе или маленького магазинчика. Да и то понятно, что это чисто программный продукт – аватары, за которыми нет реальных людей. На них можно не обращать внимания. Пару раз проползают по небу слабенькие жемчужные облака, а ровно в полдень, когда они выходят к церкви Санта-Мария деи Мираколи, над ними начинается бесшумный солнечный дождь. Капли его посверкивают как бриллианты и испаряются еще в воздухе, не касаясь земли.

Все это необыкновенно красиво. Зенна говорит, что еще ни в одной поездке она ничего подобного не испытывала. Понимаешь – никогда, никогда!.. И Гликк тоже с радостью признается, что у него это впервые. Раньше он даже представить себе не мог, что такое индивидуальный тур. Правда, изредка легкой тенью, словно тающие в поднебесье, меленькие жемчужные облака, проскальзывает по его сознанию мысль, что программа, автоматически отслеживающая коммуникации, уже, наверное, выбросила на дисплей, пару тревожных флажков, сопроводив это, как положено, звуковыми сигналами. Господин Кацугоси, конечно, знает о его эскападе. Однако, Гликка это пока не волнует. Это будет – потом, потом, еще неизвестно когда. Сейчас, в мареве солнца, преображающем мир, среди теплого камня и стеклянной воды это значения не имеет.