Алая печать

Конан же утверждает, что они с Чабелой только добрые друзья и ничего больше. Болван. Я бы на его месте давно провернул столь заманчивую интригу – во-первых, Чабела в свои тридцать выглядит от силы на двадцать три года, а во-вторых, этот брак даровал бы нашим государствам прямо-таки головокружительные возможности.

А король доселе бегает за дешевыми юбками. Лишь бы на личико была смазлива да фигурка поаппетитнее.

Именно такие мысли возникли у меня, когда варвар проводил меня и Халька в свой «Большой кабинет», где уже накрывали стол. Дело в том, что я увидел висящий на стене портрет Чабелы Зингарской, изображенной умелым мастером в виде «повелительницы Океана», попирающей ножкой в изящной туфельке карту Полуденного Побережья и сжимающей тонкой ладонью пресловутый Скипетр Морских Королей.

Иштар Добросердечная! В Большом кабинете находился еще один приглашенный на званый ужин. Нет, королю окончательно изменил вкус. Вообразите себе пухленькую золотоволосую особу в вихре локонов, кружев и бриллиантов, с носиком-пуговкой, огромными темно-синими глазищами, обрамляющимися вульгарно длинными ресницами и преданно-востроженным взглядом домашней собачки. Я и раньше слышал, что ее светлость графиня Альбиона красива, как голубка и настолько же глупа. И это после таких выдающихся фавориток, как приснопамятная честолюбивая Эвисанда, скромная умница Мойа Махатан или горделивая госпожа Белеза из Зингары! Между прочим, Мойа, прожившая во дворце около года в столь же завидном, сколь и обременительном звании «ночной королевы», поступила вполне разумно, однажды заявив Конану, что сей статус ее, простую девушку, воспитанную в строгих традициях горцев провинции Темра, категорически не устраивает. Посему Его величеству предоставляется крайне простой выбор – либо жениться, либо она немедленно покинет Тарантию.

Спустя два дня Мойа уехала домой.

Теперь же на ночном троне Аквилонии восседает милашка Альбиона.

– Мой господин, – графиня, едва завидев Конана, немедленно надула губки, – сегодня же праздник! Где мой подарок?

Конан ответил белозубой лучезарной улыбкой, в которой я ясно прочел: «Ах, какая очаровательная глупышка! Сильному мужчине прямо-таки указано всеми законами природы заботиться о таких легкомысленных созданиях!». Король запустил ладонь в висящую на поясе сумочку, изъял оттуда кольцо отвратительно-роскошного вида с сапфиром, превосходящим размерами аквилонский золотой кесарий – не самую маленькую из монет – и вручил перстень даже не соизволившей подняться из кресла Альбионе.

– Какая прелесть! – пухленькие губки ночной королевы немедленно сдулись и приоткрылись в изумлении. – Какай блеск, какая огранка! Но…

Она надела перстень на средний пальчик левой руки. Ладонь графини мгновенно упала на платье.

– Он такой тяжелый! – заныла Альбиона, стягивая драгоценный подарочек. – Неужели ты не мог выбрать камень поменьше?

Я почувствовал, что меня тянут за рукав, и, обернувшись, узрел скривившегося Халька Юсдаля.

– Пойдем вино пить, – доверительно прошептал библиотекарь. – Из всех женщин мира мне более всего не нравятся те, которых называют «глупенькими». Не глупыми, а именно глупенькими.

Оставив возлюбленную пару ворковать, мы удалились к столу и начали целеустремленно накачиваться шемским нектаром с виноградников Либнума. Конан, впрочем, не ворковал из-за особенностей голоса. Он, если так можно выразиться, воркующе громыхал: «Ну что ты, маленькая… Зачем обижаться?.. Нет, я немедленно верну это кольцо в сокровищницу и скажу, чтобы подобрали другое… Ладно, ладно, сделаем, как ты хочешь – можешь пойти и выбрать сама…»

– Это отвратительно, – вздохнул Хальк. – Я был бы счастлив видеть рядом с королем любую прожженную стерву, которая бы тиранила прислугу и придворных, но имела хоть каплю ума.

– Не понимаю, зачем меня сюда позвали, – ответил я. – В конце концов, я лишь ничем не примечательный служащий Латераны, пускай и старый знакомец Его величества. Знакомиться с нынешними дворцовыми нравами?

– Если позвали, значит, нужно, – кратко ответил Хальк. – Ага, вот и новые гости! Пойдем поприветствуем.

За довольно короткое время явились все приглашенные – высший свет, ближайшие друзья короля. Темноволосый красавчик Просперо, Паллантид – бессменный капитан гвардии Черных Драконов, двое офицеров помоложе – барон Сол ди Брие и лейтенант Вилькон с подружками. Оба отличились во времена войны с Кофом и Офиром, и Конан перевел молодых и решительных командиров из обычной армейской кавалерии в гвардию, приблизив способных военачальников к трону. Между прочим, чин лейтенанта Черных Драконов в обычном войске приравнивался к званию пятитысячника. Личности творческие тоже были представлены – госпожа Орсия Шантеле, стихосложительница и певица, блиставшая во всех салонах Тарантии, месьор Бланд, скульптор и архитектор, на чьи плечи легли заботы по перестройке и обновлению столицы, придворный волшебник Озимандия Темрийский с супругой – прекрасная пара, да вот только разница в возрасте подвела… Жена волшебника была младше Озимандии лет на шестьдесят.

Празднество медленно, но верно завертелось. Начались разговоры, Хальк спорил с волшебником о тонкостях какой-то психургической некромантии, заодно строя глазки его очаровательной спутнице жизни. Просперо пытался втолковать Конану, что праздновать надо бы поменьше, а трудиться побольше, но все равно пил наравне со всеми. Госпожа Шантеле спела несколько романсер собственного сочинения и, как всегда, сорвала громкие восторженные овации, а я угрюмо сидел в углу и думал, что все-таки я здесь делаю? Кроме Халька, Конана и Просперо – ни одного близкого знакомого. Каждый занят собственными развлечениями и не обращает на меня ни малейшего внимания.

– А ну, пойдем, – от угрюмых мыслей меня внезапно отвлек король. – Пока все получают удовольствие от песен сладкоголосой Орсии, надо поговорить.

Конан взял меня за плечо, извлек из кресла и потянул за собой. Мы вышли из зала, где царило непринужденное застолье, оказавшись в святая святых тарантийского замка – рабочем кабинете монарха.

Скромненько. Деревянная обшивка стен, большой стол, жесткие стулья красного дерева, сундук. На стенах – разнообразное диковинное оружие, вроде кхитайских метательных звездочек, вендийские мечи, больше похожие на зазубренную пилу, гирканийские «волчьи хвосты» – странные копья с наконечниками в виде железных изогнутых ветвей. Неплохая коллекция.

– Вот что, Маэль, – без лишних предисловий начал Конан, – своей королевской волей я дарую тебе повышение. Будешь личным порученцем моего аквилонского величества.

– Чего? – вытаращился я. – Капитан… то есть извини, мой король… Я, конечно, благодарен, но…

– Не перебивай, – Конан выложил на стол два тяжелых кожаных мешочка, развязал шнурки на одном из них, и на полированные доски высыпалось звонкое серебро. Странная, хотя знакомая чеканка – восьмиугольные монеты Кофа, серебряные орты с изображением оскалившейся львиной головы.

– Здесь этого добра на полную сотню аквилонских кесариев, – продолжил Конан, – ты получаешь их от казны в счет будущих расходов.

– Каких расходов? – я окончательно запутался.

– Дело в том, что завтра с утра ты отправляешься в Немедию. Обеспеченный кофийский дворянин, решивший попутешествовать. Ясно? Насколько я знаю, последний год ты прожил в Кофе, отлично знаешь тамошнее наречие и местные обычаи. В Бельверусе вполне сойдешь за подданного короля Балардуса. Барон Гленнор извещен… Собственно, это он тебя порекомендовал как одного из лучших конфидентов Латераны. Вдобавок я вправе на тебя надеяться как на старого друга.

– И что я должен делать? – стало ясно, что Конан снова решил впутать меня в темную историю. Как все знакомо!

– Учти, сейчас я тебя посвящаю не только в государственную, но и в мою личную тайну, – Конан уселся за стол и нахмурился. – На днях я получил из Бельверуса очень странное письмо. От человека, которого я уважаю всей душой и всем сердцем.

– Кто же этот человек? – осторожно осведомился я.