Страница 70 из 72
Велосипедистом оказалась Варвара. Увидев ее, Даша заслонила ладошкой глаза и тут же скрылась в вагончике.
– Варваре Корнеевне наше нижайшее! – приветствовал ее Архип Матвеевич.
– Здравствуйте кого не видела, – слезая с машины, хмуро ответила Варвара.
– Магарыч с тебя причитается, – вытряхивая из сапога мусор, проговорил Архип.
– С меня-то за что? – прислоняя велосипед к крышке старого кухонного стола, спросила она.
– За подвиг мужний и прочее, – подмигнул Архип Матвеевич.
– Ты, босоногий, не юли! – отвязывая с багажника небольшой чемоданчик, огрызнулась Варвара.
– Юли не юли, а прикатила… Газетку-то сегодняшнюю, поди, читала? – пытал Архип.
– Мне не до чтения… У меня вон мать пропала. Третий день нету, – кривя губы и намереваясь заплакать, ответила Варвара.
– Как это пропала? – поднимая от стола голову, удивился Федя.
– Вот так и нет… Тут не была она?
– Не была, – ответил Федя.
– Мамашу ищешь? – Держа в руке кусачки, Архип, как в подзорную трубу, заглядывал в голенище, отыскивая свой несчастный гвоздок.
– Ну ищу! – косясь на него, отозвалась Варвара. – Может, ты видел?
– Конечно, видел. Позавчера ехала на почтовой летучке, сидела за решеткой, будто тюремщица…
– Не шути, Архип! – взмолилась Варвара.
– Какие там шутки! Мамаша твоя в район покатила, жалобу на своего зятька повезла.
– Врешь!
– Никодим Малый сочинил за пол-литра.
– А может быть, ты сам? – крикнула Варвара.
– Цыц, баба! – Архип погрозил ей кусачками. – Ты на меня голос не поднимай. На меня даже сам эскадронный командир голоса не завышал!
Отойдя в сторонку, он присел на дышло и стал переобуваться.
Варвара, немного успокоившись, открыла свой чемоданчик, выложила на стол поджаренную до румянца курицу, несколько, штук яичек и стопку шанег, завернутых в промасленную бумагу.
– Вам с Мартьяном настряпала, ешьте, – часто помаргивая черными ресницами, суетилась она. – Почему домой не приходишь? Сколько уж дней в бане не был! – укоряла она Федю.
– Да я тут мылся.
– Все равно тебе надо домой… Мы говорили с мамашей про твою свадьбу и решили бычка зарезать. Боковушку тоже оклеить нужно…
Ей хотелось спросить про Мартьяна и Глафиру. В Дрожжевке про них плели бог знает что.
– Не надо оклеивать, – возразил Федя. – Михаил Лукьянович сказал, что мы у них будем жить.
– Федя! – выглянув из вагончика, громко и властно крикнула Даша.
– Ну, вот я, ну? – отозвался Федя.
– Собирайся живо! Нам уже пора. Скоро Ульяна и Чертыковцев трактор пригонят. Слышь, мотор работает!
Запихивая в рюкзак свои и Федькины вещички, Даша зорко поглядывала на Варвару и подслушала весь разговор до единого словечка. Можно было послушать еще, да времени не хватило. Вместе с отцом и Мартьяном они уезжали в совхоз «Степной». Агафон, как начальник комсомольского поста, был выделен ответственным за сборы и своевременный выезд. Где-то поблизости, за ближайшим бугорком, гудел трактор, который должен был тащить их жилой вагончик.
– Машина подходит, слышишь? – поторапливала Дашутка.
– Слышу, слышу, – охотно откликнулся Федя.
– Раз слышишь, иди скорей!
– Даша, попробуй шанежек, – предложила Варвара.
– Нет уж… – Не только шанежек, ей даже не хотелось, чтобы Федор торчал и балясничал около этой злюки. – Ты идешь или нет? – Подняв дынную кожуру, она с презрением швырнула ее к столу с намерением попасть в неслуха Федьку или в табунок лежащих на столе яичек.
Федя аккуратно сложил свои бумаги и направился к своей неугомонной, требовательной подружке. С бугра скатывался трактор и приближался к стану. Впереди лихо пылили рысью два всадника. Поравнявшись с вагончиком, они повернули к нему, сдерживая резвый ход разгоряченных лошадей.
– Ну, как вы тут, готовы? – спросил Агафон, гарцуя на высоком рыжем коне, высоко задирая ему белолобую голову.
– У нас все в порядке! Мы готовы! – крикнула Даша.
– Ну где же готовы? – подъезжая к стану, спокойно заметила Ульяна. – Ни одного арбуза не погрузили.
– Сейчас, Яновна, справимся, – пообещала Даша. – Становись, Федюня! – приказала она своему женишку и, выхватив из кучи крупный белый арбуз, подкинула его на руках и бросила Феде. Тот ловко подхватил и осторожно, катышком пустил в вагончик.
Варвара сидела за столом и молча, отчужденно наблюдала, словно дела этих беспокойных людей совсем ее не касались.
Увидев бывшую хозяйку, Агафон резко остановил коня и с заметной, как показалось Ульяне, поспешностью крикнул:
– Добрый день, товарищи! – и, тут же обернувшись к Голубенковой, быстро, но уже негромко, с подчеркнутым вниманием произнес: – Здравствуйте, Варвара Корнеевна.
Все заметили, как Варя вздрогнула, словно ее подстегнули. Сверкая темными зрачками, она взглядывала то на Ульяну, то на Федю, то снова на Агафона, не зная, куда спрятать глаза.
– Здравствуй… Здравствуй, – удивленно и растерянно проговорила она, настороженно продолжая коситься на подъехавшего Агафона. Он рассматривал бывшую хозяйку с нескрываемым любопытством, как-то по-особенному сдержанно и благожелательно улыбался.
«Вот и пойми таких!» – подумала Варвара, смущаясь все больше и больше. Разве могла понять она, как прекрасны были те новые чувства, которые завладели парнем после всего пережитого с такой девушкой, как Ульяна?
Именно здесь, на этом стане, произошло примирение, когда они приезжали сюда, поздравили Глафиру и Мартьяна с окончанием уборки и устроили на бахчах у Архипа маленькую пирушку. Это был радостный, незабываемый для них день с коротким, но яростным ливнем и громовыми раскатами, под которые Архип Матвеевич своим удивительно приятным голосом затягивал песню о Ермаке. Ульяне было немножко грустно, что стан разорялся. Он был расположен на ее любимом месте, неподалеку от березового колка с неуемным, веселым родничком на опушке. Понравился стан и Варваре. Все это было ей знакомо по прежней работе, когда на весь край гремело ее звено. Хорошо знала она и зеленый вагончик с крылечком, ружье Архипа на колышке стволом вниз, а раньше так висело ружье Мартьяна… Как и прежде, стенная газета на щитке, едва державшаяся на одном гвоздике… Бахчи на склоне бугра, солнечный блеск крутобоких арбузов. А какое здесь ясное и синее небо над вершинами гор; и как смешливы Федя и Даша, кидавшие с рук на руки арбузы и шершавые дыни с неповторимым запахом; даже Гошка и приветливая девушка агроном Ульяна здесь слились неразлучно. От самого стана и молодых людей, тесно жавшихся друг к другу, веяло чем-то уютным, домашним. У Вари защемило в груди.
Склонившись с седла, Агафон сказал Феде и Даше, чтобы они поторопились с погрузкой; помахав им концом Повода, он круто завернул коня и поехал навстречу громыхавшему трактору.
Ульяна догнала Агафона уже на пригорке, с которого некруто сбегала в широкий, золотистый от жнивища дол хорошо укатанная дорога.
– Все-таки ты, Гоша, пожалел Варварушку, – поравнявшись с его конем, сказала Ульяна.
– Просто так, по-человечески… – ответил Агафон. – Она такая потерянная…
Дол наполнялся прохладой. Горный воздух становился оживляюще свежим и ласковым.
– А себя ты уже перестал жалеть? – спросила Ульяна.
– У меня сейчас, Ульяша, такое в душе… Хочется, чтобы все были счастливыми, как Федя и Даша. Мне даже стан этот, и вагон, и родничок – все жаль до смерти.
– Почему? – тихо спросила она.
Он ответил не сразу.
– Ты вспомни, как приезжали поздравлять наших комбайнеров, какая гроза была, Архипушка пел…
Ульяна подняла коротенькую плетку и поправила концом черенка выбившуюся из-под синего берета прядь волос.
– Да, здесь очень хорошо, – по-прежнему тихим голосом подтвердила она. – Этот чудо-родничок, лесок березовый прелесть! А весной цвели такие подснежники! Ты хотел бы здесь жить всегда?
– Очень хотел бы!
– И в таком же вот вагончике?
«Да, с тобой», – хотелось ответить ему, но сказал он совсем другое: